Я лежал на диване устремив глаза в потолок
Обновлено: 01.05.2024
Молча с Грушницким спустились мы с горы и прошли по бульвару, мимо окон дома, где скрылась наша красавица. Она сидела у окна. Грушницкий, дернув меня за руку, бросил на нее один из тех мутно-нежных взглядов, которые так мало действуют на женщин. Я навел на нее лорнет и заметил, что она от его взгляда улыбнулась, а что мой дерзкий лорнет рассердил ее не на шутку. И как, в самом деле, смеет кавказский армеец наводить стеклышко на московскую княжну.
Нынче поутру зашел ко мне доктор; его имя Вернер, но он русский. Что тут удивительного? Я знал одного Иванова, который был немец.
Вернер человек замечательный по многим причинам. Он скептик и материалист, как все почти медики, а вместе с этим поэт, и не на шутку, – поэт на деле всегда и часто на словах, хотя в жизнь свою не написал двух стихов. Он изучал все живые струны сердца человеческого, как изучают жилы трупа, но никогда не умел он воспользоваться своим знанием; так иногда отличный анатомик не умеет вылечить от лихорадки! Обыкновенно Вернер исподтишка насмехался над своими больными; но я раз видел, как он плакал над умирающим солдатом… Он был беден, мечтал о миллионах, а для денег не сделал бы лишнего шагу: он мне раз говорил, что скорее сделает одолжение врагу, чем другу, потому что это значило бы продавать свою благотворительность, тогда как ненависть только усилится соразмерно великодушию противника. У него был злой язык: под вывескою его эпиграммы не один добряк прослыл пошлым дураком; его соперники, завистливые водяные медики, распустили слух, будто он рисует карикатуры на своих больных, – больные взбеленились, почти все ему отказали. Его приятели, то есть все истинно порядочные люди, служившие на Кавказе, напрасно старались восстановить его упадший кредит.
Его наружность была из тех, которые с первого взгляда поражают неприятно, но которые нравятся впоследствии, когда глаз выучится читать в неправильных чертах отпечаток души испытанной и высокой. Бывали примеры, что женщины влюблялись в таких людей до безумия и не променяли бы их безобразия на красоту самых свежих и розовых эндимионов; надобно отдать справедливость женщинам: они имеют инстинкт красоты душевной: оттого-то, может быть, люди, подобные Вернеру, так страстно любят женщин.
Вернер был мал ростом, и худ, и слаб, как ребенок; одна нога была у него короче другой, как у Байрона; в сравнении с туловищем голова его казалась огромна: он стриг волосы под гребенку, и неровности его черепа, обнаруженные таким образом, поразили бы френолога странным сплетением противоположных наклонностей. Его маленькие черные глаза, всегда беспокойные, старались проникнуть в ваши мысли. В его одежде заметны были вкус и опрятность; его худощавые, жилистые и маленькие руки красовались в светло-желтых перчатках. Его сюртук, галстук и жилет были постоянно черного цвета. Молодежь прозвала его Мефистофелем; он показывал, будто сердился за это прозвание, но в самом деле оно льстило его самолюбию. Мы друг друга скоро поняли и сделались приятелями, потому что я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги! Вот как мы сделались приятелями: я встретил Вернера в С… среди многочисленного и шумного круга молодежи; разговор принял под конец вечера философско-метафизическое направление; толковали об убеждениях: каждый был убежден в разных разностях.
– Что до меня касается, то я убежден только в одном… – сказал доктор.
– В чем это? – спросил я, желая узнать мнение человека, который до сих пор молчал.
– В том, – отвечал он, – что рано или поздно в одно прекрасное утро я умру.
– Я богаче вас, – сказал я, – у меня, кроме этого, есть еще убеждение – именно то, что я в один прегадкий вечер имел несчастие родиться.
Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого не сказал. С этой минуты мы отличили в толпе друг друга. Мы часто сходились вместе и толковали вдвоем об отвлеченных предметах очень серьезно, пока не замечали оба, что мы взаимно друг друга морочим. Тогда, посмотрев значительно друг другу в глаза, как делали римские авгуры [18], по словам Цицерона, мы начинали хохотать и, нахохотавшись, расходились довольные своим вечером.
Я лежал на диване, устремив глаза в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер взошел в мою комнату. Он сел в кресла, поставил трость в угол, зевнул и объявил, что на дворе становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят мухи, – и мы оба замолчали.
Утомленный долгой речью, я закрыл глаза и зевнул…
Он отвечал подумавши:
– В вашей галиматье, однако ж, есть идея.
– Скажите мне одну, я вам скажу другую.
– Хорошо, начинайте! – сказал я, продолжая рассматривать потолок и внутренно улыбаясь.
– Вам хочется знать какие-нибудь подробности насчет кого-нибудь из приехавших на воды, и я уж догадываюсь, о ком вы это заботитесь, потому что об вас там уже спрашивали.
– Доктор! решительно нам нельзя разговаривать: мы читаем в душе друг друга.
– Другая идея вот: мне хотелось вас заставить рассказать что-нибудь; во-первых, потому, что такие умные люди, как вы, лучше любят слушателей, чем рассказчиков. Теперь к делу: что вам сказала княгиня Лиговская обо мне?
– Вы очень уверены, что это княгиня… а не княжна.
– Потому что княжна спрашивала об Грушницком.
– У вас большой дар соображения. Княжна сказала, что она уверена, что этот молодой человек в солдатской шинели разжалован в солдаты за дуэль..
– Надеюсь, вы ее оставили в этом приятном заблуждении…
– Завязка есть! – закричал я в восхищении, – об развязке этой комедии мы похлопочем. Явно судьба заботится о том, чтоб мне не было скучно.
– Я предчувствую, – сказал доктор, – что бедный Грушницкий будет вашей жертвой…
– Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете… я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума… Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.
– Достойный друг! – сказал я, протянув ему руку. Доктор пожал ее с чувством и продолжал:
– Если хотите, я вас представлю…
– Помилуйте! – сказал я, всплеснув руками, – разве героев представляют? Они не иначе знакомятся, как спасая от верной смерти свою любезную…
– И вы в самом деле хотите волочиться за княжной.
– Напротив, совсем напротив. Доктор, наконец я торжествую: вы меня не понимаете. Это меня, впрочем, огорчает, доктор, – продолжал я после минуты молчания, – я никогда сам не открываю моих тайн, а ужасно люблю, чтоб их отгадывали, потому что таким образом я всегда могу при случае от них отпереться. Однако ж вы мне должны описать маменьку с дочкой. Что они за люди?
Римские авгуры – жрецы-гадатели. Марк Туллий Цицерон, писатель, оратор и политический деятель Древнего Рима, в книге «О гадании» рассказывает, что при встрече друг с другом авгуры едва удерживались от смеха.
Я лежал на диване устремив глаза в потолок
Укажите название главы романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», эпизод из которой приведён выше.
Прочитайте приведённый ниже фрагмент произведения и выполните задания В1—В7; C1, С2.
Вернер был мал ростом, и худ, и слаб, как ребёнок; одна нога была у него короче другой, как у Байрона; в сравнении с туловищем голова его казалась огромна: он стриг волосы под гребёнку, и неровности его черепа, обнаруженные таким образом, поразили бы френолога странным сплетением противоположных наклонностей. Его маленькие чёрные глаза, всегда беспокойные, старались проникнуть в ваши мысли. В его одежде заметны были вкус и опрятность; его худощавые, жилистые и маленькие руки красовались в светло-жёлтых перчатках. Его сюртук, галстук и жилет были постоянно чёрного цвета. Молодёжь прозвала его Мефистофелем; он показывал, будто сердился за это прозвание, но в самом деле оно льстило его самолюбию. Мы друг друга скоро поняли и сделались приятелями, потому что я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признаётся; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае — труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги! Вот как мы сделались приятелями: я встретил Вернера в С. среди многочисленного и шумного круга молодёжи; разговор принял под конец вечера философско-метафизическое направление; толковали об убеждениях: каждый был убеждён в разных разностях.
— Что до меня касается, то я убеждён только в одном. — сказал доктор.
— В чём это? — спросил я, желая узнать мнение человека, который до сих пор молчал.
— В том, — отвечал он, — что рано или поздно в одно прекрасное утро я умру.
— Я богаче вас, сказал я, — у меня, кроме этого, есть ещё убеждение — именно то, что я в один прегадкий вечер имел несчастие родиться.
Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого не сказал. С этой минуты мы отличили в толпе друг друга. Мы часто сходились вместе и толковали вдвоём об отвлечённых предметах очень серьёзно, пока не замечали оба, что мы взаимно друг друга морочим. Тогда, посмотрев значительно друг другу в глаза, как делали римские авгуры, по словам Цицерона, мы начинали хохотать и, нахохотавшись, расходились довольные своим вечером.
Я лежал на диване, устремив глаза в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер взошёл в мою комнату. Он сел в кресла, поставил трость в угол, зевнул и объявил, что на дворе становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят мухи, — и мы оба замолчали.
Утомлённый долгой речью, я закрыл глаза и зевнул.
М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени»
Каким термином обозначаются выразительные подробности, придающие описанию особую выразительность (например, светло-жёлтые перчатки и чёрный галстук Вернера)?
Установите соответствие между персонажами и их характеристиками. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.
1) «. он один из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые пышные фразы. важно драпируются в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания».
2) «. он скептик и матерьялист. а вместе с этим поэт. хотя в жизнь свою не написал двух стихов. Он был беден, мечтал о миллионах, а для денег не сделал бы лишнего шагу. »
3) «. он был храбр, говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн. Была только одна страсть, которой он не таил: страсть к игре».
4) «. он был такой тоненький, беленький. Славный был малый. только немножко странен. в дождик, в холод, целый день на охоте. А в другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнёт, уверяет, что простудился. »
Запишите в ответ цифры, расположив их в порядке, соответствующем буквам:
В ответе перечислите в соответствующем порядке номера верных вариантов в без пробелов и запятых.
Разговор Печорина и Вернера представляет собой ___________. Рассказ в приведённом отрывке ведётся от лица самого Печорина, ведь перед нами выдержки из его ___________.
Сформулируйте прямой связный ответ на вопрос в объёме 5–10 предложений. Аргументируйте свои суждения, опираясь на анализ текста произведения, не искажайте авторской позиции, не допускайте фактических и логических ошибок. Соблюдайте нормы литературной письменной речи, записывайте ответы аккуратно и разборчиво.
5.1. В чём схожи и чем различаются Печорин и Вернер?
5.2. «Искусство поэта, — писал Белинский, — должно состоять в том, чтобы развить на деле задачу: как данный природою характер должен образоваться при обстоятельствах, в которые поставит его судьба». Опираясь на приведённый фрагмент, подтвердите или опровергните эту точку зрения.
помогите пожалуйста с русским языком !
1. Теперь я должен несколько объяснить причины "которые побудили меня предать публике сердечные тайны человека которого я никогда не знал". 2. Он мне сам говорил что причина " котороя побудила его вступить в полк останется вечною тайной между им и небесами. 3. Он шёл с полковником который "когда довёл его до гостиницы" простился с ним и поворотил в крепость. 4. Грушницкий "дёрнул меня за руку " и бросил на неё один из тех мутно-нежных взглядов которые иак мало действуют на женщин. 5. Я лежал на диване "стремив глаза в потолок и заложив руки под затылок" когда Вернер вошёл в мою комнату. 6. Я схаватил бумаги и поскорее унёс их "боялся" чтобы штабс-капитан не расскаялся.
1,2.причины, побудившие
3.полковником, доведшим
4.грушевский, дернувший
1. Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, (?) которого я никогда не знал. 2. Он мне сам говорил что причина, побудившая его вступить в полк, останется вечною тайной между им и небесами. 3. Он шёл с полковником, когда то довёддшим его до гостиницы, простился с ним и поворотил в крепость. 4. Грушницкий "дёрнул меня за руку "НЕЛЬЗЯ ТУТ и бросил на неё один из тех мутно-нежных взглядов которые иак мало действуют на женщин. 5. Я лежал на диване, устремляя глаза в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер вошёл в мою комнату. 6. Я схаватил бумаги и поскорее унёс их, боясь, чтобы штабс-капитан не расскаялся.
в 6ом не уверена
1. Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. 2. Он мне сам говорил, что причина, побудивщаяего вступить в полк, останется вечною тайной между им и небесами. 3. Он шёл с полковником, который, доведя его до гостиницы, простился с ним и поворотил в крепость. . 4. Грушницкий, дернув меня за руку, бросил на неё один из тех мутно-нежных взглядов, которые так мало действуют на женщин. 5. Я лежал на диване, устремив глаза в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер вошёл в мою комнату. 6. Я схаватил бумаги и поскорее унёс их, боясь, чтобы штабс-капитан не расскаялся.
1. Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. 2. Он мне сам говорил, что причина, побудившая его вступить в полк, останется вечною тайной между им и небесами. 3. Он шёл с полковником, который, ДОВЕДЯ ЕГО ДО ГОСТИНИЦЫ, -ЗДЕСЬ УМЕСТНЕЕ УПОТРЕБИТЬ ДЕЕПРИЧ. ОБОРОТ) простился с ним и поворотил в крепость. 4. Грушницкий, ДЕРНУВший МЕНЯ ЗА РУКУ, бросил на неё один из тех мутно-нежных взглядов, которые иак мало действуют на женщин. 5. Я лежал на диване, устремив глаза в потолок и заложив руки под затылок, (ТОЖЕ ДЕЕПР. ОБ.) когда Вернер вошёл в мою комнату. 6. Я схаватил бумаги и поскорее унёс их, боясь, (ДЕЕПР ОБ) чтобы штабс-капитан не раскаялся.
1. Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. 2. Он мне сам говорил, что причина, побудившая его вступить в полк, останется вечною тайной между им и небесами. 3. Он шёл с полковником, который, доведя его до гостиницы, простился с ним и поворотил в крепость. 4. Грушницкий, дернувший меня за руку, бросил на неё один из тех мутно-нежных взглядов, которые так мало действуют на женщин. 5. Я лежал на диване, устремив глаза в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер вошёл в мою комнату. 6. Я схватил бумаги и поскорее унёс их, боясь, чтобы штабс-капитан не расскаялся.
1 предложение - можно, конечно, написать" никогда не знатого ( или знаемого) мною", но получится как-то не по-русски
2, 5 и 6 предложение причастия не получатся, только деепричастия. Иначе коряво звучит
ПОМОГИТЕ, ПРОШУ
Спишите, расставьте знаки препинания. 1. Бросив охапку и стараясь не задевать веток я направился к дороге. 2. Я лежал на диване устремив глаза в потолок. 3. Кончив плясать бабушка села на своё место. 4. Спрыгнув с подоконника я остановился приготовившись выслушать её упрёки и жалобы. 5. Не зная броду не суйся в воду. 6. Я занимался спустя рукава и думал памятью и живым воображением заменить труд. 7. Он примчался сюда не переводя дыхание. 8. Нельзя сдавать контрольную работу не проверив её внимательно. 9. Чуть свет я вставал и наскоро напившись чаю, пускался в путь. 10. Скользнув к третьему этажу Маргарита заглянула в крайнее окно завешенное легонькой темной шторкой. 11. Земля вздыхая могучей грудью проглатывала бурные потоки воды низвергаемые щедрым небом. 12. Пролетев по своему переулку Маргарита попала в другой пересекавший первый под прямым углом. 13. Навстречу широко расставляя ноги и хватаясь за переборки пробирался вахтенный матрос будивший команду. 14. Пролетая мимо предпоследнего окна четвертого этажа Маргарита заглянула в него и увидела человека в панике напялившего на себя противогаз. 15. Часовой не успев вскрикнуть упал в бушевавший под опорами моста водоворот.
1. Каков объем бруска , у которого длина составляет 20 см, ширина 0,6 м, высота 70 мм?
На первой клумбе росло 18 хризантем, а на второй 29. Для букета срезали 9 хризантем. Сколько хризантем осталось на клумбах?
Перед отпуском Мария Петровна купила плащ,
сумку и сапоги, потратив на эти покупки 23 000 рублей.
Самая дорогая покупка стоила 13 000 рублей.
Самая дешёвая покупка стоила 4000 рублей.
А плащ и сумка вместе стоили на 7000 рублей дороже,
чем сумка и сапоги вместе.
Сколько рублей стоила сумка?
Новогодние украшения в коробке уложены в семь рядов.
В первом ряду лежит три украшения; во втором — четыре;
в третьем — снова три; в четвёртом — снова четыре и так далее.
Сколько всего украшений лежит в коробке?
Найдите и выпишите антонимы или синонимы в следующих предложениях.
Да здравствует солнце, да скроется тьма.
Прошу тебя, умоляю, позволь мне уехать.
Все было интересно, все важное необходимо, даже неинтересное было интересным, потому что требовало активного к себе отношения.
Врага уничтожить – большая заслуга, но друга спасти – это высшая честь. (А. Твардовский)
Скорбеть надо, а не радоваться. (А. Чехов)
Я каждый раз видел, как эта дама, очень полная, пухлая, важная, похожая на откормленную гусыню, гуляла по саду.
И сразу взамен невезенья в любви проявилось насмешливое к нему благоволение удачи.
Горе старит, а радость молодит.
В сущности, для меня вы теперь самый близкий, самый родной человек.
На чужбине и калач не в радость, а на родине и чужой хлеб в сладость.
Светлые и темные воспоминания одинаково его терзали.
На своей стороне мило, на чужой постыло.
На кого ты покинул свою бедную Оленьку, бедную, несчастную.
Бызин хмурился и прятал глаза, а Семен Митрофанович улыбался.
И там кончился один мир и начался другой.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
ЛитЛайф
Старик лежал на своей лавочке, у печи, закрывшись старой дохой из вылезших оленьих шкур. Было ра .
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Старик лежал на своей лавочке, у печи, закрывшись старой дохой из вылезших оленьих шкур. Было ра .
Старик лежал на своей лавочке, у печи, закрывшись старой дохой из вылезших оленьих шкур. Было рано или поздно — он не знал, да и знать не мог, потому что светало поздно, а небо еще с вечера было затянуто низкими осенними тучами. Вставать ему не хотелось: в избушке было холодно, а у него уже несколько дней болели и спина и ноги. Спать он тоже не хотел, а лежал так, чтобы провести время. Да и куда ему было торопиться? Его разбудило осторожное царапанье в дверь, — это просился Музгарко, небольшая, пестрая вогульская собака, жившая в этой избушке уже лет десять.
— Я вот тебе задам, Музгарко. — заворчал старик, кутаясь в свою доху с головой. — Ты у меня поцарапайся…
Собака на время перестала скоблить дверь своей лапой и потом вдруг взвыла протяжно и жалобно.
— Ах, штоб тебя волки съели. — обругался старик, поднимаясь с лавки.
Он в темноте подошел к двери, отворил ее и все понял, — отчего у него болела спина и отчего завыла собака. Все, что можно было рассмотреть в приотворенную дверь, было покрыто снегом.
Да, он ясно теперь видел, как в воздухе кружилась живая сетка из мягких, пушистых снежинок. В избе было темно, а от снега все видно — и зубчатую стенку стоявшего за рекой леса, и надувшуюся почерневшую реку, и каменистый мыс, выдававшийся в реку круглым уступом. Умная собака сидела перед раскрытой дверью и такими умными, говорящими глазами смотрела на хозяина.
— Ну, што же, значит, конец. — ответил ей старик на немой вопрос собачьих глаз. — Ничего, брат, не поделаешь… Шабаш!
Собака вильнула хвостом и тихо взвизгнула тем ласковым визгом, которым встречала одного хозяина.
— Ну, шабаш, ну, што поделаешь, Музгарко. Прокатилось наше красное летечко, а теперь заляжем в берлоге…
На эти слова последовал легкий прыжок, и Музгарко очутился в избушке раньше хозяина.
— Не любишь зиму, а? — разговаривал старик с собакой, растопляя старую печь, сложенную из дикого камня. — Не нравится, а.
Колебавшееся в челе печки пламя осветило лавочку, на которой спал старик, и целый угол избушки. Из темноты выступали закопченные бревна, покрытые кое-где плесенью, развешанная в углу сеть, недоконченные новые лапти, несколько беличьих шкурок, болтавшихся на деревянном крюку, а ближе всего сам старик — сгорбленный, седой, с ужасным лицом. Это лицо точно было сдвинуто на одну сторону, так что левый глаз вытек и закрылся припухшим веком. Впрочем, безобразие отчасти скрадывалось седой бородой. Для Музгарки старик не был ни красив, ни некрасив.
Пока старик растоплял печь, уже рассвело. Серое зимнее утро занялось с таким трудом, точно невидимому солнцу было больно светить. В избушке едва можно было рассмотреть дальнюю стену, у которой тянулись широкие нары, устроенные из тяжелых деревянных плах. Единственное окно, наполовину залепленное рыбьим пузырем, едва пропускало свет.
Музгарко сидел у порога и терпеливо наблюдал за хозяином, изредка виляя хвостом.
Но и собачьему терпению бывает конец, и Музгарко опять слабо взвизгнул.
— Сейчас, не торопись, — ответил ему старик, придвигая к огню чугунной котелок с водой. — Успеешь…
Музгарко лег и, положив остромордую голову в передние лапы, не спускал глаз с хозяина. Когда старик накинул на плечи дырявый пониток[1], собака радостно залаяла и бросилась в дверь.
— То-то вот у меня поясница третий день болит, — объяснил старик собаке на ходу. — Оно и вышло, што к ненастью. Вона как снежок подваливает…
За одну ночь все кругом совсем изменилось, — лес казался ближе, река точно сузилась, а низкие зимние облака ползли над самой землей и только не цеплялись за верхушки елей и пихт. Вообще вид был самый печальный, а пушинки снега продолжали кружиться в воздухе и беззвучно падали на помертвевшую землю. Старик глянул назад, за свою избушку, — за ней уходило ржавое болото, чуть тронутое кустиками и жесткой болотной травой. С небольшими перерывами это болото тянулось верст на пятьдесят и отделяло избушку от всего живого мира. А какая она маленькая показалась теперь старику, эта избушка, точно за ночь вросла в землю…
К берегу была причалена лодка-душегубка. Музгарко первый вскочил на нее, оперся передними лапами на край и зорко посмотрел вверх реки, туда, где выдавался мыс, и слабо взвизгнул.
— Чему обрадовался спозаранку? — окликнул его старик. — Погоди, может, и нет ничего…
Собака знала, что есть, и опять взвизгнула: она видела затонувшие поплавки закинутой в омуте снасти. Лодка полетела вверх по реке у самого берега. Старик стоял на ногах и гнал лодку вперед, подпираясь шестом. Он тоже знал по визгу собаки, что будет добыча. Снасть действительно огрузла самой серединой, и, когда лодка подошла, деревянные поплавки повело книзу.
Снасть состояла из брошенной поперек реки бечевы с поводками из тонких шнурков и волосяной лесы. Каждый поводок заканчивался острым крючком. Подъехав к концу снасти, старик осторожно начал выбирать ее в лодку.
Добыча была хорошая: два больших сига, несколько судаков, щука и целых пять штук стерлядей. Щука попалась большая, и с ней было много хлопот.
Старик осторожно подвел ее к лодке и сначала оглушил своим шестом, а потом уже вытащил. Музгарко сидел в носу лодки и внимательно наблюдал за работой.
— Любишь стерлядку? — дразнил его старик, показывая рыбу. — А ловить не умеешь… Погоди, заварим сегодня уху. К ненастью рыба идет лучше на крюк… В омуте она теперь сбивается на зимнюю лежанку, а мы ее из омута и будем добывать; вся наша будет. Лучить[2] ужо поедем…. Ну, а теперь айда домой! Судаков-то подвесим, высушим, а потом купцам продадим…
Старик запасал рыбу с самой весны: часть вялил на солнце, другую сушил в избе, а остатки сваливал в глубокую яму вроде колодца; эта последняя служила кормом Музгарке. Свежая рыба не переводилась у него целый год, только не хватало у него соли, чтобы ее солить, да и хлеба не всегда доставало, как было сейчас. Запас ему оставляли с зимы до зимы.
— Скоро обоз придет, — объяснил старик собаке. — Привезут нам с тобой и хлеба, и соли, и пороху… Вот только избушка наша совсем развалилась, Музгарко.
Осенний день короток. Старик все время проходил около своей избушки, поправлял и то и другое, чтобы лучше ухорониться на зиму. В одном месте мох вылез из пазов, в другом — бревно подгнило, в третьем — угол совсем осел и, того гляди, отвалится. Давно бы уж новую избушку пора ставить, да одному все равно ничего не поделать.
— Как-нибудь, может, перебьюсь зиму, — думал старик вслух, постукивая топором в стену. — А вот обоз придет, так тогда…
Выпавший снег все мысли старика сводил на обоз, который приходил по первопутку, когда вставали реки. Людей он только и видел один раз в году. Было о чем подумать. Музгарко отлично понимал каждое слово хозяина и при одном слове «обоз» смотрел вверх реки и радостно взвизгивал, точно хотел ответить, что вон, мол, откуда придет обоз-то — из-за мыса.
К избе был приделан довольно большой низкий сруб, служивший летом амбаром, а зимой казармой для ночлега ямщиков. Чтобы защитить от зимней непогоды лошадей, старик с осени устраивал около казармы из молодых душистых пихт большую загородку. Намаются лошади тяжелой дорогой, запотеют, а ветер дует холодный, особенно с солнцевосхода. Ах, какой бывает ветер, даже дерево не выносит и поворачивает свои ветви в теплую сторону, откуда весной летит всякая птица.
Кончив работу, старик сел на обрубок дерева под окном избушки и задумался. Собака села у его ног и положила свою умную голову к нему на колени. О чем думал старик? Первый снег всегда и радовал его и наводил тоску, напоминая старое, что осталось вон за теми горами, из которых выбегала река Студеная. Там у него были и свой дом, и семья, и родные были, а теперь никого не осталось. Всех он пережил, и вот где привел бог кончать век: умрет — некому глаза закрыть.
Ох, тяжело старое одиночество, а тут лес кругом, вечная тишина, и не с кем слова сказать. Одна отрада оставалась: собака. И любил же ее старик гораздо больше, чем любят люди друг друга. Ведь она для него была все и тоже любила его. Не один раз случалось так, что на охоте Музгарко жертвовал своей собачьей жизнью за хозяина, и уже два раза медведь помял его за отчаянную храбрость.
— А ведь стар ты стал, Музгарко, — говорил старик, гладя собаку по спине. — Вон и спина прямая стала, как у волка, и зубы притупились, и в глазах муть… Эх, старик, старик, съедят тебя зимой волки. Пора, видно, нам с тобой и помирать…
Собака была согласна и помирать… Она только теснее прижималась всем телом к хозяину и жалобно моргала. А он сидел и все смотрел на почерневшую реку, на глухой лес, зеленой стеной уходивший на сотни верст[3] туда, к студеному морю, на чуть брезжившие горы в верховьях Студеной, смотрел и не шевелился, охваченный своей тяжелой стариковской думой.
Вот о чем думал старик.
Родился и вырос он в глухой лесной деревушке Чалпан, засевшей на реке Колве. Место было глухое, лесистое, хлеб не родился, и мужики промышляли кто охотой, кто сплавом леса, кто рыбной ловлей. Деревня была бедная, как почти все деревни в Чердынском крае, и многие уходили на промысел куда-нибудь на сторону: на солеваренные промыслы в Усолье, на плотбища по реке Вишере, где строились лесопромышленниками громадные баржи, на железные заводы по реке Каме.
Старик был тогда совсем молодым, и звали его по деревне Елеской Шишмаревым, — вся семья была Шишмари. Отец промышлял охотой, и Елеска с ним еще мальчиком прошел всю Колву. Били они и рябчика, и белку, и куницу, и оленя, и медведя — что попадет. Из дому уходили недели на две на три. Потом Елеска вырос, женился и зажил своим домом в Чалпане, а сам по-прежнему промышлял охотой. Стала потихоньку у Елески подрастать своя семья — два мальчика да девочка; славные ребятки росли и были отцу подмогой на старости лет. Но богу было угодно другое: в холерный год семья Елески вымерла… Случилось это горе осенью, когда он ушел с артелью других охотников в горы за оленями. Ушел он семейным человеком, а вернулся бобылем. Тогда половина народу в Чалпане вымерла: холера прошла на Колву с Камы, куда уходили на сплавы чалпанские мужики. Они и занесли с собой страшную болезнь, которая косила людей, как траву.
Читайте также: