Ребенок умер на операционном столе
Обновлено: 04.07.2024
В Москве пристальное внимание Росздравнадзора привлекла медицинская клиника, которая некачественно провела обрезание шестимесячному младенцу – в ходе операции у ребенка случился анафилактический шок, который едва не обернулся смертью. Об этом сообщает пресс-служба ведомства.
«В настоящее время ребенок находится на лечении в ГБУЗ г. Москвы «Морозовская детская городская клиническая больница Департамента здравоохранения г. Москвы», его состояние оценивается как стабильно тяжелое», — уточнили в Росздравнадзоре.
Клинику, проводившую операцию, проверяют следователи Главного управления СК по Москве. Проверку также организовала прокуратура.
Тем не менее счастливый конец у таких историй бывает далеко не всегда. В том же 2019 году трехлетний пациент скончался в больнице Иссык-Кульской области прямо на операционном столе.
«У ребенка был фимоз, дедушка попросил хирургов сделать обрезание. Врачи подготовили ребенка, сделали общий наркоз, но, как оказалось, у него произошла аллергическая реакция на наркоз и он умер прямо на операционном столе», — сообщал портал Turmush.
В большинстве случаев причиной летального исхода во время операции по обрезанию становятся осложнения, возникающие после введения детям анестезии. В случае с новорожденными пациентами ее лучше не делать вообще, однако для детей постарше введение обезболивающих препаратов — обязательный атрибут операции.
Так, в марте 2020 года в столичную больницу попал годовалый пациент, которому операцию решили провести его родственники. В процессе обрезания у ребенка открылось кровотечение — потребовалось вмешательство специалистов. Мальчику удалось выжить.
Для того, чтобы в случае осложнений ребенку вовремя оказали помощь специалисты, проводить операцию стоит в квалифицированных клиниках, подчеркивает доктор Павлюк. При этом выбрать правильный возраст для этого нельзя — в том случае, если обрезание проводят, исходя из религиозных убеждений, удалить крайнюю плоть могут уже на седьмой день после рождения ребенка:
«Кого-то оперируют на седьмые сутки, прямо в роддоме, кого-то даже в синагогах – это, мягко говоря, не очень современно. Там страдает качество — рисков у пациентов слишком много. Основные проблемы, которые могут возникнуть – развитие кровотечения, воспаление и плохой эстетический результат. Плоть может зарастать неровно, мешать и впоследствии иметь неопрятный вид. Тогда проводят повторную операцию».
«В результате неправильно проведенной домашней операции может наступить смерть ребенка — в таком случае предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до 20 лет. Если же причинен тяжкий вред здоровью — до 10 лет тюрьмы, средней тяжести — до пяти лет лишения свободы.
Религиозный человек вправе проводить данную операцию там, где посчитает нужным, однако если что-то пойдет не так, он так же будет отвечать в соответствии с законодательством», — рассуждал юрист.
В отдельных случаях процедуру обрезания могут назначить и по медицинским показателям. Основной из них – фимоз, невозможность обнажения головки полового члена из-за слишком узкой крайней плоти.
«У многих детей фимоз — врожденное заболевание, которое сохраняется до возраста семи лет. В более раннем возрасте мы делаем обрезание только по показаниям, таким как нарушение оттока мочи либо регулярные воспаления. В остальных случаях ждем до семи лет и пытаемся открыть головку самостоятельно в условиях клиники. Если не успешно, то назначается обрезание», — заключил Михаил Павлюк.
«Она умерла у меня на операционном столе»
Как жить врачу после смерти пациента – «Правмир» публикует рассказ акушера-гинеколога Татьяны Пановой.
Я хочу просить прощения
Простить. Это очень трудно. Простить. Простить и просить – очень похожие по звучанию, но противоположные по смыслу глаголы. Я хочу просить прощения. Это постоянное мое состояние. Чувство вины переполняет меня. Перед теми, с кем уже нельзя поговорить.
Я хочу просить прощения у Тани. Она умерла у меня на операционном столе. Я не спасла ее, не успела. Я не думала, что она погибнет вот так, просто заснет в наркозе и не проснется…
Всего несколько минут назад я говорила с ней, она рассказывала мне о своей жизни, она ждала ребенка, а сейчас я стояла над мертвым телом, замерев от ужаса, считая секунды между разрядами дефибриллятора… Разряд… тишина… разряд… тишина… И тут понимаешь, что вернуть назад ничего нельзя. С каждым разрядом уходит надежда, уходит жизнь.
Тело еще теплое, надо закончить операцию. Зашить зияющую рану на животе. Все так, как всегда. Только не течет кровь из раны. Ее нет. Она вся свернулась в тромбы и перекрыла сосуды. Завтра это обнаружит патологоанатом на вскрытии. И это уже не Таня и не ее тело, а труп №…
От этого перехватит горло, но надо стоять и смотреть, и не пропустить самое главное – причину – ту, что убила ее. Но это будет завтра. А сейчас надо выйти из операционной, помыть руки, переодеться и взять в соседнюю операционную другую пациентку. Она не может ждать. Ты не имеешь права на ошибку. Оперирую на автомате. Словно сон. Всё словно сон. Лишь когда наконец выходишь из операционной и садишься писать – понимаешь, что произошло.
Каталка с простыней, покрывающей тело, стоит в коридоре, и ты словно спотыкаешься каждый раз, выходя из операционной.
Умерла в роддоме – этого быть не должно
Несмотря на позднюю ночь, в роддом приезжают все: начмед, консультанты, кафедра, заведующие отделениями, представитель министерства. Едут все. Это ЧП. Умерла в роддоме… Этого быть не должно, не может. Но это есть. Вот оно. Сегодня. Сейчас.
В 20-й раз рассказываешь, что произошло. Врачи собираются группами, обсуждают, задают теперь уже бессмысленные вопросы. Заполняешь бумаги, много бумаг. Наконец, надо написать диагноз – предположить, что же случилось. Тромбоэмболия легочной артерии. ТЭЛА. Четыре буквы-убийцы.
Иду в операционную, отношу бумаги. В коридоре стоит каталка. Поднимаю простыню. Нет, чуда нет. Жизнь покинула тело.
Как меняется человек после смерти. Смерть не бывает красивой. Нет. Смерть ужасна сама по себе. По определению своему. Хочется заплакать, закричать. Слез нет, крика нет.
Чтобы прошло время и больше не слышать вопросов консультантов, поднимаюсь в детское отделение. Тишина. Несколько операционных детей спят в своих кроватках, медсестра дремлет, положив голову на ворох историй развития новорожденного. Вот он… Маленький мальчик, 2600. Спит как ангел и не знает, что случилось в его жизни. От этого хочется кричать еще громче, но горло перехватывает на выдохе.
– Он поел и заснул, бедненький, – говорит медсестра, тихо подошедшая сзади. Она знает, что случилось. И переживает, конечно.
Но от этого «бедненький» становится плохо до тошноты.
Теперь это будет со мной всю жизнь
Выбегаю в коридор. Надо идти в родовую. Отвлечься. В родах много женщин. Все происходит на автомате. Рожает одна, вторая… Крик матери – крик ребенка, крик матери – крик ребенка… Здесь никто ничего не спрашивает. Персонал просто молчит. И хорошо, что молчит. Опять приходит кто-то из врачей:
– Ты не виновата, это непредотвратимый случай…
Какая разница – виновата или не виновата! Ее больше нет. Нет. Она не собиралась умирать, она не знала, что это случится, она спокойно шла на операцию. И я не знала, и анестезиолог не знал, и моя ассистентка не знала, и операционная сестра, и детский врач…
Я киваю в ответ. Что-то рассеянно отвечаю. Меня вызывает начмед.
– Надо сообщить родственникам, – говорит он.
Трубку долго не берут. И маленький червячок малодушия шепчет: «Ну и пусть не берут, пусть это буду не я». Сонный голос старой женщины.
Какие слова подобрать, как сказать, что твоей дочери больше нет? Что надо сказать? Что выдавить из себя?
– Я вынуждена вам сообщить, что ваша дочь Таня умерла во время операции…
Крик, нет, вой отчаяния.
Я опускаю трубку:
Начмед наливает мне кофе. Он молчит. И я молчу. Наконец, он прерывает молчание:
– Если тебе плохо – не ходи на вскрытие. Мы все сходим. Тут причина и так понятна.
Главный специалист из министерства поддерживает:
– Да, причина очевидна. Хотя до вскрытия мы все равно не имеем права говорить о непредотвратимости…
Надо было раньше… надо было раньше… Может быть, все было бы по-другому. Эта мысль все больше вползает в мою душу. Словно ядовитая змея. Видимо, я говорю это вслух, потому что начмед и главный специалист в один голос говорят:
– Это бы ничего не изменило.
– Теперь это будет со мной всю жизнь. Операция ее убила… моя операция ее убила.
Не всегда вовремя
Тане было за 40 лет, старшие дети имеют свои семьи, детей. Захотела выйти замуж за молодого. Вот забеременела, а он все равно ушел. Как же я не спасла ее? Как? Почему? Почему именно я была у края? Почему мне досталась она? Малодушие заполняет меня: мне становится жалко себя. А может, надо было оставить ее, не оперировать…
– Тогда они бы оба погибли: и она, и ребенок. Сама знаешь, как это происходит.
Начмед гасит сигарету в пепельнице…
Я киваю и выхожу в коридор. Простите меня… Таня, прости!
– У нас кровотечение, скорей! – за мной бежит санитарочка из родовой.
Роды вела молодая доктор, послед плохо отделялся, накровили почти литр…
Моюсь, одеваюсь, наркоз. Матка плохо сокращается, кровит. Давление падает. Только бы не закон парных случаев – мелькает преступная мысль в голове. Нет. Не сметь! Отставить.
Наконец матка схватывается, туго сжимает мою руку. Весь арсенал средств введен в вену, в мышцу, пахнет эфиром, который радостно пузырится, как бы говоря, что все теперь хорошо.
– Я уж испугалась, как бы не повторить… – на полуслове осекается молодая доктор.
– Такие вещи нельзя говорить в роддоме. Все и так это знают.
Доктор расспрашивает меня, как и почему я вводила препараты в такой последовательности. Я рассеянно отвечаю.
– Слава Богу, что вы сегодня дежурите, – говорит пожилая акушерка. – Неизвестно, чем бы кончилось. Такое кровотечение нечасто бывает. Вы всегда вовремя оказываетесь там, где в вас нуждаются.
«Зачем я сегодня оказалась рядом с Таней? Чтобы она погибла под моими руками? Зачем? Как глупо… Это ведь не мое дежурство. Зачем я поменялась! Скорей бы утро!»
Шансов не было
Вскрытие. Кто был – тот знает. Самое чудовищное и самое обыденное в медицине. На секционном столе лежит труп №… Санитар – помощник патологоанатома непосредственно занимается вскрытием. Врач стоит рядом, наблюдает, до определенного момента не притрагивается к телу.
По другую сторону стоят врачи-акушеры, консультанты, специалисты из министерства, начмед. Санитар работает весело. Даже что-то насвистывает, распиливая черепную коробку. Это не издевательство и не извращение. Это просто защита себя, своей психики.
От этого становится жутко, даже мужчины опускают глаза. Наконец извлечен органокомплекс. И к делу приступает врач-патологоанатом – наш судья. Хрупкая красивая женщина. Что ее подвигло быть патологоанатомом?
Такая красивая, даже непонятно, как она сможет притронуться к этой груде раздутых кишок, потемневших легких, обескровленного сердца, почек… Она работает красиво, пинцетом и скальпелем.
Вскрывает каждый орган одним мощным, прямым разрезом, грациозным взмахом руки велит своему помощнику сделать снимок среза, затем отбирает небольшие кусочки в банку с формалином.
– Вот, – говорит она. – Вот ее убийца.
Она держит в руках легочные артерии с лежащим в них огромным тромбом. Все делают шаг вперед, наклоняются над препаратом.
Все выдыхают одновременно.
Начмед похлопывает меня по плечу:
– Не переживай, с таким тромбом в условиях роддома никто ничего сделать не смог бы.
– Доктор, ваш диагноз полностью совпал, – это патологоанатом мне сообщает.
На самом деле вскрытие – это дело троих: тела, врача-патологоанатома и врача-клинициста. Все остальные – это только свидетели, поддержка. Но они тут ни при чем. Весь груз лежит на мне. Я знаю, что остальные рады, что сегодня ночью не они стояли в операционной. Я тоже буду рада в другой раз. Но сегодня на этом месте я.
– Ну что, составляйте протокол. С таким тромбом шансов у нее не было, – патологоанатом снимает перчатки, моет руки. – Всем спасибо!
Мы благодарим ее за помощь, так принято: она ставит окончательный диагноз – и не с целью осудить, а с целью расставить все точки над i.
И от каждого есть свой след
Потом будет рецензия на историю, изъятие истории прокурором, комиссия в министерстве, заключение об отсутствии состава преступления в действии медицинского персонала и старый рубец от перенесенного инфаркта на ЭКГ… Простить себе этого нельзя. Вот уже много лет последней строкой в моей записке «о упокоении» значится Татиана.
В 30 недель пришлось делать кесарево сечение. Степа родился на 900 грамм, за него боролись. Но сделать ничего не смогли. Это было 10 лет назад. А сейчас смогли бы. И родись Степа сейчас – он жил бы и радовал родителей.
Его мама из-за тяжелого поражения почек больше не смогла иметь детей. К своему единственному сыну она ходит на кладбище в день его рождения и каждый год в этот день присылает мне эсэмэску со словами благодарности за попытку спасти ее сына. И каждый год я сожалею, что не смогла его спасти и сделать Марину счастливой.
Прости меня, Марина! Прости меня, Степа! И сколько таких рожденных и нерожденных Степанов… И от каждого есть свой след. Своя боль.
Ее не сравнить с болью родителей, утративших ребенка, но все вместе они делают свое дело. Старые врачи говорят, что это и есть опыт. Да, в медицине цена опыта – смерть. В акушерстве смерть вдвойне ужасна. Но об этом в другой раз.
Много лет Правмир работает для вас и благодаря вам. Все тексты, фото и видео созданы только благодаря вашей поддержке. Вы создаёте материалы, которые помогают людям.
Поддержите Правмир сейчас! Сделайте небольшой вклад: 50, 100, 200 рублей — чтобы Правмир продолжался!
«Ребенок умрет прямо на операционном столе». Демиду сделали 10 курсов химиотерапии
Когда Демиду было три месяца, в его головном мозге обнаружили опухоль. Она занимала почти все правое полушарие. Врачи побоялись оперировать ребенка и назначили ему химиотерапию. Она не принесла должного результата, но навредила здоровью мальчика.
Опухоль росла слишком быстро
Демид еще не появился на свет, а опухоль в его голове уже образовалась и росла вместе с ним прямо в животе у мамы. Но заметили ее не сразу, а только после рождения мальчика.
Малышу было три месяца. Марина повезла сына на плановый осмотр. Невролог заметила напряженный родничок и направила ребенка в дневной стационар. Там сделали УЗИ и обнаружили не просто большое, а гигантское новообразование. Оно занимало почти все правое полушарие мозга. Что это, врачи сразу определить не могли. Сказали только: «Нужно обследоваться дальше».
В Муроме необходимой аппаратуры не было, поэтому Дему перевели в областной центр — Владимир. Там сделали МРТ и увидели, что новообразование сдавливает мозг, а его серединные линии смещены в сторону почти на 2 сантиметра. Ситуация была очень серьезной и, как говорят в таких случаях доктора, жизнеугрожающей.
Мама повезла Демида в центр нейрохирургии им. Бурденко. Там сразу собрали врачебный консилиум.
У мальчика подозревали злокачественную опухоль — слишком быстро она росла.
Но оперировать малыша врачи побоялись: «Ребенок может умереть прямо на операционном столе. Давайте попробуем “химию”. Это единственный выход», — сказали они. Марина согласилась. Проводить химиотерапию нужно было по месту жительства, и Демида снова отправили во Владимир.
10 курсов «химии»
После первой же капельницы 5-месячному Демиду стало так плохо, что он чуть не перестал дышать прямо на руках у мамы. Она заметила синий носогубный треугольник и позвала врачей. Марина помнит, что пока медики бежали на помощь, сын лежал и смотрел на нее:
— Он как будто спрашивал: «Что со мной делают?» И от этого взгляда все внутри замирало от страха.
Мальчика увезли в реанимацию, спасли, гормонами сняли отек головного мозга. Но врачи сказали, что терапию надо продолжать. Малыша рвало, из носа шла кровь, эритроциты падали. Ему постоянно переливали кровь, вновь и вновь делали контрольные МРТ под наркозом.
— Он лежал на больничной кровати, как тряпочка, а врачи повторяли: «Надо продолжать», — вспоминает Марина.
Только после 10 курсов капельниц маме Демы сообщили, что желаемого результата нет.
Опухоль не уменьшилась ни на миллиметр. Врачи уверяли, что теперь помочь может только высокодозная «химия». Эту химиотерапию не всегда выдерживают даже взрослые, поэтому мама Демида от такого лечения отказалась.
Марина была в отчаянии, но именно в этот момент ей удалось найти врача, которая предложила другой путь — операцию. Она считала, что уже по первым двум «химиям» было понятно — новообразование, скорее всего, доброкачественное. «Убивать» его тяжелыми препаратами бесполезно.
«Можете в космос летать»
В клинике Бурденко Демиду полностью удалили опухоль. Оказалось, что она не вросла в ствол мозга, а находилась как будто в капсуле и напоминала большую кисту. На пятый день малыша уже выписали домой. Его маме сказали: «Вы теперь и с парашютом можете прыгать, и в космос летать. Опухоли нет!» Это была лучшая новость за долгие месяцы лечения. Гистология подтвердила, что новообразование доброкачественное — ганглиоастроцитома.
Но до полного выздоровления было еще далеко. У Демида начались периодические приступы рвоты. Он был слабый и мало на что реагировал. Врачи не могли понять, что происходит.
Мытарства по больницам продолжались больше года, пока, наконец, не стало понятно, что все дело в надпочечниках. Когда в ребенка «ведрами вливали химию», надпочечники не выдержали и почти перестали работать. Пришлось спасать их гормонами. А чтобы остановить нарастающую гидроцефалию, Деме установили в голове шунтирующую систему для вывода излишков ликвора в брюшную полость.
К этому моменту мальчику было 4 года, но он весил всего 10 килограммов и почти не развивался.
Лежал в кроватке, не мог самостоятельно перевернуться, ползать — все из-за левосторонней слабости мышц. Если ногой малыш еще мог шевелить, то рука была «зажата, как куриное крылышко», по словам его мамы. Когда Демида пытались посадить в кроватке, он заваливался на бок. Баланс не держал.
Заметный толчок в развитии мальчику дала реабилитация: сначала в Международном институте психосоматического здоровья в Москве, потом в подмосковном центре «Три сестры». На занятиях Дема учился взаимодействовать с людьми, реагировать на просьбы, выполнять простые задания.
Сейчас мальчику 7 лет. Но правильно называть цвета или показать, какой из предметов больше или меньше, ему удается не всегда. При этом Дема может запомнить небольшой стишок или вдруг запеть песню, которую неоднократно слышал.
Учить мальчика ползать реабилитологи не стали, потому что опереться на руки Дема не может — мышцы все еще слабые. Зато год назад он впервые в жизни встал на ноги и увидел не больничный потолок, а мир вокруг себя, огромный и шумный. С поддержкой мамы Демид часто ходит вдоль дорог и наблюдает за движением машин. Он обожает ездить в метро. Изучает лица людей и улыбается им.
Коляска все еще остается для мальчика основным средством передвижения.
Но мама верит, что Дема обязательно будет ходить без поддержки и развиваться — физически и интеллектуально.
Правда, без реабилитации это невозможно. А она дорогая. Давайте поможем Деме!
Фонд «Правмир» помогает взрослым и детям, нуждающимся в восстановлении нарушенных или утраченных функций после операций, травм, ДТП, несчастных случаев, инсультов и других заболеваний, пройти реабилитацию. Вы можете помочь не только разово, но и подписавшись на регулярное ежемесячное пожертвование в 100, 300, 500 и более рублей.
Сердце умершего в петербургской стоматологии ребенка остановилось спустя пару секунд после наркоза
Стали известны новые подробности гибели шестилетнего мальчика в петербургской стоматологии. Ребенок умер сразу после проведения общего наркоза.
Трагедия произошла в пятницу, 10 декабря. Мальчик пришел в клинику на улице Шаврова вместе с мамой. Ему нужно было вылечить зуб – и врач решил провести процедуру под общим наркозом. Мать дала согласие. После осмотра педиатром ребенка положили на операционный стол, надели на него маску и стали проводить индукционный наркоз.
Смерть наступила мгновенно, спустя 2–3 секунды у мальчика остановилось сердце. В течение 45 минут врачи пытались реанимировать его, однако к приезду скорой помощи ребенок уже был мертв.
Сейчас в деле разбирается следствие. Причина смерти пока не ясна: это могла быть и врачебная ошибка, и анафилактический шок. Возбуждено уголовное дело по статье об оказании услуги, не отвечающей требованиям безопасности.
"20 идей: внедрить лучшее в России"
Престиж и пополнение бюджета: названы плюсы коротких автомобильных номеров
Штраф за невыгул: назван способ перевоспитания российских собаководов
Названо лучшее средство от пробок на дорогах России
Что еще почитать
Шведская философия: бывшие звезды СКА трудятся в Швеции простыми рабочими
Город-намыв: как Петр I заложил традиции развития Петербурга на столетия вперед
Съемочную группу Первого канала задержали в мэрии Волгограда
Кнутов назвал способ сдержать переброску подразделений ВСУ
Забеременевшая в 12 лет москвичка стала самой юной вдовой
В регионах
Аксенов ответил Киеву на фейки об эвакуации: "эвакуаторы хреновы"
Самые вкусные оладьи из кабачков по-новому
Экс-депутат Александр Афанаскин: «Уголовное дело Виктора Соколова – это сигнал, что как прежде в Пышме уже не будет»
Спортивная гимнастика в Свердловской области деградирует из-за политики руководства школы «Локомотив»
За час до рассвета: пропавший на трассе в Челябинской области дальнобойщик покончил с собой
Проведены следственные действия в отношении директора екатеринбургской спортшколы «Локомотив» Алексея Мешавкина
Депутата МО «Смольнинское» оштрафовали на 47 тысяч рублей за дискредитацию российской армии
Петербургские пограничники задержали шведа, незаконно пробравшегося в Россию из Эстонии
Нарколог развеял миф о неизлечимости женского алкоголизма
Кризис трех лет: как сохранить семью в первые годы брака
Bloomberg: cамый богатый человек Украины начал делать переносные убежища
Законопроект о пожизненном сроке за госизмену внесут в Госдуму
Впервые в истории новым послом США в РФ может стать женщина
37 школ в Рязанской области получат новый облик по программе капремонта
Самое читаемое
Спецоперация России на Украине: онлайн-трансляция 7 сентября
Обозначились контуры новых вызовов для Путина
Объяснилась тайна почерневшей перед смертью руки Елизаветы II
Автовзгляд
Кого обманула компания Renault — российских автовладельцев или саму себя
Полный беспредел: ГИБДД разрешили плевать на закон при проверке тонировки
Чем замена масла у дилера отличается от работы, проведенной в гараже
Womanhit
Кадры недели: Киркоров рассказал о вредных привычках, между Cобчак и Богомоловым подозревают разлад
Газманов, Жуков, Максим и другие звезды, оказавшиеся на волосок от смерти
Бурак Озчивит и Фахрие Эвджен подтвердили, что ждут двойню
Охотники.ру
Осенний запрет на ловлю рыбы
Судьба солдата
Благородный доминант
Московский Комсомолец
Читателям
Рекламодателям
Соблюдение авторских прав:
За достоверность информации в материалах, размещенных на коммерческой основе, несет ответственность рекламодатель.
Для читателей:
В России признаны экстремистскими и запрещены организации: ФБК (Фонд борьбы с коррупцией, признан иноагентом), Штабы Навального, «Национал-большевистская партия», «Свидетели Иеговы», «Армия воли народа», «Русский общенациональный союз», «Движение против нелегальной иммиграции», «Правый сектор», УНА-УНСО, УПА, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Мизантропик дивижн», «Меджлис крымскотатарского народа», движение «Артподготовка», общероссийская политическая партия «Воля», АУЕ, батальоны «Азов» и «Айдар».
Признаны террористическими и запрещены: «Движение Талибан», «Имарат Кавказ», «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), Джебхад-ан-Нусра, «АУМ Синрике», «Братья-мусульмане», «Аль-Каида в странах исламского Магриба», «Сеть», «Колумбайн».
В РФ признана нежелательной деятельность «Открытой России», издания «Проект Медиа». СМИ-иноагентами признаны: телеканал «Дождь», «Медуза», «Важные истории», «Голос Америки», радио «Свобода», The Insider, «Медиазона», ОВД-инфо. Иноагентами признаны общество/центр «Мемориал», «Аналитический Центр Юрия Левады», Сахаровский центр. Instagram и Facebook (Metа) запрещены в РФ за экстремизм.
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № ФС 77-57530
Учредитель СМИ – ЗАО «Редакция газеты «Московский Комсомолец»
Редакция СМИ – ООО «Региональные медиа»
Адрес редакции: 197022, г. Санкт-Петербург, ул. Профессора Попова, дом 23, литера К, комната 20, 21
Главный редактор Шабаршин Тимофей Валентинович,
Трехмесячный сын депутата Цивилева умер на операционном столе в больнице Петербурга
Депутат ЗакСа Петербурга Алексей Цивилев сообщил о смерти своего трехмесячного сына Мирона. Причиной стал порок сердца, который появился у ребенка в связи с перенесенным его женой во время беременности коронавирусом. Об этом Цивилев рассказал в своих социальных сетях.
«Вчера целый день врачи Детской городской больницы №1 сражались за жизнь сына, останавливаясь только на охлаждение операционной (в реанимации нет кондиционеров), но сердце малыша не выдержало», — отметил Цивилев.
Он уточнил, что коронавирус, которым они переболели вместе с супругой, повлек за собой тяжелые осложнения у ребенка. Прогнозы врачей изначально были неутешительными – у малыша мог расщепиться спинной мозг. Этого не произошло, но у новорожденного выявили порок сердца, который нужно было оперировать в срочном порядке.
Все три месяца ребенок жил на лекарствах и под постоянным наблюдением врачей, но изменить ситуацию и спасти его так и не удалось.
Депутат призвал всех ответственнее относиться к своему здоровью и не забывать, что COVID-19 – это болезнь, которая не щадит ни детей, ни стариков.
Редакция «МК в Питере» приносит искренние соболезнования семье депутата Алексея Цивилева в связи с утратой.
Популярно в соцсетях
Адрес редакции: 197022, г. Санкт-Петербург, Ул. Профессора Попова, Дом 23 Литера Д, помещ. 37н, ком. 23, 25, офис 608
Читайте также: