Девчонка руки протянула и головой на край стола

Обновлено: 10.05.2024

С 1959 на журналистской и партийной работе. Книги стихов: «Блокада» (1968), «Улица Росси» (1979), «Долгое эхо» (1979), «Весы» (1986).

СТИХИ (45):

«Мы никогда так много не молчали»

Улица Росси

«Забвенье или память? - спросишь ты»

«Пусть другие судачат»

«Когда живое всё от взрывов глохло»

«Опять война, опять блокада»

«Вновь озноб ледяной волной»

Мёртвые

27 января 1944 года

«Так бывает порою с нами»

Обстрел

Ленинградские деревья

Пленные

В школе

Скрипач

Из писем на Большую Землю

Книги

Ленинградки

«Я смерть свою ни зрением, ни слухом»

Февраль

На Московском вокзале

Картошка

Сугробы

«Врач опять ко мне держит путь»

«Палата спит. А он с самим собою»

В тяжёлой палате

31 декабря 1941 года

Похороны

«Рушится ночью небо»

Облака

«В густом и холодном тумане»

В пути

Сотый день

Дорога жизни

6 декабря 1941 года

«Я забыть никогда не смогу»

«Мы позабыли о тепле»

Младшему брату

«Сначала - тонкий свист над головою»

«За воем сирен»

Бомбёжка

Память

«В блокадных днях мы так и не узнали»

Биография

Юрий Петрович Воронов (13.01.1929 - 5.02.1993) родился в Ленинграде в семье профсоюзного работника. Пережил блокаду Ленинграда. Окончил факультет журналистики Ленинградского университета (1952). Был членом КПСС (с 1951).

Работал заведующим отделом студенческой молодежи в газете «Смена» (1952), секретарем Ленинградского обкома ВЛКСМ и одновременно редактором ленинградской газеты «Смена», зам. гл. редактора (1954-59), затем гл. редактором газеты «Комсомольская правда» (1959-65), ответственным секретарем газеты «Правда» (освобожден в 1967 в связи с публикацией в газете в июле 1965 острокритической статьи А.Сахнина о директоре китобойной флотилии «Слава»), зав. коррпунктом «Правды» в ГДР (1967-84), секретарем правления СП СССР (1984), гл. редактором журнала «Знамя» (1984-86), зав. отделом культуры ЦК КПСС (1986-88), гл. редактором «Литературной газеты» (декабрь 1988 - март 1990).

Дебютировал как поэт в 1945: ленинградская газета «Вагоностроитель» (13.09), но затем почти 20 лет не печатал свои стихи, «дебютировав» вторично в газете «Правда» (7.05.1965) и журнале «Знамя» (1965, № 6). Автор книг стихов: Блокада. М, 1968, 1973, 1977, 1982, 1985, 1987; Память. Л., 1971; Долгое эхо. М., 1979; Улица России. М., 1979; Весы. М., «Сов. писатель», 1986; Белые ночи. М., «Правда», 1987; Весы. М., 1987; Стихотворения. М., 1989. Выпустил также сб. статей: Сила жизни. М., 1962. Печатал стихи в журнале «НМ» (1985, № 7; 1986, № 5).

Член СЖ СССР, СП СССР (1974). Был членом правлений СП РСФСР (1985-91) и СП СССР (1986-91). Народный депутат СССР от СП СССР (1989-91).

Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени (1984), «Знак Почета», «Знамя труда» 1-й степени (ГДР), медалями, в т. ч. «За оборону Ленинграда» (1943). Заслуженный работник культуры РСФСР. Премия им. В. Воровского (1963), Государственная премия РСФСР (1986).

Словарь «Новая Россия: мир литературы»

Стихотворения взяты из книги:

Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом.
Если Вы считаете, что Ваши права нарушены, - свяжитесь с автором сайта.

Юрий Воронов. Блокада.

***
Опять война,
Опять Блокада, -
А может, нам о них забыть?

Я слышу иногда:
"Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне.
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне".

И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда
Не права!

Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память - наша совесть.
Она, как сила, нам нужна.

В ШКОЛЕ
Девчонка руки протянула
И головой –
На край стола.
Сначала думали – уснула,
А оказалось:
Умерла.

Ее из школы на носилках
Домой
Ребята понесли.
В ресницах у подруг
Слезинки
То исчезали, то росли.

Никто
Не обронил ни слова.
Лишь хрипло,
Сквозь метельный стон,
Учитель выдавил, что снова
Занятья –
После похорон.

КНИГИ
Мы, чтоб согреться, книги жжем.
Но жжем их,
Будто сводим счеты:
Те, что не жалко, - целиком,
У этих – только переплеты.

Мы их опять переплетем,
Когда весну в апреле встретим.
А не придется –
Вы потом
Нас вспомните
По книгам этим…

***
Сверху видно,
Как сброшенный им же фугас
Превращает
Дома ленинградские
В груды.
Только жаль,
Что пилоту не видно оттуда
Наших лиц,
Наших сомкнутых губ,
Наших глаз.

Он бы столько увидел!

ЛЕНИНГРАДКИ
Что тяжелее тех минут,
Когда под вьюгой одичалой
Они
На кладбище везут
Детей, зашитых в одеяла.

Когда ночами снится сон,
Что муж навстречу
По перрону…
А на пороге почтальон,
И не с письмом,
А с похоронкой.

Когда не можешь есть и спать
И кажется, что жить не надо…
Но ты жива.
И ты опять
Идешь
На помощь Ленинграду.

Идешь, сжимая кулаки,
Сухие губы стиснув плотно.
Идешь.
И через грудь платки,
Крест-накрест,
Лентой пулеметной.

ПОСЛЕ ЗИМЫ
Чтоб знать, кто выжил,
Пишем всем знакомым,
А вот ответы
Редкие идут.
Нам больше отвечают управдомы:
"Все умерли. На фронте. Не живут. "

И вдруг
Письмо от бывшего соседа:
"Хожу с трудом, но это не беда.
На днях пойдет трамвай,
И я заеду. "
Трамвай пойдет опять -
Вот это да!

БРАТСКАЯ МОГИЛА
Над ним
Оркестры не рыдали,
Салют прощальный не гремел.
Поскольку досок не достали,
Он
Даже гроба не имел.

И даже собственной могилы
Ему
Не довелось иметь.
У сына не хватило б силы:
Его бы тоже
Сбила смерть.

Но тут
Другие люди были,
И сын
Пошел с лопатой к ним.
Все вместе
К вечеру отрыли
Одну могилу – семерым.

И знали люди,
Обессилев
И завершив печальный труд:
Могилы общие в России
Недаром
Братскими зовут.

***
Заснешь –
И могут смолкнуть пушки,
Растает холод, будто не был,
И вместо ледяной подушки –
Горячая буханка хлеба.

Проснешься –
А в тебя опять
Их дальнобойные колотят.
У нас в палате
Минус пять,
Уже четвертый день
Не топят.

Мы бредим
Хлебом и теплом.
И все ж, весна,
Ты будешь нашей.
Смотрите,
Хлопья за окном
Летят, как лепестки ромашек!

КОМСОМОЛЬЦЫ БЫТОВЫХ ОТРЯДОВ
Бывает так:
Когда ложишься спать,
Тревожишься за завтрашнее дело,
А по утру
От слабости не встать,
Как будто к простыне примерзло тело.

И ты отдашь им карточку на хлеб,
Ещё боясь,
Что могут не вернуться.
Потом поймешь,
Что был ты к людям слеп,
И губы
Виновато улыбнутся.

А в печке затрещит разбитый стул,
И кто-то за водой,с ведром на санках.
И кто-то ночью,
Словно на посту,
Подбросит щепок в дымную времянку.

Они добром и словом врачевали
Бойцы из Бытотряда над Невой.
Ведро воды - и люди вновь вставали
Пусть говорят,что нет воды живой!

***
На Литейный
Снаряды ложатся,
Искалечен некрасовский дом,
Старику
Помогают подняться
Две дружинницы
С красным крестом.

Только сдавленный шепот:
"Не надо" -
Как свеча
Полыхнул и погас.
Мы
Воронки от этих снарядов
Заровняем землей
Через час.

ПОХОРОНЫ
Тяжело,
Потому что нами
Занялись и мороз, и вьюга.
Потому что земля как камень.
Потому что хороним друга.

Мы хороним тебя без гроба,
Без цветов, без речей, без плача
И не скажем ни слова, чтобы
Оправдаться.
Нельзя иначе.

Нам,
Тебя хоронящим людям,
Ты обязан простить все это.
Если ж вдруг
Мы тебя забудем,
Вот тогда нам прощенья нету.

КАМНИ
Нам пишут:
"Будьте стойки, как гранит. "
Но память
Этих строк не сохранит.

Не потому,
Что стертые слова.
Не потому,
Что стоптано сравненье.
Бывает,
И осенняя трава
В глаза ударит
Свежестью весенней.
Не потому,
Что к слову здесь мертвы, -
Нужней, чем тут,
Оно нигде не будет!
Но без людей
И каменные львы,
И мрамор зданий,
И гранит Невы
Не поднимали б к солнцу головы.

. О, камни!
Будьте стойкими, как люди!

***
Я забыть
Никогда не смогу
Скрип саней
На декабрьском снегу.

Тот пронзительный,
Медленный скрип:
Он как стон,
Как рыданье,
Как всхлип.

Будто все это
Было вчера…
В белой простыне –
Брат и сестра…

ЛЕНИНГРАДСКИЕ ДЕРЕВЬЯ
Им долго жить -
Зеленым великанам,
Когда пройдет
Блокадная пора.
На их стволах -
Осколочные раны,
Но не найти рубцов от топора.

И тут не скажешь:
Cохранились чудом.
Здесь чудо или случай
Ни при чем.
Деревья!
Поклонитесь низко людям
И сохраните память
О былом.

Они зимой
Сжигали все, что было:
Шкафы и двери,
Стулья и столы.
Но их рука
Деревьев не рубила
Сады не знали
Голоса пилы.

Они зимой,
Чтоб как-нибудь согреться -
Хоть на мгновенье,
Книги, письма жгли.
Но нет
Садов и парков по соседству,
Которых бы они не сберегли.

Не счесть
Погибших в зимнее сраженье.
Никто не знает будущих утрат.
Деревья
Остаются подтвержденьем,
Что, как Россия,
Вечен Ленинград!

Им над Невой
Шуметь и красоваться,
Шагая к людям будущих годов.
. Деревья!
Поклонитесь ленинградцам,
Закопанным
В гробах и без гробов.

ФЕВРАЛЬ
Какая длинная зима
Как время медленно крадется
В ночи ни люди, ни дома
Не знают кто из них проснется

А по утру когда снега
Метелью застилают небо
Опять короче чем вчера
Людская очередь за хлебом

В нас голод убивает страх
Но он же убивает силы
На Пискаревских пустырях
Все шире братские могилы

И зря порою говорят
"Не все снаряды убивают"
Когда мишенью ЛЕНИНГРАД
Я знаю, мимо не бывает

Ведь даже падая в Неву
Снаряды в нас чтоб нас ломало
Вчера там каменному льву
Осколком лапу оторвало

Но лев молчит, молчат дома
А нам по прежнему бороться
Чтоб жить и не сойти с ума
Какая длинная зима,
Как время медленно крадется

***
Когда живое всё от взрывов глохло,
А он не поднимал ни глаз, ни рук,
Мы знали: человеку очень плохо.
Ведь безразличье хуже, чем испуг.

Мы знали: даже чудо не излечит,
Раз перестал он жизнью дорожить.
Но был последний способ - взять за плечи
И крикнуть человеку: «Надо жить!»

Приказом и мольбой одновременно
Звучал тот полушёпот-полукрик.
И было так: с потусторонним пленом
Вновь расставался человек в тот миг.

И если вдруг от боли или муки
Я стану над судьбой своей тужить,
Ты, как тогда, на плечи брось мне руки
И, как тогда, напомни: «Надо жить. »

ПАМЯТЬ
Неверно,
Что сейчас от той зимы
Остались
Лишь могильные холмы.
Она жива,
Пока живые мы.

И тридцать лет,
И сорок лет пройдет,
А нам
От той зимы не отогреться.
Нас от нее ничто не оторвет.
Мы с ней всегда -
И памятью и сердцем.

Чуть что -
Она вздымается опять
Во всей своей жестокости нетленной.
"Будь проклята!" - мне хочется кричать.
Но я шепчу ей:
"Будь благословенна".

Она щемит и давит.
Только мы
Без той зимы -
Могильные холмы.

И эту память,
Как бы нас ни жгло,
Не троньте
Даже добрыми руками.

Когда на сердце камень -
Тяжело.
Но разве легче,
Если сердце - камень.

***
В блокадных днях
Мы так и не узнали:
Меж юностью и детством
Где черта.
нам в сорок третьем
Выдали медали.
И только в сорок пятом -
Паспорта.
И в этом нет беды.
Но взрослым людям,
Уже прожившим многие года,
Вдруг страшно оттого,
Что мы не будем
Ни старше, ни взрослее,
Чем тогда.

САЛЮТ НАД ЛЕНИНГРАДОМ
За залпом залп.
Гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем.
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы
Тихо плачут.

Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость
Слишком велика -
Гремит салют над Ленинградом!

Их радость велика,
Но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют
С тобой
Пол-Ленинграда не поднялось.

Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе -
Салют!
Сегодня ленинградцы
Плачут.

УЛИЦА РОССИ

1
На улице Росси строй жёлтых фасадов
Подчёркнуто чёток, как фронт на парадах.
Она небольшая. И нет ленинградца,
Который сумел бы на ней затеряться.

Здесь фильмы снимают при ясной погоде,
Туристы, беседуя с гидами, бродят.
Проходят девчонки с походкой приметной,
Поскольку тут здание школы балетной.

Я тоже на улице Росси бываю.
Но мне здесь невесело: я вспоминаю.

2
Дворец пионеров, что с улицей рядом,
Стал новой больницей в начале блокады.
Сюда привозили из разных районов
И тех, кто спасён был в домах разбомблённых,
И тех, кто контужен был вражьим снарядом,
И тех, кто в дороге от голода падал.

Я помню, как плотно стояли кровати
В промёрзлой насквозь полутёмной палате.
Мне видятся скорбные лица лежащих
И слышится голос соседа всё чаще.
Он, если мы долго и мрачно молчали,
Читал нам «Онегина»: чтоб не скучали.

Мы верили твёрдо: вот-вот наступленье,
Когда согласились с его предложеньем,
Что в первую пятницу после Победы
Все в полдень на улицу Росси приедут.

Сомненья по поводу места для сбора
Он тут же развеял без долгого спора:
— До Росси не только легко добираться:
На улице этой нельзя затеряться.

А вскоре в метель, что гудела, бушуя,
Его отправляли на землю Большую.
Он еле дышал, но, прощаясь, нам бросил:
— Пока. Не забудьте про улицу Росси.

3
Я в пятницу вслед за победным салютом
На встречу приехал минута в минуту.
Я ждал. Я в надежде к прохожим бросался.
Но снова и снова один оставался.

Забыть уговор? Не могли! Неужели.
А может быть, с фронта прийти не успели?
А кто-то оставить работу не может.
Но в сорок шестом повторилось всё то же.

4
Всё то же. А время без устали мчится.
Я в чудо не верю: его не случится.
Но в первую пятницу после Победы
Я снова на улицу Росси поеду.
Мне надо с друзьями тех лет повидаться.

На улице этой
нельзя
затеряться!

ТРОЕ
Я к ним подойду. Одеялом укрою.
О чем-то скажу, но они не услышат.
Спрошу — не ответят.
А в комнате — трое.
Нас в комнате трое, но двое не дышат.
Я знаю: не встанут.
Я все понимаю.
Зачем же я хлеб на три части ломаю?

***
Наш город в снег до пояса закопан.
И если с крыш на город посмотреть,
То улицы похожи на окопы,
В которых побывать успела смерть.

Вагоны у пустых вокзалов стынут,
И паровозы мёртвые молчат, -
Ведь семафоры рук своих не вскинут
На всех путях, ведущих в Ленинград.

Луна скользит по небу одиноко,
Как по щеке холодная слеза.
И тёмные дома стоят без стёкол,
Как люди, потерявшие глаза.

Но в то, что умер город наш, - не верьте!
Нас не согнут отчаянье и страх.
Мы знаем от людей, сражённых смертью,
Что означает: «Смертью смерть поправ».

Мы знаем: клятвы говорить непросто.
И если в Ленинград ворвётся враг,
Мы разорвём последнюю из простынь
Лишь на бинты, но не на белый флаг!

Мною была записана песня на стихи Ю.Воронова "Ленинградки". Подробнее об этом здесь.

Девчонка руки протянула и головой на край стола

Фрагмент из спектакля "Ленинградский метроном".

Нежданная осень пришла в Ленинград,
Пожухлой листвой шелестит непогода,
И наша Нева вспоминает опять
Дождливый сентябрь сорок первого года.

Не те уже воды уносит река,
Блокадное время даво пролетело,
Но страшная надпись стучится в сердца,
Как память войы, как гроза артобстрела!

Их мало осталось - седых стариков,
Героев войны, рядовых обороны,
Прорвавших блокады стальное кольцо,
По Жизни - дороге, ведя эшелоны!

Редеют шеренги - мы помним о них,
Печален мотив уходящих мгновений.
И корочка хлеба, и детский отчаянный крик -
Пусть всё сохранится в сердцах поколений.

И стук метронома, и скрежет, и грохот вдали.
И город наш мирный, и Летнего сада ограда.
На всех языках, в лексиконах земли:
Война, Ленинград, сорок первый, блокада!

Сергей Давыдов
Осень на Пискаревском кладбище

Проливная пора в зените,
дачный лес
почернел и гол.
Стынет памятник.
На граните
горевые слова Берггольц.
По аллеям листва бегом.
Память в камне,
печаль в металле,
машет вечным крылом огонь.

Ленинградец душой и родом,
болен я Сорок первым годом.
Пискаревка во мне живет.
Здесь лежит половина города
и не знает, что дождь идет.

Память к ним пролегла сквозная,
словно просека
через жизнь.
Больше всех на свете,
я знаю,
город мой ненавидел фашизм.
Наши матери,
наши дети
превратились в эти холмы.
Больше всех,
больше всех на свете
мы фашизм ненавидим,
мы!

Среди проселочной дороги
Стоял недвижно человек.
Не смеют стать больные ноги
На грязный, запыленный хлеб.

Поднял старик краюху хлеба
И к сердцу, как дитя, прижал.
Ни облачка на чистом небе,
А хлеб, как раненый, стонал.

Как те безусые солдаты,
Что в хлебном поле полегли,
Уйдя в легенду безвозвратно
За жизнь и честь родной земли.

Над ними плакала пшеница,
Шепча проклятия врагу.
С солдатской долей породниться
Не раз пришлось ей за войну.

Их хлеборобы не забыли
И шли, как в бой, за урожай..
Очистил хлеб старик от пыли,
К груди взволнованной прижал.

Так кто ж осмелился краюху
На пыль дороги уронить?
Видать, не знал он и по слухам,
Как нелегко хлеба растить!

Девчонка руки протянула
И головой –
На край стола.
Сначала думали – уснула,
А оказалось:
Умерла.

Ее из школы на носилках
Домой
Ребята понесли.
В ресницах у подруг
Слезинки
То исчезали, то росли.

Нам, живущим, не понять,
Что чувствовал ребёнок, угасая,
Везя на санках умершую мать
И губы от бессилия кусая…

Звучат сирены, метронома звук
Тревожит память деточек блокадных:
Им выпало без счёта адских мук,
Труда для фронта без речей парадных,

Им выпало, но люди не сдались,
Не сдался город, взрослые и дети!
Их памяти, живущий, поклонись
И расскажи – пусть помнят!- нашим детям.

Стихотворение Рябинина Василия Дмитриевича, прислала внучка, Оля Лютина

ДЕТЯМ БЛОКАДНОГО ЛЕНИНГРАДА ПОСВЯЩАЕТСЯ

Неудержимые года притормозить
Не в Вашей власти.
Так было, будет, но всегда,
Чем больше лет, тем больше счастья.

Оно прошло с Вами нелегкий путь
Дорогою труда, а не тропою,
Оно порой сжимало грудь
От чувств, подаренных судьбою.

Но пришла война, была блокада и лютый холод.
В домах нет света, нет тепла и нет воды,
В квартирах смерть и страшный голод,
Но в них же были дети - это Вы.

Вам повезло, Вы пережили
Голод, холод, муки ада.
В борьбе за жизнь Вы веру сохраняли,
Что будет прорвано смертельное кольцо у Ленинграда.

И вот возмездие свершилось.
Блокада прорвана, война ПОБЕДОЙ завершилась
И вновь всех радовали дети,
Как лучшее творение людей на белом свете.

Рано взрослыми Вы стали,
Стране окрепнуть помогали.
За труд и подвиг Вам была награда:
Знак "Жителю блокадного Ленинграда".

Так пусть и впредь же Вас хранит
Свой Бог, Ваш Ангел,
А судьба подобна женщине была,
Любимой, милой и родной, всегда желанной и живой.

Сегодня я Вам всем желаю
Здоровья, счастья, многих лет.
И пусть в душе у всех прекрасной
Всегда, всегда
Зари рассвет
И солнца свет!

ГДЕ, У КАКОЙ БЕРЕЗЫ

Где, у какой березы
Пуля тебя сразила,
Оборвала надежды
Всех, кто любил и ждал?
Знает об этом ветер,
Помнят поля России,
Ноют об этом раны
Тех, кто смерть побеждал.

Может, черные галки
Видели, пролетая,
Как остывало небо
В синих твоих глазах?
Где-то на крышу дома
Галочья села стая
В той деревушке дальней,
Что затерялась в лесах.

Это не ветер воет
Ночью в холодном поле.
Это от горя стонет
Русская мать во ржи:
- Коленька, Коля, Коля,
Милый ты мой соколик,
Что ж ты, сынок, наделал?
Где ты, родной, лежишь?

Где, у какой сосёнки
Тихо шептали губы:
- Мама, прости, родная,
Что не приду домой.
Где говорил ты ветру,
Стиснув от боли зубы,
Чтоб не ждала невеста
К свадьбе тебя зимой?

Знают поля России,
Знают леса России,
Знают степные травы
Спящих героев сны,
Помнят, какой обильной
Кровушкой оросили
Землю во имя жизни
В битвах ее сыны.

(Стихи Александра Крюкова)

Софи Ко
ДЕТИ ЛЕНЕНГРАДА

Как жить без мамы и отца
Без хлеба дома и тепла ,
Всё это отняла война .
Не хлюпали не плакали не ныли
Ребята ленинградские - а жили !
В них теплилась едва душа
Подкашивались ноги от бессилия .
Всё отняла у них война ,
Оставив ненависть к фашискосму насилью .
Стеклянные глаза без страха к смерти ,
Голодные худые ленинградские дети .
Со взрослыми сражались вместе,
Им помогая , позабыв о детстве.
Повесть помнит каждый человек,
Залитый кровью , детский след.

Помню первый пугающий взрыв,
Помню первый застывший страх,
Помню кошку сжимала в руках,
Слезы брата в смелых глазах.
Вой сирены и потолок,
Зашатался как в страшном сне,
Кто от бомбы укрыться смог?
Сводка: выживших нет.

(по рассказам из блокадных дневников,
Савина Валентина Васильевна, 1935 г/р)

Раньше, пока не было войны,
Мы играли вместе с синеглазкой,
Я смеясь, подтягивал штаны,
Животом кидаясь на салазки.

Раньше, пока не было войны,
Не было бомбежек и сирены,
Мирно улыбался я сквозь сны,
Слыша треск простых в печи поленьев.

Раньше, пока не было войны,
В дом с работы возвращался с папой,
Бабушка всегда пекла блины,
И мяукал кот, лизавший лапы.

Раньше, пока не было войны,
Я смотрел на голубое небо,
Мне б вернуть все это до зимы,
И со всеми бы наесться хлеба.

Печь - буржуйка совсем остыла.
Стало в комнате холодно слишком.
В целом мире время застыло.
Тихо хнычет мой младший братишка.

Одеяла больше не греют.
Мы лежим, прижавшись друг к дружке.
Громко воют злые метели.
Стала камнем холодным подушка.

А вчера также выла сирена,
И кричали на улице люди.
А у мамы сегодня смена,
Значит, хлебушек вечером будет.

Брат сжимает в своих объятьях
Мишку с вырванной левой лапой.
Мама в печке сожгла все платья,
А без мишки он очень плакал.

Расскажу я тебе, братишка,
О том мире, где только лето.
Я читала об этом в книжке.
Там, наверное, папа наш где-то.

И, возможно, бабушка наша.
Ты скучаешь по ней, братишка?
И, быть может, к лучшему даже,
Что звучат твои всхлипы всё тише.

Ты поспи до прихода мамы.
И горячий чай у нас будет.
А во сне ты увидишь страны,
Где не знают о войнах люди.

Всё закончится скоро, конечно!
Нас спасут, станет всё как надо.
Ведь зима не бывает вечно.
Лишь бы только дождаться маму.

Тихо падает старый мишка,
Что с оторванной левой лапой.
Осторожно толкну братишку:
Ты зачем его бросил на пол?

Эй, проснись! Возвратилась мама!
Почему ты молчишь, братишка?
. Столько лет прошло, а в кошмарах
Мне всё снится плюшевый мишка.

Болдырева Ольга Михайловна

Сегодня праздник в городе. Сегодня
мы до утра, пожалуй, не уснем.
Так пусть же будет как бы новогодней
и эта ночь, и тосты за столом.

Мы в эту ночь не раз поднимем чаши
за дружбу незапятнанную нашу,
за горькое блокадное родство,
за тех, кто не забудет ничего.

И первый тост, воинственный и братский,
до капли, до последнего глотка,-
за вас, солдаты армий ленинградских,
осадою крещенные войска,
за вас, не дрогнувших перед проклятым
сплошным потоком стали и огня.
Бойцы Сорок второй, Пятьдесят пятой,
Второй Ударной,- слышите ль меня?
В далеких странах, за родной границей,
за сотни верст сегодня вы от нас.
Чужая вьюга хлещет в ваши лица,
чужие звезды озаряют вас.

Но сердце наше - с вами. Мы едины,
мы неразрывны, как и год назад.
И вместе с вами подошел к Берлину
и властно постучался Ленинград.

Так выше эту праздничную чашу
за дружбу незапятнанную нашу,
за кровное военное родство,
за тех, кто не забудет ничего.

А мы теперь с намека, с полуслова
поймем друг друга и найдем всегда.
Так пусть рубец, почетный и суровый,
с души моей не сходит никогда.
Пускай душе вовеки не позволит
исполниться ничтожеством и злом,
животворящей, огненною болью
напомнит о пути ее былом.

Пускай все то же гордое терпенье
владеет нами ныне, как тогда,
когда свершаем подвиг возрожденья,
не отдохнув от ратного труда.

Мы знаем, умудренные войною:
жестоки раны - скоро не пройдут.
Не все сады распустятся весною,
не все людские души оживут.

Мы трудимся безмерно, кропотливо.
Мы так хотим, чтоб, сердце веселя,
воистину была бы ты счастливой,
обитель наша, отчая земля!

И верим: вновь пути укажет миру
наш небывалый, тяжкий, дерзкий труд.
И к Сталинграду, к Северной Пальмире
во множестве паломники придут.

Придут из мертвых городов Европы
по неостывшим, еле стихшим тропам,
придут, как в сказке, за живой водой,
чтоб снова землю сделать молодой.

Так выше, друг, торжественную чашу
за этот день, за будущее наше,
за кровное народное родство,
за тех, кто не забудет ничего.

Подборка стихов "Блокада Ленинграда"

Девчонка руки протянула
И головой - на край стола.
Сначала думали - уснула,
А оказалось - умерла.

Её из школы на носилках
Домой ребята понесли.
В ресницах у подруг слезинки
То исчезали, то росли.

Никто не обронил ни слова.
Лишь хрипло, сквозь метельный сон,
Учитель выдавил, что снова
Занятья - после похорон.

За залпом залп. Гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем цветами пестрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока, ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика –
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол-Ленинграда не поднялось…
Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе – салют!
Сегодня ленинградцы плачут…

И на Литейном был один источник.
Трубу прорвав, подземная вода
однажды с воплем вырвалась из почвы
и поплыла, смерзаясь в глыбы льда.
Вода плыла, гремя и коченея,
и люди к стенам жались перед нею,
но вдруг один, устав пережидать, -
наперерез пошел по кромке льда,
ожесточась пошел, но не прорвался,
а, сбит волной, свалился на ходу,
и вмерз в поток, и так лежать остался
здесь,
на Литейном,
видный всем, -
во льду.
А люди утром прорубь продолбили
невдалеке и длинною чредой
к его прозрачной ледяной могиле
до марта приходили за водой.
Тому, кому пришлось когда-нибудь
ходить сюда, - не говори: "Забудь".
Я знаю все. Я тоже там была,
я ту же воду жгучую брала
на улице, меж темными домами,
где человек, судьбы моей собрат,
как мамонт, павший сто веков назад,
лежал, затертый городскими льдами.
О.Берггольц ("Твой путь", поэма; апрель 1945)

Холодный. цвета стали,
Суровый горизонт.
Трамвай идет к заставе,
Трамвай идет на фронт.
Фанера вместо стекол,
Но это ничего,
И граждане потоком
Вливаются в него.
Немолодой рабочий -
Он едет на завод,
Который дни и ночи
Оружие кует.
Старушку убаюкал
Ритмичный счтук колес:
Она танкисту-внуку
Достала папирос.
Беседуя с сестрою
И полковым врачом,
Дружинницы - их трое -
Сидят к плечу плечом.
У пояса граната,
У пояса наган,
Высокий, бородатый,-
Похоже, партизан.
Пришел помыться в баньке,
Побыть с семьей своей,
Принес сынишке Саньке
Немецкий шлем-трофей -
И снова в путь-дорогу,
В дремучие снега,
Выслеживать берлогу
Жестокого врага,
Огнем своей винтовки
Вести фашистам счет.
Мелькают остановки,
Трамвай на фронт идет.

Вера Инбер "Трамвай идет на фронт"

Вдогонку уплывающей по Неве льдине
Был год сорок второй,
Меня шатало
От голода,
От горя,
От тоски.
Но шла весна —
Ей было горя мало
До этих бед.

Разбитый на куски,
Как рафинад сырой и ноздреватый,
Под голубой Литейного пролет,
Размеренно раскачивая латы,
Шел по Неве с Дороги жизни лед.

И где-то там
Невы посередине,
Я увидал с Литейного моста
На медленно качающейся льдине —
Отчетливо
Подобие креста.

А льдинка подплывала,
За быками
Перед мостом замедлила разбег.
Крестообразно,
В стороны руками,
Был в эту льдину впаян человек.

Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
На окаянном «Невском пятачке»,
А мальчик,
По-мальчишески неловкий,
В ремесленном кургузном пиджачке.

Как он погиб на Ладоге,
Не знаю.
Был пулей сбит или замерз в метель.

Вместо супа - бурда из столярного клея,
Вместо чая - заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.

Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад.
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах - Ленинград.

Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград? -

Не шумите вокруг, он дышит,
Он живой еще, он все слышит,

Как на влажном балтийском дне
Сыновья его бредят во сне.

И из недр его вопли: "Хлеба!"
До седьмого восходят неба.

Пусть отворят райскую дверь,
Пусть помогут ему теперь.
1941. 28 сент.
А.Ахматова

Говорят ленинградцы

Чего бы нам пророки ни вещали,
Ни перед кем мы не были в долгу.
Исполнили, как деды завещали,-
Мы Ленинград не отдали врагу!

Легенды снова сделали мы былью,
А враг наш был смертелен, но не нов,
Мы первые его остановили
В Европе, потрясенной до основ.

Лишь четверть века мирно миновало,
А кажется, уже прошли века,
И Ленин так же, как тогда - сначала,
Нам с башни говорит броневика.

Гремят салюты и веселий струны,
Лежат снега светлее серебра,
А белой ночью комсомолец юный
О подвигах мечтает до утра.

Николай Тихонов

По воду
Я в гору саночки толкаю.
Ещё немного – и конец.
Вода, в дороге замерзая,
Тяжёлой стала, как свинец.
Метёт колючая пороша,
А ветер каменит слезу.
Изнемогая, точно лошадь,
Не хлеб, а воду я везу.
И Смерть сама сидит на козлах,
Упряжкой странною горда…
Как хорошо, что ты замёрзла,
Святая невская вода!
Когда я поскользнусь под горкой,
На той тропинке ледяной,
Ты не прольёшься из ведёрка,
Я привезу тебя домой.

Варвара Вольтман-Спасская

Февраль
Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся.
В ночи ни люди, ни дома
Не знают, кто из них проснётся.

И поутру, когда ветра
Метелью застилают небо,
Опять короче, чем вчера,
Людская очередь за хлебом.

В нас голод убивает страх.
Но он же убивает силы.
На Пискарёвских пустырях
Всё шире братские могилы.

И зря порою говорят:
«Не все снаряды убивают. »
Когда мишенью - Ленинград,
Я знаю - мимо не бывает.

Ведь даже падая в Неву,
Снаряды - в нас, чтоб нас ломало.
Вчера там каменному льву
Осколком лапу оторвало.

Но лев молчит, молчат дома,
А нам - по-прежнему бороться,
Чтоб жить и не сойти с ума.
Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся.

На Невском замерло движение.
Не ночью, нет-средь бела дня .
На мостовой, как изваянье,
Фигура женщины видна.

Там, на дороге, как во сне,
Седая женщина стояла-
В её протянутых руках
Горбушка чёрная лежала.

Нет, не горбушка, а кусок,
Обезображенный бездушьем,
Размятый множеством машин
И всё забывшим равнодушьем.

А женщина держала хлеб
И с дрожью в голосе шептала:
-Кусочек этот бы тогда-
И сына б я не потеряла.

-Кусочек этот бы тогда.
Кусочек этот бы тогда.
Кто осквернил? Кто позабыл?
Блокады страшные года.

Кто, бросив на дорогу хлеб,
Забыл, как умирал сосед?
Детей голодные глаза
С застывшим ужасом, в слезах.

А Пискарёвку кто забыл?
Там персональных нет могил.
Там вечный молчаливый стон
Терзает память тех времён.

Им не достался тот кусок.
Лежащий здесь. у ваших ног.
Кусок, не подаривший жизнь.
Кто бросил Хлеб-тот отнял жизнь.

Кто предал Хлеб?
Его вину суду погибших предаю.
Священный ленинградский Хлеб-
Сто двадцать пять священных граммов-

Лежит в музее под стеклом,
Свидетель мужества поправу.
На Невском замерло движенье.
Седая мать, печаль храня,
Кусок израненного Хлеба
В руках натруженных несла.

Читайте также: