Степь ровная как стол
Обновлено: 19.05.2024
Что-то сегодня на меня нахлынули воспоминания. День какой-то ненастный, дождик. Осень, наверное, всё-таки пришла. Всё понимаю, пора, но что-то не хочется, солнышка бы побольше, тишины. А тут ветер холодный налетел, дождик хлёстко бьёт по щекам, листья летят в лицо и зябко, и хочется в тепло, к печке или с ногами на диван, под тёплую бабушкину шаль. Но иду ещё в летнюю кухню, дела держат, яблоки надо определить. Поэтому обедаем, ужинаем там же.
Я сегодня герой дня. Подвиг совершила. Вареники с поздникой, то бишь, с паслёном, наделала. Четыре часа сидела, лепила в холодной кухне. Никаких приспособлений, только руками, как бабушка учила. Вареники один к одному, красавцы. И с тестом угадала, в меру мягкое, упругое и рваться не будет. И сметана есть. Сейчас отварю и в мисочку, со сметанкой и сахарком. Ах, праздник живота!
Муж счастливый! Этот праздник для него, его заказ. Здесь в степи две ягоды, смородина в посадках и поздника. Раньше огородов не было, но были, в каждой бригаде, парники и огромные плантации овощей. Вот там-то, буйным цветом росла поздника и с июля по октябрь радовала ягодами. А любовь к вареникам с паслёном из детства. Моя свекровь с работы возвращалась мимо плантации и приносила домой на огромном капустном листе горку чёрной поздники. Тут же месила тесто и быстренько лепила вареники. То-то для детворы праздник. Детство прошло, а сочетание – вареники с поздникой и праздник, осталось у мужа на всю жизнь.
У нас, на правом берегу, позднику ещё называли бзникой, за то, что паслён немного ядовит и если, съесть много зелёной ягоды, наступит отравление, что ведёт к поносу. Ещё бы, ведь это удивительное семейство Паслёновых содержит больше полутора тысяч различных видов растений, среди которых присутствуют ядовитые, опасные растения – мандрагора, белладонна, дурман, белена. Есть в этом семействе и любимые овощи, и душистые цветы, такие как петуньи, табак, физалисы.
А у нас, я не помню, чтобы вареники с паслёном делали. Есть ягоду ели, а вот вареники – нет, не делали. У нас, вареники делали с вишней. Нарвёшь сочную, сладкую вишню, от косточек освободишь и к маме. Мама передник повяжет и себе, и мне, и за нашим маленьким столом, в крохотной кухоньке, лепим мы вареники, а мама ещё что-нибудь рассказывает, разные истории из детства, из жизни. И хорошо как-то, спокойно, и хочется, чтобы вишня не заканчивалась. И мама – только моя.
И у Гали с варениками связаны самые лучшие детские воспоминания. Детство её прошло в очень большом селе Орлов-Гай, на Узене, в семидесяти километрах от райцентра. Степь-матушка! Катись, как перекати-поле, ни за что не зацепишься, ни за кустик, ни за деревце. Степь, ровная, как стол, от горизонта до горизонта. Какие там посадки? Какой лесок? Нет ничего. И только вдоль по Большому Узеню, на семь километров в длину и четыре километра в ширину растянулось старое степное село. Население составляло восемнадцать тысяч жителей. В 60х годах три больших колхоза находились на территории села, со своим большим производством. Были сады, были и плантации, и всё поливалось по бороздам. А там, где уход за землёй и вода, там и сорняки, в том числе и паслён, единственная ягода в жаркой степи.
Паслён-позднику собирали вёдрами. Варили варенье, сушили в печках на больших сковородах, чтобы зимой использовать как начинку для лаптей, плюшек по-нашему. Мои бабушки и мама делали плюшки исключительно из сушёных яблок, напаренных иногда с апельсиновыми корками. А здесь, в суровой степи, эти же плюшки называли лаптями. Их делали и с яблоками тоже, но самым шиком, вкуснее некуда, с начинкой из сушеного паслёна. А ещё готовили маканцы, опять же с поздникой. Из кислого теста лепили их наподобие вареников и укладывали, обмакивая в сливки, или в чугунок, или в широкую толстостенную посуду, заливали свежими сливочками, посыпали сахаром, сверху из этого же теста делали лепёшку и закрывали маканцы, и в печь, томиться. М-м- м! Не надо никаких пирожных. Перед таким блюдом они – ничто. И зажаренная лепёшка уходила на ура! Но вкуснее всего, всё же вареники.
Даже в Казахстане любят и готовят вареники с поздникой, но называют её иначе – воронежка. Почему воронежка? Да потому, что ягода похожа на вороний глаз.
Любим мы вареники, любим. Да потому, что связано это с нашими бабушками и мамами, и с родительским домом, когда нас любили и баловали. Вареники – это же часть нашего детства. Это чувство покоя и счастья.
А вообще-то вареники, с чем только ни делают. Какую только начинку не кладут и капусту, и картошку, и грибы, и фрукты, и творог, и ягоды, и крупы, и, даже, муку с салом.
У вареников в мире огромное количество «родственников».
И в первую очередь малороссийские галушки с сыром. Во вторых наши пельмени, которые любят все, от мала до велика. А ещё ушки, пермени, манты в Восточной России и Сибири, колдуны в Западной России и Белоруссии. Тибетские момо из мяса яка, пелбен – большие пельмени шорцев. Итальянские равиоли, подкоголи – марийской кухни. Японские гёдза, корейские кимчи манду, турецкие дюш-вара из баранины, грузинские хинкали, бурятские буузы. В Индии – модак, с начинкой из мякоти кокосового ореха. В Азербайджане и Иране – дюшпара, чучпара, суп с маленькими пельмешками, размером с жемчужину. В Армении – бораки, напоминающие по форме вулкан, цилиндрические с открытым верхом, у них особая функция, они призваны задабривать духов гор. А вот вьетнамские бан бот лок – просто пища. Множество блюд китайской кухни: дим-сум, цзяоцзы, баоцзы, вонтоны, фан гуо, сяо лонг бао. И основное отличие этих блюд только в разнообразной начинке и внешней форме. Интересно, правда!
А какой паслён полезный! Чёрный паслён очень широко применяется в народной медицине. Его ещё Гиппократ и Диоскорид применяли в своей практике. А индийская медицина и по сей день использует его при лечении лихорадки, при болезнях печени, даже циррозе, туберкулёзе, дизентерии, заболеваниях глаз. И список болезней, при которых показан чёрный паслён очень большой. Просто впечатляет!
"Леночка, не ешь персики". История про ракеты, асбест и онкодиспансер. И как трудно Родину любить.
Ни когда не хотела замуж за военного, а вышла. То ли любовь, то ли судьба, то ли рубашка защитного цвета, которую носил любимый дедушка так сработали. Замуж за курсанта означало первый год видеть его раз в неделю. Потом вышло послабление видеть каждый день, но только ночью.
А как только твой курсантик становился лейтенантом, то его, а соответственно и вас отправляли на всю жизнь в военный городок на окраине Родины.
Нам достался городок на границе Оренбургской области и Казахстана. Севернее нас платили северные, южнее нас платили за недостаток кислорода. Нам ничего не платили, но у нас все было. И холодная зима 9 месяцев в году и недостаток кислорода. Да плюс еще собственный онкодиспансер на 17 тысяч душ населения.
Потому что около города, кроме шахт с ядерными ракетами был еще асбестовый комбинат, где асбест добывали открытым способом, да еще и роза ветров, конечно, была на город. А асбест, как вы знаете, вызывает рак. Ни в одном городе страны я потом за всю жизнь не слышала, чтобы так кашляли дети.
Вокруг городка расстилалась красноватого цвета степь, ровная как стол. Даже я вы росшая в ростовской степи удивлялась ровности этой поверхности. Лесополосы вокруг города были по колено. Деревья выше не росли. Учителя геометрии жаловались, что местные жители перестают понимать геометрию, как только фигуры в ней перестают быть плоскими. То есть степь делала свое дело, влияя даже на мышление местных народов.
Как то друзья все лето поливали помидоры и попросили меня в своем отпуске в сентябре присмотреть за ними. Я честно поливала и помидоры почти каждый лень. Вдруг вижу 3 сентября люди с дач несут корзинами помидоры. А они еще зеленые, как бубен. Я еще подумала, что они странные, эти люди. а С 3 на 4 сентября ночью ударил мороз и вся посадка ребят погибла. Стыдно мне до сих пор за мое неудачное огородничество.
Но это будет потом. А сначала я беременная 7 месячным первым сыном приезжаю вместе со своим лейтенантом в эту глухомань. Первый день я была как рыба выброшенная на сушу, воздух был не привычно сухой.
Смотрю очередь за фруктами человек сорок. Встали, в очередь. Передо мной девочка с бумажной корзиночкой в которой болтается насколько абрикосов, жалких таких, у нас их даже жерделами не назовут и не протянут руку с дерева сорвать, поленятся. Мыв Ростове ходим летом на даче по ковру из валяющихся на земле гораздо более сочных абрикос. Для нас это как мусор, не ценно, собрать не успеваем. А тут мама поворачивается к дочери и говорит: "Леночка, не ешь персики".х! Тут я поняла, куда мы приехали.
Друзей нет, родных нет. Перестройка, очереди в магазинах такие, что по два часа надо за молоком стоять. Если раньше местные жители завидовали военным, то теперь все наоборот. У гражданских еще что-то было в магазинах, а военным государство прекратило все поставки. Гражданские мстили военным за годы их преимущества и продавали дефицитные товары в своих магазинах только тем, у кого была гражданская прописка. Короче пеленки нельзя было купить, а памперсов еще не было.
Я на два месяца вышла преподавать информатику в школу, где не было компьютеров. А потом в чудесный зимний день родила красивого умного мальчика. Следующая история будет о том, как я чуть не залечила сына и вдруг стала неожиданно сама для себя учителем начальных классов.
В бой идут одни «старики» (44)
- Если вот.
- Понял. Понял.
Бабушка, пойдемте танцевать?
Да куды там?
А что, мы сейчас с вами такую барыню врежем!
Так воны ж не танцують.
Слушай, а чего это мы с тобой не танцуем, а?
Мы с тобой свое оттанцевали. По-моему еще в Испании.
Э, нет.
Разрешите?
Разрешите, товарищ командир?
Видал? Летать не умеют, стрелять тоже пока не умеют. Но орлы.
Все сюда.
Все это красиво, но это общепотребительская кооперация.
Кому что нравится.
Дорогие гости второй эскадрильи, прошу в малый зал нашей филармонии.
Занавес.
У второй поющей другой профиль.
Мы считаем, что песня как география. Вот Зоечка из Сибири.
Край суровый, могучий. И песни такие же:
*Ревела буря, гром гремел*.
Вано - Грузия. Горы и ритм такой кавказский. Вано!
Ну а я из Таврии, юг Украины. Степь ровная, как стол.
Колысь тут чумаки по силь издили, на чумайский шлях поглядаючи.
Млечный путь по-русски. И песни такие же бесконечные, как степь.
*Ой, лузи, лузи. Червона ковыла*
Ну, вы понимаете, что это не вокал, это эскиз к вокалу.
И вот теперь вы услышите лучшего солиста первого украинского
бывшего воронежского, будущего солиста большого театра.
- Очень большого.
- . очень большого театра.
Старший лейтенант Скворцов. "Ничьяка мисячна".
Командир.
По техническим причинам отменяется.
Маэстро, маэстро! Я знаю.
Но смотрите!
Новинка сезона: арфы нет, возьмите бубен! От винта.
*Как-то летом на рассвете заглянул в соседний сад*
*Там смуглянка молдаванка собирает виноград.*
*Я краснею, я бледнею, захотелось вдруг сказать*
*Встанем над рекою зорьки летние встречать.*
*Раскудрявый клен зеленый, лист резной.*
*Я влюбленный и смущенный пред тобой*
*Клен зеленый, да клен кудрявый, да раскудрявый и резной*
*Раскудрявый клен зеленый, лист резной.*
*Я влюбленный и смущенный пред тобой*
*Клен зеленый, да клен кудрявый, да раскудрявый и резной*
*А смуглянка молдаванка отвечала парню в лад*
*Партизанский, молдаванский собираем мы отряд*
*Нынче рано партизаны дом покинули родной*
*Ждет тебя дорога к партизанам в лес густой*
*Раскудрявый клен зеленый, лист резной.*
*Здесь у клена мы расстанемся с тобой*
*Клен зеленый, да клен кудрявый, да раскудрявый и резной*
*Раскудрявый клен зеленый, лист резной.*
*Здесь у клена мы расстанемся с тобой*
*Клен зеленый, да клен кудрявый, да раскудрявый и резной*
Товарищ гвардии майор, разрешите обратиться к товарищу капитану?
- Обращайтесь.
- Добрый вечер.
Товарищ капитан. Пока здесь некоторые старались: ля, ля, ля!
Первая эскадрилья обеспечила ремонт вашего крейсера.
Достали все необходимое.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
Первая у нас молодцы: если фокер или мессер завалить - это вторая
а если что-то достать - это первая.
*Раскудрявый клен зеленый, лист резной.*
*Здравствуй,
Степь ровная как стол
Под общей редакцией авторов проекта
Валентины Алексеевны БЛАГОВО
и Сергея Алексеевича САПОЖНИКОВА,
членов Российского Дворянского Собрания
В последние годы в Россию стало возвращаться имя еще одного белого генерала – Евгения Ивановича Балабина 1 (1880 – 1973). Его имя – в «Энциклопедии Гражданской войны. Белое движение» и справочнике «Офицеры Российской гвардии», подготовленных одним из ведущих отечественных специалистов по истории Белого движения С.В. Волковым. Генерал Е.И. Балабин неоднократно упоминается в монографии московского историка Ю.С. Цурганова «Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне», а также во 2-м выпуске сборника «Материалов по истории Русского Освободительного Движения» под редакцией А.В. Окорокова. Однако едва ли кто-то из отечественных историков знал о том, что существуют воспоминания самого генерала Е.И. Балабина в машинописном варианте, написанные им в конце 50-х годов уже прошлого, ХХ века в Чили, когда наиболее яркая и активная часть жизни казачьего генерала уже осталась позади и можно было в спокойной обстановке перебрать в памяти основные события своей долгой жизни.
Как и большинство мемуаристов, генерал Балабин начинает свое повествование с истории своей семьи, ограничиваясь, правда, XIX веком, хотя дворянский род Балабиных был известен Царю Петру I. Помимо детских воспоминаний и впечатлений, автор подробно и с большой любовью описывает имение своих родителей. Читатель невольно будет сравнивать эти страницы книги генерала Балабина с описаниями казачьих усадеб в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон». В этом отношении мемуары Е.И. Балабина пополняют ряд появившихся в 90-х годах прошлого века произведений других авторов – казаков, оставивших описания казачьего быта, природы и драматических и трагических событий Гражданской войны 1918 – 1920 годов на Дону, в частности, профессора Н.В. Федорова «От берегов Дона до берегов Гудзона» и доктора Н.А. Келина «Казачья исповедь». Оба автора – из донских казаков.
Однако генерал Балабин не ограничивается описанием казачьего быта и уклада жизни, он рисует быт соседей донских казаков – калмыков. В этом – несомненная новизна мемуаров.
По семейной традиции, в соответствии с которой мужчинам полагалось воинское поприще, будущий генерал поступил в Донской кадетский корпус, а по его окончании – в Николаевское кавалерийское училище в Санкт-Петербурге, неофициально именовавшееся «славной гвардейской школой». И снова заинтересованный читатель сможет сравнить описание службы юнкеров в Императорской России в мемуарах Е.И. Балабина с произведениями таких известных авторов, как генерал П.Н. Краснов 2 и писатель А.И. Куприн.
Несомненную ценность представляют те страницы воспоминаний генерала Балабина, которые посвящены службе в рядах лейб-гвардии Казачьего Его Императорского Величества полка. Читатель обратит внимание, что среди сослуживцев будущего генерала – знаменитые П.Н. Шатилов и И.Н. Оприц[1].
Интересны воспоминания генерала Балабина о Великой войне 1914 – 1918 годов, которую в России называли Второй Отечественной, по аналогии с Отечественной войной 1812 года против наполеоновской Франции.
На начальном этапе Гражданской войны, когда генерал Балабин оказался на Дону, он встречался с такими известными своими земляками, как атаманы А.М. Каледин 3 и П.Н. Краснов, а также генералами Ф.Ф. Абрамовым 4 и П.Х. Поповым 5 , сыгравшими значительную роль в истории Гражданской войны и русского зарубежья. Читаешь страницы, посвященные событиям конца 1917 – начала 1918 года, и невольно вспоминаются произведения советских писателей, более или менее объективно описывавших те же самые события – М.А. Шолохов в упоминавшемся уже романе «Тихий Дон» и А.Н. Толстой в трилогии «Хождение по мукам».
Можно сказать, что в 1918 году в жизни Е.И. Балабина наступил первый «звездный час». Сначала он командовал казачьими частями, сражавшимися против красных у Новочеркасска, затем стал членом Войскового Круга[2] и Донского правительства. Еще раньше, приехав на Дон из Петрограда, свое первое назначение на фронт разгорающейся Гражданской войны он получил от атамана А.М. Каледина. Генерал Балабин пишет, как в Новочеркасске, когда город был занят красными казаками Голубова, ему приходилось скрываться у незнакомых людей. Генерал П.Н. Краснов, единогласно избранный Кругом Спасения Дона Войсковым Атаманом, предложил генералу Е.И. Балабину возглавить Управление коневодства, поскольку у генерала был опыт коннозаводчика. Весной 1920 года генерал Балабин вместе со своей семьей более или менее благополучно эвакуировался из Новороссийска в Турцию. Так в жизни генерала закончился первый «звездный час». Интересно отметить, что такой авторитетный историк Гражданской войны, как Н.Н. Рутыч (Рутченко) 6 , не стал включать в свой «Библиографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России» генерала Е.И. Балабина на том основании, что в 1917 – 1920 годах он не занимал строевых должностей и не принимал непосредственного участия в боевых действиях. Как следует из воспоминаний самого генерала, участие в боях он принимал. В этом также можно удостовериться в «Энциклопедии Гражданской войны. Белое движение» С.В. Волкова.
В Турции генерал Балабин жил в Константинополе. Оттуда он выезжал на остров Лемнос, где изучал условия пребывания русских беженцев. Предполагаемая поездка в Крым осенью 1920 года сначала была отложена, а потом оказалась невозможной в связи с прорывом советских войск в Крым.
Пробыв в Турции около двух лет, генерал Балабин вместе со своей семьей уехал в Чехословакию. Начав работать воспитателем в русской гимназии еще в Константинополе, генерал Балабин и в последующие годы продолжал занимать эту должность и в русской гимназии в Моравской Тржебове[3], которая считалась одним из лучших учебных заведений русского зарубежья.
В 1920 – 1930-х годах генерал находился в тени. Его бывшие сослуживцы из числа лейб-казаков, те, с кем вместе он боролся против красных на Дону, играли активную роль в русском зарубежье, и имена их были в те годы у всех на слуху. Генерал от кавалерии П.Н. Шатилов 7 в течение ряда лет возглавлял 1-й отдел Русского Обще-Воинского Союза[4]. Генерал-майор И.Н. Оприц написал фундаментальный труд «Лейб-гвардии Казачий Е. В. полк в годы революции и Гражданской войны 1917 – 1920». Генерал-лейтенант Ф.Ф. Абрамов в течение многих лет возглавлял 3-й отдел Русского Обще-Воинского союза. Е.И. Балабин знал генералов А.П. Богаевского 8 , графа М.Н. Граббе 9 , П.Х. Попова, которые были атаманами Всевеликого войска Донского в изгнании. Причем к П.Х. Попову Е.И. Балабин испытывал явную антипатию, в то время как к А.П. Богаевскому и графу М.Н. Граббе он относился, как свидетельствуют мемуары, не без симпатии.
Не менее интересные воспоминания оставил генерал Балабин о тех русских людях, с которыми свела его судьба в Чехословакии. Это и коллеги, педагоги, православные священники, и его питомцы – гимназисты, офицеры. Тепло вспоминает генерал Балабин пражского архиепископа владыку Сергия, русского офицера К.А. Ившина, донского казака Ф.М. Ерохина и многих-многих других.
К началу Второй мировой войны большинство знакомых Балабина из числа казачьих генералов Всевеликого войска Донского, сослуживцев по лейб-гвардии Казачьему полку, были людьми весьма почтенного возраста и потому не смогли активно участвовать в этой войне, тем более что в русском зарубежье, особенно среди казачества, были сильны надежды на то, что советскую власть удастся свергнуть с помощью нацистской Германии. С начала советско-германской войны генерал-лейтенант граф М.Н. Граббе, считавший себя преемником скончавшегося в 1934 году атамана А.П. Богаевского, обратился к казакам с призывом поддержать Германию. Он начал формировать свой штаб, но в силу преклонного возраста скончался в 1942 году, не успев реализовать намечаемое. Генерал П.Н. Шатилов, насколько известно, никакого участия в событиях Второй мировой войны не принял.
40 цитат из фильма "В бой идут одни "старики"
Выйдя на экраны в 1974 году, фильм собрал 44,3 миллиона кинозрителей, став четвёртым в прокате и единственным в десятке самых кассовых фильмов того года, посвящённым тематике Великой Отечественной войны. Фильм, режиссура и актёрская работа были также отмечены наградами республиканских и международных кинофестивалей.
Многочисленные фразы героев картины разошлись на цитаты, став частью советского и пост-советского фольклора. Героям фильма, капитану Титаренко и механику Макарычу были установлены памятники в Киеве и Харькове соответственно
Давайте вспомним несколько цитат из бессмертного фильма
- Вот это драка была… Думал, каюк…
- Как аппарат?
- Мирово. Захожу ему в хвост. А он сзади как… елки-палки, хвостом помахал, только и видел!
- Я сбил! Я сбил, товарищ командир!
- Ай-ай-ай… что ты натворил!
- Придется родителей к директору вызывать…
- Завтра.
- Точно… - Честное слово, сбил!
- С испугу, наверное.
- Поздравляю с первой победой. Но, между прочим, Иван Федорович, сбивать самолеты противника — это не подвиг, это, так сказать, обязанность истребителя, наши будни…
- Как же вы не заметили? Мы же сегодня над моей Украиной дрались…
- А как тут заметишь? Те же поля, дороги, села…
- Э, нет! А воздух? Другой. А небо — голубее. И земля зеленее!
- Командир! Насчет зелени у нас в Сибири…
- Ну зачем, дорогой, в Сибири? Приезжай в Бакуриани! Ты там посмотришь, что такое зелень! Там в горах…
- Ты Енисей видел?
- Не видел! А ты Цкенесхали видел?
- Я «первый», я «первый», «девятый», отзовись! Я «первый», я «первый», «девятый»…
- Станция слабовата… не потянет.
- Слабовата, слабовата! Достань сильную!
- Так это в дивизии…
- Так вырви из дивизии, ты же связь, а не балалайка!
- Есть.
- Маэстро, отзовись! Маэстро! Маэстро, я «первый»! . . .
- Командир. Чудес не бывает. Уже тридцать минут прошло, как у него кончилось горючее… Может, займемся пополнением? Ребят надо распределить по эскадрильям…
- Живых к живым… всегда распределить успеем…
- Ветер завтра будет.
- Наверно.
- Сорок семь минут.
- Мне нужно штуцер поменять в движке. А кладовщик не дает. Пожалуйста, прикажите ему.
- Макарыч! Принимай аппарат! Во! Махнул не глядя! О, можешь за хвост подержаться! Дракон уже не кусается.
- Товарищ командир, при выполнении боевого задания был сбит, через линию фронта не дотянул, плюхнулся. Выручила пехота — как раз атаковали… На аэродроме «подскока» ребята «мессер» подарили. Новенький… Здорово, батя!
- Здорово, черт везучий!
- Ох уж эта мне самодеятельность, личный состав должен отдыхать. - Кто сказал, что надо бросить песни на войне? - После боя сердце просит музыки вдвойне! - От винта!
- А что это вы там напевали? Ти-да-ри-да-рам?
- «Смуглянку», товарищ командир.
- А ну напойте. Слова знаете. Да не робей, «Смуглянка», ты же истребитель.
- Какое училище?
- Оренбургское… Ускоренный выпуск.
- Ясно… Взлет-посадка… На чем играете? . . .
- Арфа. Но музыку не терплю с детства. Тем более — война.
- Война — это все преходяще. А музыка вечна!
- То же самое говорил мой папа. Между прочим, выдающийся профессор-палеоботаник.
- Из вундеркиндов, значит.
- А я, между прочим, не в филармонию пришел наниматься, а драться.
- Завтра, от силы послезавтра, война кончится. Как только узнают о нашем пополнении, разбежится «Люфтваффе» кто куда. Орлы!
- Волки!
- Лейтенант, возле самолета не курите!
- А я не затягиваюсь.
- Нет, ребята, все равно отойдите.
- Что, не нравлюсь? Что вы на меня так смотрите?
- Ты у меня пятый.
- Вылет через 12 минут. Пацанов не брать. В бой идут одни «старики».
- Почему вышел из боя? Опять заклинило?
- Заклинило… Подавай в трибунал, командир.
- Алешка! Пушка-то в порядке. Ты выстрелял все до железки.
- Ну, ладно, ладно, Макарыч.
- Что, пощипали? - Хуже.
- Сведения не проверены. Так что лети, ходи по крышам, заглядывай в стволы зениток, а танки обнаружь.
- А вы знаете, давайте я на трофее слетаю.
- На «мессере»?
- Свои же могут хлопнуть.
- Та-а. Там я зато пройду, как у себя дома.
- Я на задание. Этих под твою ответственность. Гоняй до седьмого пота.
- Я?
- Именно ты… «Не знаю, товарищ командир», «не знаю, товарищ командир».
- Кузнечиков ловит.
- От полетов отстранить. Ста грамм не давать. Назначить дежурным. Вечным дежурным по аэродрому… Куз-не-чик.
- Пардон, извините, это дело мужчин. Иван, работай. Где здесь продеваются нитки?
- Какие нитки?
- Ну, это ведь летающая швейная машинка?
- Толкай. Посмотрел бы ты, как нас сегодня «мессеры» гоняли.
- Ах, вы еще и летаете?
- Здрасьте, мальчики.
- Здрасьте, девочки.
- Так что сказал Шекспир?
- У-у-а-а…
- М-да.
- И не в восемнадцатом, а-а… в девятнадцатом?
- В девятнадцатом.
- В девятнадцатом сонете Шекспир сказал… гуляй, Вася!
- Хм.
- Потопали.
- Э-э, ораторы! Ну и дисциплинка. Куда же вы без разрешения старшего?
- Ну, как хозяева принимали? Сиди, сиди.
- Да нормально. Но наг-ле-цы!
- А все ты мне, милый друг, доложил?
- Все… Табак хороший…
- Хороший… А дальше?
- Хм… Да ты представляешь, как в оперетте: танки, а вот этот, на белом коне, мне вот так ручкой…
- Ну и ты…
- Ну и я разочек махнул! Слушай, ну надо же было наказать! Это же не сорок первый.
- Тебе было приказано не раскрывать себя.
- Да хрен с ним. А чего ж он, гад, на белом коне еще так…
- Я тебе эту белую лошадь еще вспомню.
- Разрешите идти?
- У второй-поющей другой профиль. Мы считаем, что песня, как география… Вот Зоечка из Сибири. Край суровый, могучий, и песни такие же… Ревела буря, гром гре-ме-ел! Вано — Грузия! Горы, и ритм такой — кавказский. А я из Таврии — Юг Украины. Степь, ровная, как стол. Колысь тут чумакы по силь ходылы, на Чумацькый шлях поглядаючы. Млечный путь — по-русски. И песни такие же бесконечные, как степь… «Ой у лузи, лу-узи-и, чэрвон Калына»… Ну, вы понимаете, что это не вокал, это эскиз к вокалу. И вот теперь вы услышите лучшего солиста 1-го Украинского, бывшего Воронежского, будущего солист Большого театра…
- Очень большого.
- Очень большого театра — старшего лейтенанта Скворцова. «Нич яка мисячна».
- Товарищ капитан, пока здесь некоторые старались ля-ля-ля, первая эскадрилья обеспечила ремонт вашего крейсера. Достали все необходимое.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
- Первая — у нас молодцы. Если «фоккер» или «мессер» завалить — это вторая. А если что-то достать — это первая.
- Ромео из Ташкента загрустил. Джульетта в «кукурузнике» умчалась.
- Товарищ лейтенант, перестань пошлить.
- Тебя я понял, умолкаю, не то по шее получу и подвиг свой не совершу.
- Слушай! Я не знаю, какой мы с тобой подвиг совершим, но то, что… эта девочка на войне… это…
- И не холодно.
- Солист идет.
- Товарищ командир! На лобовой атаке условный противник условно сбит. Разрешите получить замечания.
- Молодой да зеленый.
- Ладно, споемся. На виражах слабовато.
- Кузнечик.
- Я.
- Иди к командиру. Настроение — во! Застегнись…
- Звездочка, звездочка, я Маэстро. Утюги на месте. Замаскированы под копны и сараи. Под копны… Квадрат девятнадцать… Как поняли?
- Понял, понял, Маэстро… понял.
- Квадрат девятнадцать, как понял?
- Понял, понял! - Привет соседям.
- Ну как у тебя там? Как у тебя там, Маэстро?
- Нормально… Падаю…
- Попался, гад! Бей его!
- Э-э, ребята! Я же свой, советский.
- Ах, так ты свой, советский! Н-н-на.
- вы хоть форму посмотрите, ребята.
- Он еще и форму нашу надел. Н-на!
- Ах ты в господа бога душу.
- Так он еще и лается по-нашему? Н-на!
- Ах ты… царица полей! Н-на!
- Кажишь, швой…
- Щас мы тебя отремонтируем и будет полный порядок. Это чистый. Специально для гостей держим… Фомин, а ну брось свою фисгармонию, воды гостю. Щас мы с тобой на дорожку и за содружество родов войск.
- Да уж, содружество.
- Да ты не сердись. Тут один «мессер» повадился, целую неделю медсанбат курочит. Представляешь, специально по красному кресту бьет, сволота… Ну, ребята решили, что это был ты, и погорячились малость. Да хорошо, что живой остался… Ну, авиация, за победу!
- Будем жить, пехота.
- Ну могём!
- Не могём, а могем.
- Стой, кто идет?
- Не идет, а едет. Днепр.
- Волга, проходи. Здравия желаю, товарищ командир.
- Здоров…
- А как по-вашему будет небо?
- Осман.
- А земля?
- Йер.
- А вишня?
- Олча. Только это не вишня, а яблоня.
- Да-да. Ну, это все равно…
- Домом пахнет. Тополь — дерево моей родины. Только они у нас высокие, пирамидальные…
- А как по-вашему будет дом?
- Мен сезне субамам.
- Как длинно?
- Это по-узбекски: я люблю вас, Маша
- «День у вас такой, как у нас, за что поцелуйте в…» может, многоточие поставим? Грубо! Дипломатический документ…
- Казацкое послание султану!
- Готово!
- Так. Кузнечик, перевод на немецкий язык…
- Есть!
- Быстро! Но постарайся так, чтобы это был добротный литературный язык…
- Готово.
- Что? Это все?
- Остальное переводу не подлежит.
- Не тяни, а то получишь по шее…
- «Выходи драться один на один. На взлете бить не будем. Маэстро».
- Ну, вот. А целый день писали!
- Стилист! Не смешно, но точно. После войны редактором будешь.
- Товарищ командир, что с вами?
- Краску давай…
- Какую краску?
- Звездочки малевать!
- А-а! Я сейчас, мигом достану!
- «Достану». Вечно у тебя… свою надо иметь!
- Сколько рисовать? Две?
- Две… тут одного пока завалишь — запаришься…
- А что ты скажешь о драке, Ромео?
- Я?
- Да.
- Бой видел… все видел… Кресты… кресты… кресты, кресты!
- Ну а сам-то стрелял?
- А как же? Все, до последнего патрона! Вот только все мимо…
- Голубь ты мой!
- Спокойно. Не надо оваций.
- А сбил, сбил-то как. Ну, чего ржете? Отстань! Чего ржете? Учитесь! Почерк… против всех законов физики… на взлете!
- Да не я, послушай!
- А, помолчи! Начальник штаба, оформляй наградные документы.
- Не на меня. Это на лейтенанта Кузнечика, э-э… как тебя, Александров сбил!
- Кузнечик?
- Вот именно, Кузнечик…
- Разыгрываете, да?
- Нет, точно завалил.
- Ты сбил?
- Так точно. Я мог бы, конечно, и больше, но вы, товарищ командир своим нижним бельем распугали всех немцев.
- Ну, молодежь! Ас! Ну-у…
- Продолжайте, лектор Кузнечик! Давай.
- Я о любви… Да нет, я не шучу! Я серьезно, ребята. Вот ведь люди, человечество, должны же когда-нибудь понять, что ненависть разрушает. Созидает только любовь! Только любовь.
- Любовь. Мы вот с Серегой от Бреста до Сталинграда топали — с любовью… и от Сталинграда сюда, до Днепра — с любовью… Я по этому маршруту смогу через сто лет без карты летать… Потому что по всему маршруту могилы наших ребят из поющей… и там не одна эскадрилья, там дивизия легла. А сколько еще… Вот в Берлине, где-нибудь на самой высокой уцелевшей стене, я с огромной любовью напишу: «Развалинами рейхстага удовлетворен!» И — можно хоть домой, сады опрыскивать…
- Слабак.
- А ты знаешь, что самое тяжелое в нашей работе?
- При минус тридцать копаться в моторе?
- Самое тяжелое в нашей работе — ждать.
- Когда кончится война, вернемся мы сюда. Пройдем по этим местам… кто останется в живых…
- И позовем лучший симфонический оркестр. Выйдет дирижер. Я подойду к нему и скажу…
- Пусть они нам сыграют…
- Нет, ты знаешь… я сам… Скажу: извини, маэстро, дай я… и как врежем «Смуглянку»… от начала и до конца.
Читайте также: