Сомерсет моэм пироги и пиво или скелет в шкафу

Обновлено: 02.05.2024

Сомерсет Моэм называл роман "Пироги и пиво, или скелет в шкафу" (1930) своим любимым. Если описывать в нескольких словах, то это роман о писательской карьере и женских изменах. Писательство как образ мыслей, жизни и профессия — одна из любимых тем Сомерсета Моэма, красной нитью пронизывающая все его творчество.

Роман раскрывает три "писательские карьеры". После смерти "известного викторианца" Эдуарда Дриффилда его вторая жена Эми поручает находящемуся на пике писательской популярности Элрою Киру написать биографию покойного. Эми полагается на благоразумие и такт Элроя в надежде, что он сумеет оставить в стороне неудобные факты биографии ее мужа и его сомнительные привычки. Например, он никогда не мылся чаще раза в неделю, последние три года своей жизни не мылся вообще и по неделям не менял нижнее белье, говоря, что от частой стирки кальсоны только быстрей изнашиваются. Поэтому Элрой Кир говорит:

. нужен очень большой такт, чтобы писать о его жизни. Приходится призвать, что он не был чересчур щепетилен в денежных делах, и он почему-то находил большое удовольствие в обществе людей ниже себя, и некоторые его привычки были довольно непривлекательны, — но я не думаю, чтобы именно эта сторона была в нем главной. Я не хочу писать неправду, но думаю, что кое о чем лучше не упоминать.

"Ниже по положению" была и первая жена Дриффилда, Рози, до женитьбы работавшая "простой буфетчицей", тот самый "скелет в шкафу". Ее существование старательно замалчивается, потому что, по всеобщему мнению, брак был неудачным, она не годилась в "писательские жены" и вообще была "просто ужасна". Тем не менее, вторая жена, Эми, остается в ее тени:

Вам бы надо поближе познакомиться с Эми. Это замечательная женщина. Конечно, старик написал все свои великие книги еще до того, как с ней повстречался , но, по-моему, нельзя отрицать, что тот внушительный и достойный образ, который весь мир знал последние двадцать пять лет, создала она. Она мне откровенно рассказывала, как нелегко это ей далось. У старого Дриффилда были разные странные привычки, и от нее требовался большой такт, чтобы заставить его вести себя прилично. В некоторых вещах он был очень упрям, и я думаю, что менее настойчивая женщина потерпела бы здесь поражение. Эми, например, стоило большого труда отучить его от привычки, доев свое жаркое с подливкой, вытирать тарелку хлебом и съедать его.

Элрой Кир обращается за помощью к Уильяму Эшендену, знавшему Дриффилда в ранние годы. Про образ Эшендена Сомерсет Моэм писал, что это повзрослевший Филип Кэри из "Бремени страстей человеческих".

Эшенден вспоминает свое знакомство с Дриффилдами и выясняется, что Рози изменяла мужу налево и направо, в том числе и с самим рассказчиком, который в те времена был студентом-медиком.

У романа — говорящий заголовок. Он отправляет к реплике сэра Тоби из "Двенадцатой ночи" Шекспира, который говорит лицемерному дворецкому Мальволио "Думаешь, если ты такой уж святой, так на свете больше не будет ни пирогов, ни хмельного пива?"

Жизнь — не нравоучительный роман, как бы не хотелось безупречности, люди остаются людьми со всеми присущими им слабостями и недостатками. Сомерсет Моэм противопоставляет простоту, естественность и искренность Рози показной добродетели, фальшивому лоску и пресловутому такту осуждающих ее светских дам. Она изменяет мужу, но ее почему-то не получается за это осуждать. Она не плохая и не хорошая, а просто такая, какая есть. В какой-то момент она говорит Эшендену: "Тебе придется принимать меня такой, какая я есть". "Придется", — соглашается он. И то же самое, похоже, делал и ее муж, вполне осведомленный об изменах, как выясняется ближе к концу книги.

Александр Ливергант писал о Моэме , что в его творчестве нет положительных женских образов. Читая про Рози, с этим трудно согласиться, ее описания звучат как любовная лирика. Она описывается так, что осуждать ее невозможно:

В ней чувствовалась безмятежность летнего вечера, когда свет медленно меркнет на безоблачном небе. Ее безбрежное спокойствие было не монотонным, а таким же полным жизни, как море у берегов Кента, гладкое и сверкающее под августовским солнцем.

Все персонажи этого романа в той или иной мере смешны или неприятны, кто ограниченностью, кто тщеславием, кто расчетливостью, кто претензиями. У всех, кроме Рози, Моэм находит черты, пригодные для иронического осмеяния. И лишь над Рози он не насмешничает, а лишь однажды мягко подтрунивает. Рози кажется в этом романе лучом солнца в искусственных деревьях театральных декораций.

Но "Пироги и пиво" не является нравоописательным романом о неудачном браке или сложностях семейной жизни, или различиях "девушки из народа" и светских дам. В первую очередь, это роман о писательской жизни, в которой связь с критиком или хозяйкой литературного салона могут оказаться важнее брака. Чисто деловые отношения Дриффилда с хозяйкой известного литературного салона миссис Бартон Траффорд, "сделавшей литературную карьеру Дриффилда", раскрываются не менее подробно, чем история обоих его браков (" Критики способны заставить мир обратить внимание на очень посредственного писателя ").

В аннотациях к роману пишут, что прототипом образа Дриффилда послужил писатель Томас Харди (1840 — 1928). Сам Моэм во вступлении пишет, что его Тед — образ собирательный, и с Харди его связывает лишь то, что тот тоже был дважды женат. Самые известные романы Харди, пожалуй, "Тесс из рода Дэрбервиллей" (1891) и "Джуд незаметный" (1896). Ведущие темы — всевластие враждебной человеку судьбы и господство нелепых случайностей. Что по Тесс, что по Джуду бьет обстоятельствами до тех пор, пока от них ничего не остается. Главной мыслью обоих романов кажется, что есть люди, обреченные на несчастье: им все время не везет, что они не делают, становится только капельку хуже, благополучного периода не наступает, потому что судьбу не переломишь. "Джуд" так шокировал современников, что его запрещали и изымали из библиотек за "грубость", Харди был вынужден переписать некоторые места.

Харди был дважды женат, и изменял своей первой жене с женщиной почти вдвое их обоих младше. После смерти первый жены, когда ему было уже за семьдесят, они поженились.

После смерти Харди его вторая жена, Флоренс, опубликовала под своим именем книгу о писателе, но считается, что ее написал он сам в последние годы жизни. Флоренс осталась в вечной тени первой жены, Эммы, потому что сейчас Харди больше известен как поэт, нежели романист, а все, что считается его лучшей лирикой, посвящено именно Эмме. Репутация великого поэта начала XX века закрепилась за ним в 1950-е гг., во многом благодаря усилиям британского писателя и поэта Филипа Ларкина.

В романе Моэма есть эпизод, где Дриффилду приходится переписывать роман после изъятия его из библиотек. Про его первую жену тоже все время повторяют "а все-таки, все его лучшие книги были написаны при ней". Его писательской известности и положению "живого классика английской литературы" способствует миссис Бартон Траффорд. Пожалуй, вот и все, что можно счесть перекличкой. Кажется, меньше, чем в "Луне и грош" с художником Гогеном?

И напоследок цитата о жизни писателя, поскольку почти все, в ней перечисленное, так или иначе освещается в этом романе:

Я не очень вслушивался и, так как разговор оказался долгий, погрузился в размышления о жизни писателя. Она полна испытаний. Сначала ему приходится терпеть нужду и равнодушие; потом, достигнув кое-какого успеха, он должен безропотно принимать все капризы судьбы, которые с этим связаны. Он целиком зависит от ветреной публики. Он отдан на милость журналистов, которые хотят брать у него интервью, и фотографов, которые хотят его фотографировать; на милость редакторов, которые выколачивают из него рукописи, и сборщиков налогов, которые выколачивают из него подоходный налог; на милость высокопоставленных персон, которые приглашают его на обед, и секретарей всяких обществ, которые приглашают его читать лекции; на милость женщин, которые хотят выйти за него замуж, и женщин, которые хотят с ним развестись; на милость юнцов, которые норовят получить у него роль, и незнакомцев, которые норовят получить у него денег взаймы; на милость словообильных леди, которые просят совета в своих семейных делах, и серьезных молодых людей, которые просят ответа в своих литературных поисках; на милость агентов, издателей, антрепренеров, зануд, почитателей, критиков и своей собственной совести. Но есть у него одно возмещение. Что бы ни лежало у него на сердце — тревожные мысли, скорбь о смерти друга, безответная любовь, уязвленное самолюбие, гнев на измену человека, к которому он был добр, короче — какое бы чувство или какая бы мысль его ни смущали — ему достаточно лишь записать это чувство или эту мысль черным по белому, использовать как тему рассказа или как украшение очерка, чтобы о них забыть. Писатель — единственный на свете свободный человек.

О романе "Узорный покров", главную героиню которого, действительно, трудно назвать положительным женским образом, можно прочитать здесь .

Сомерсет моэм пироги и пиво или скелет в шкафу

или Скелет в шкафу

W. Somerset Maugham

CAKES AND ALE, OR THE SKELETON IN THE CUPBOARD

Печатается с разрешения The Royal Literary Fund и литературных агентств AP Watt Limited и Synopsis.

Серия «Моэм – автор на все времена»

Этот роман я сначала задумал как рассказ, и к тому же не очень длинный. Вот какую запись я сделал, когда появился его замысел: «Меня просят написать, воспоминания о знаменитом романисте, друге моего детства, живущем в У. с женой, заурядной женщиной, отнюдь не сохраняющей ему верности. Там он пишет свои великие произведения. Позже он женится на своей секретарше, которая с ним нянчится и делает из него выдающуюся личность. Мои размышления о том, не вызывает ли у него даже в преклонном возрасте некоторого беспокойства то, что его превращают в монумент».

В то время я писал серию рассказов для журнала «Космополитен». Согласно контракту, каждый из них должен был иметь размер от 1200 до 1500 слов, чтобы вместе с картинкой занимать не больше полосы журнала. Иногда я давал себе волю – тогда картинка переходила на противоположную полосу, и мне освобождалось еще немного места. Я решил, что этот сюжет пригодится для такой цели, и держал его в запасе.

Но образ Рози я вынашивал уже давно. Многие годы я хотел о ней написать, но для этого все не представлялось удобного случая. Я никак не мог изобрести такую ситуацию, в которой для нее нашлось бы подходящее место, и уже начал было думать, что из этого так ничего и не получится. Да и не очень я об этом жалел. Персонаж, живущий в голове автора, еще не написанный, остается в полной его власти; мысли автора постоянно к нему возвращаются, воображение понемногу его обогащает, и все это время автор испытывает своеобразное наслаждение от того, что там, у него в голове, живет разнообразной и трепетной жизнью некто покорный капризам его фантазии и в то же время каким-то странным образом наделенный собственной, от него не зависящей волей. Но как только образ перенесен на бумагу, он больше не принадлежит писателю. Он забыт. Просто удивительно, насколько безвозвратно перестает после этого существовать личность, которая на протяжении, может быть, многих лет занимала ваши мысли.

И вдруг мне пришло в голову, что в моем наброске есть тот самый подходящий для этого персонажа фон, который я искал. Сделаю-ка я ее женой моего знаменитого романиста! Я понял, что такой сюжет мне никак не втиснуть и в две тысячи слов, и поэтому решил немного повременить и воспользоваться этим материалом для одного из рассказов подлиннее, на 14–15 тысяч слов, с которыми, начиная с «Дождя», я не без успеха выступал. Но чем больше я размышлял, тем меньше мне хотелось потратить свою Рози даже на такой рассказ. На меня нахлынули старые воспоминания. Я понял, что сказал еще далеко не все, что хотел, о городке У. из своего наброска, который в «Бремени страстей человеческих» назвал Блэкстеблом. Почему бы теперь спустя столько лет не подойти ближе к подлинным фактам? Так дядя Уильям, священник из Блэкстебла, и его жена Изабелла превратились в приходского священника дядю Генри и его жену Софи. А Филип Кэри из той, ранней, книги в «Пирогах и пиве» стал «мною».

Когда я в восемнадцатилетнем возрасте прочитал «Тэсс из рода д'Эрбервиллей», я пришел в такой восторг, что твердо решил жениться на молочнице; но другие книги Гарди не производили на меня такого сильного впечатления, как на большинство моих современников, и я не считал его таким уж блестящим стилистом. Он никогда не интересовал меня так, как одно время Джордж Мередит, а позже – Анатоль Франс. Биографию Гарди я знал плохо. Да и теперь я знаю ее лишь настолько, чтобы с уверенностью утверждать: совпадения между ней и жизнью Эдуарда Дриффилда очень незначительны. Они сводятся только к тому, что оба начинали в бедности и оба были женаты дважды.

Встречался с Томасом Гарди я всего один раз. Это было на обеде у леди Сент-Хельер, более известной в светском обществе того времени под именем леди Жен. Она, хотя и жила в гораздо более чопорном мире, чем нынешний, любила приглашать к себе каждого, кто так или иначе привлек внимание публики. А я был тогда популярным и модным драматургом. Это был один из тех пышных обедов, какие устраивались до войны, – с множеством блюд, с супом и бульоном, рыбой, несколькими горячими закусками, шербетом (чтобы гости могли перевести дух); жарким, дичью, десертом, мороженым и сладким. За столом сидело двадцать четыре человека, и каждый из них был персона, чем-нибудь выдающаяся: или почетным титулом, или положением в обществе, или своим вкладом в искусство. Когда дамы удалились в гостиную, моим соседом оказался Томас Гарди. Помню, это был маленький человечек с грубыми чертами лица. Одетый во фрак и крахмальную рубашку со стоячим воротничком, он все равно чем-то странно напоминал о земле. Он был любезен и учтив. Меня тогда поразила в нем какая-то любопытная смесь застенчивости и самоуверенности. Не помню, о чем мы говорили, но знаю, что разговор продолжался три четверти часа. Под конец он удостоил меня большого комплимента – спросил (не слышав раньше моего имени), чем я занимаюсь.

Говорят, что в образе Элроя Кира два-три писателя нашли намек на себя. Но они ошиблись. Этот персонаж – собирательный: от одного писателя я взял внешность, от другого – тягу к хорошему обществу, от третьего – сердечность, от четвертого – гордость своей спортивной удалью, и вдобавок довольно много – от себя самого. Дело в том, что я обладаю незавидной способностью сознавать свою собственную наивность и нахожу в себе много достойного осмеяния. Думаю, именно поэтому (если верить всему, что я часто о себе слышу и читаю) я вижу людей в не столь лестном свете, как многие авторы, таким злополучным свойством не обладающие. Ведь все образы, которые мы создаем, – это лишь копии с нас самих. Конечно, не исключено, что другие писатели и в самом деле благороднее, бескорыстнее, добродетельнее и возвышеннее меня. В таком случае естественно, что они, будучи сами ангелами во плоти, создают своих героев по собственному образу и подобию.

Когда же я захотел нарисовать портрет писателя, который пользуется любыми средствами, чтобы разрекламировать свои книги и обеспечить им сбыт, мне не нужно было присматриваться к какому-то определенному человеку: это слишком обычное явление. К тому же оно не может не вызывать сочувствия. Каждый год остаются незамеченными сотни книг, многие из которых обладают большими достоинствами. Автор каждой такой книги писал ее много месяцев, а думал о ней, может быть, много лет; он вложил в нее какую-то часть самого себя, которой он после этого уже навсегда лишился. Сердце разрывается, когда думаешь, как велика вероятность, что эта книга потеряется в потоке произведений, загромождающих столы критиков и обременяющих полки книжных лавок. Ничего нет противоестественного в том, что автор пользуется для привлечения внимания публики любыми доступными ему средствами. Что именно следует для этого делать, его учит опыт. Он должен превратиться в общественного деятеля; он должен постоянно находиться в поле зрения. Он должен давать интервью и добиваться, чтобы его фотографии печатали в газетах. Он должен писать письма в «Таймс», выступать на митингах и заниматься социальными проблемами; он должен произносить послеобеденные речи; он должен высказываться о книгах, которые рекламируют издатели; и он должен неукоснительно появляться там, где нужно, в те моменты, когда нужно. Он не должен допускать, чтобы о нем забыли. Это нелегкая и беспокойная работа, ибо ошибка может дорого ему обойтись. Было бы жестоко не сочувствовать автору, прилагающему такие усилия, чтобы уговорить мир прочесть книгу, которую он искренне считает этого достойной.

Пироги и пиво, или Скелет в шкафу

Мне кажется, что я не сумела полностью проникнуться этим произведением. Думая о своих эмоциях, не могу сказать, что полностью нейтральна, скорее мне даже понравилось, но ощущение «чего-то не хватает» никуда не уходит.

Начинать было сложно - язык казался каким-то непривычным, но спустя пару страниц все стало легче и история затянула в свой круговорот. Моэм очень описателен, и его легко визуализировать. В этом лично для меня был огромный плюс, я наслаждалась чтением. Хотя, буду честна, некоторые моменты казались нудными.

Сюжет по началу кажется достаточно простым, но скачки от настоящего в прошлое делают его динамичнее. И, если честно, прошлое кажется интереснее. Занятно наблюдать за мыслями рассказчика - сначала мы знакомимся со взрослым мужчиной, который перерос собственное воспитание и…

2 июля 2022 г. 11:51

Немного разочарована этим романом С.Моэма, как-то он меня не заинтересовал. Книга написана от первого лица, в виде воспоминаний о знакомстве с писателем Эдуардом Дриффилдом и его первой женой Рози. Мы видим, что английское общество не принимает пару, осуждает их, относится с предубеждением. Ведь у Рози свой взгляд на жизнь, на мораль. Именно она, как мне показалось, является главной в романе, ей уделяет автор большее внимание. Но никакой из персонажей романа у меня не вызывал эмоций, не был мне интересен. Например, образ Рози, которая живет одним днем, мне не близок. Как и чопорное английское общество, вторая жена писателя, соседи, с их осуждением людей, которые хоть чем то отличаются от них, не вызывают симпатии. Весь роман как раз и построен на описании жизни писателя Эдуарда…

22 июля 2022 г. 02:08

произведение очень интересное, но достаточно медленное и не для ознакомления с данным писателем

2 июня 2022 г. 09:48

Книга о писателе. О писателях. Или всё-таки о жене писателя? Вроде бы она (жена) далеко не центральный персонаж, она скорее центр повествования, и две силы, согласно законам физики, воздействуют на всех персонажей - центробежная и центростремительная. Если её (жену, ладно-ладно, у неё есть имя - Рози. Рози Дриффилд) поминают, то с известным выражением холодного презрения, лёгкой брезгливости или удивлённого непонимания - разве она стоит того, чтобы её, бывшую буфетчицу, особу ветреную, непритязательную, неразборчивую в связях, вспоминали? Даже в связи с тем, что она была первой женой, можно сказать (сжав зубы) музой гениального писателя, да и вообще-то национального достояния?

Но, как это и принято в приличном обществе, сплетни о личной жизни персоны известной гораздо интереснее, чем…

17 марта 2022 г. 20:00

Что понравилось - остроумные саркастичные рассуждения и наблюдения на разные жизненные темы.
Но сюжет не увлек. Перед читателем проходит череда персонажей, описаны они живо, едко. И. все.

не колишній — цілком реальний "перт"

13 сентября 2021 г. 11:50

5 Пива скелетам не предлагать!

Роман, который сам Моэм называл любимым, выросший из желания написать рассказ. Но много накопилось из наблюдений, что хотелось бы высказать. Поэтому главными в романе, думаю, как раз и служат эти:

● язвительные рассуждения о повадках писательской братии;
● оправдание настойчивому самопиару и попыткам прослыть медиаличностью;
● секреты приобретения популярности и шаржирование меценатства;
● беспроигрышные рецепты оценки произведений искусства, вернее того, что на таковое претендует;
● остроумное распределение обязательных тем и жанров за аристократией, для которой творчество должно быть вменено в обязанность;
● мода на религиозность и трактовка прекрасного.

и прочие скелеты в шкафах богемы, весь сор, из которого, как известно, не ведая стыда, растут. и не только стихи.

Все эти мысли и…

Эмм. А какой вопрос был?

14 октября 2021 г. 07:11

Не ожидала, что этот небольшой роман любимого мной Сомерсета Моэма будет читаться так мучительно долго и муторно. И вот, вроде бы, сейчас понимаю, что и обзор бурной деятельности миссис Бартон Траффорд, и рассказ о том, как вторая жена Эдуарда Дриффилда обустраивала его быт по своему разумению, были тут вполне уместны, но почему-то мне было скучно читать об этих достойнейших леди. Как не позабавили меня размышления автора на тему закрепления за членами теперь уже распущенной палаты лордов литературных занятий. А уж экскурс в тонкости личности Элроя Кира на меня и вовсе нагонял тоску - место этого персонажа в романе я вообще не очень поняла. Разве только что он был тут как стартовая ступенька к рассказу о некоторых подробностях жизни Теда Дриффилда. А вот что касается "периода Рози" в…

11 февраля 2022 г. 18:10

4 Спойлер Пиво без пирогов

Как ни странно, в книге нет ни единого упоминания пирогов, а фраза "Скелет в шкафу" упоминается вскользь, невпопад, так что остаётся одно пиво.

Когда я ознакомился с аннотацией я подумал, что эта книга будет синонимом "Мартина идена", но здесь герой, от чьего лица происходит повествование, по сути, является второстепенным: он помнит, и рассказывает историю писателя от момента знакомства, когда Тед учил кататься на велосипеде молодого юношу до расставления всех точек над "i" с Рози.

Таким образом, в основном, книга про прошлое, от того она так сладка, так мягка и приятна, потому что наполнена воспоминаниями о юности, о действиях, участие в которых принимал глав герой.

Читайте также: