Поминальный стол у осетин

Обновлено: 17.05.2024

На северных склонах Большого Кавказа проживают осетины – небольшой народ с богатой историей, которая восходит к началу I тысячелетия н.э. Потомки ираноязычных племен аланов, бежавших от полчищ Тимура в 1395 в Горную Осетию и смешавшихся с местным кавказским населением, они сформировались как самостоятельный этнос в XIV-XV веках. От своих легендарных предков они унаследовали язык иранской языковой группы, который выделяет их среди других кавказских народов, а также систему религиозных верований. Сегодня в мире насчитывается 700 тысяч осетин, подавляющее большинство которых проживает на территории России (Северная Осетия), Южной Осетии, Сирии, Турции и Грузии.

Несмотря на усилия христианских, а также исламских миссионеров, эти верования по-прежнему занимают важное место в духовной культуре этого народа. Согласно опросу исследовательской службы «Среда», проведённому в 2012 году, к последователям традиционной религии относят себя 29% населения Северной Осетии. Однако даже среди христиан (49%) и мусульман (4%) немало тех, кто осознанно или нет продолжают практиковать древние обряды и ритуалы. Особенно ярко это заметно в похоронной обрядности осетин.

Прощание с покойным

Похороны в Осетии, как и в других частях Кавказа – событие общественное. Смерть человека объединяла всю местное сообщество в скорби и трауре по умершему. Нередки были случаи, когда вся деревня, бросив все дела, приходила к семье усопшего выразить им свои соболезнования и проститься с покойным. В осетинской культуре существуют строгие правила, которые регулируют то, каким образом нужно выражать соболезнования, какие слова говорить и что делать, а также как принимать соболезнующих. По осетинской традиции, даже прохожий путник, какой бы религии он ни придерживался, обязательно должен остановиться у ворот дома или дверей квартиры и прочитать за мертвеца поминальную молитву. Для этого у входной двери становятся кровные родственники усопшего мужского пола. В это время женщины остаются внутри, оплакивая мертвеца.

Нередко в дом приглашали и профессиональных плакальщиц карагканаг уш (от осет. «хъарæггæнæг ус» — причитающая женщина). Считается, что чем больше по покойнику прольют слез, тем счастливее он будет на том свете. Задача плакальщицы таким образом состояла в том, чтобы помочь скорбящим выразить свои эмоции и обеспечить усопшему достойное прощание. Женщины, профессионально занимающиеся оплакиванием, зачастую являются прекрасными ораторами. Вопреки русскому пониманию этого занятия, они не голосят и не рыдают. Вместо этого плакальщицы читают проникновенную речь, посвященную жизни умершего: случаям из жизни, значению для семьи и соседей его личным отношениям с родными и близкими. Хотя эта традиция сегодня уходит в прошлое, в Осетии немало людей, готовых платить до десятков тысяч за визит плакальщицы.

Осетинская могила

Современные могилы и гробы в осетинскую погребальную культуру вошли сравнительно поздно – в середине XIX столетия. Вплоть до этого времени у осетин было принято хоронить покойников в каменных родовых гробницах-склепах (осет. «зæппадз») на отрогах гор и скальных выходов. Существовало несколько разновидностей таких склепов: подземные, полуподземные и надземные. Первыми возникли подземные усыпальницы – продолжение аланской традиции земляных катакомб. В XVIII веке у осетин стали преобладать надземные склепы, которые оставались основной формой захоронения вплоть до XIX века.

Осетинские склепы отличаются большим разнообразием форм и дизайном. Внутренне оформление склепов, как правило, представляло собой прямоугольную камеру, сложенную из больших, грубо обработанных плит и камней. На высоте 1,5м. стены сужались, переходя в ложный свод. По длине строения в стены вставляли деревянные балки, на которой стелили дощатый настил. Через небольшой лаз в склеп вносили покойных и укладывали прямо на настил. В одной усыпальнице могло лежать до нескольких поколений членов одного рода.

Проводы покойного

Согласно традиционным верованиям осетин (как и в случае со многими другими народами), загробная жизнь во многом схожа с земной. И проводить его на тот свет необходимо подобающим образом. Это представление пронизывало осетинские похоронные обычаи. Перед похоронами мертвеца надлежало привести в парадный вид. Его омывали и обряжали в самую лучшую одежду, которую могла себе позволить семья, причем особенно богатые осетины надевали на покойного не один и не два костюма, а четыре или пять, один поверх другого. В дореволюционных этнографических записках некоторые ученые писали даже о случаях, когда родственники продавали все имущество для того, чтобы обеспечить усопшего по-настоящему королевским платьем и организовать «подобающие» похороны. Вероятнее всего, это является преувеличением, однако и в современности известны случаи, когда семья много лет откладывает деньги на шикарные проводы.

Похороны

В старые времена похоронить усопшего старались в тот же день до заката, иногда на следующий, чтобы дальняя родня успела с ним попрощаться. В могилу усопшего супруга жена, по традиции, должна бросить срезанную косу или прядь волос. Если умерший владел конем, то с хозяином хоронили или целое животное, или, позднее, его отрезанное ухо. Разумеется, сегодня животным уши никто не отрезает, хотя в сельской местности этот обычай сохранился в виде нанесения небольшого надреза на лошадиное ухо. Коней с таким надрезом продавать не принято.

После того, как покойного предавали земле, участники церемонии читали над могилой короткие речи и разводили неподалеку от могилы костер. Его пламя было призвано «согреть» умершего. Примечательно, что раньше осетины жгли поминальные костры ежегодно в декабре.

Поминальные обычаи

Важной частью осетинских похорон было кормление умершего. В старые времена осетины оставляли с покойниками небольшие «гостинцы», однако сейчас так делать уже не принято. Чтобы «покормить» усопшего, сегодня они устраивают поминальные пиры – считается, что на поминках гости едят за умершего, и любые угощения, съеденные на похоронах, достаются именно ему. Для этого перед трапезой необходимо было к каждому блюду прикоснуться ножом. Считалось, что таким образом можно отпугнуть чертей и злых духов.

У осетин существовал обычай, согласно которому первые три дня до погребения в доме умершего не полагалось готовить горячую пищу, нельзя было разжигать огонь или кипятить воду. Поэтому блюда для поминок готовили не родственники покойника, а односельчане, соседи и друзья. На поминальный стол обычно ставят два пирога, мясо жертвенного барана или овцы, всевозможные фрукты, сладости, любимые угощения усопшего. Напитки на стол ставятся в четном количестве (2 бутылки араки, две упаковки сока и пр.).

Поминки длились несколько дней. Поминальные ужины устраивали в день (или несколько дней) до погребения, а затем сразу после. Однако на этом поминовение не заканчивалось. Вплоть до начала XX века родные и близкие умершего еще больше 10 раз в течение года собирались, чтобы «угостить» его. Сегодня среди православных осетин проводить поминки принято согласно христианским канонам: на 3-ий, 9-ый и 40-ой дни, а затем – на годовщину.

Поминальный стол у осетин

Осетинский застольный этикет (Ирон фынджы æгъдау)

Традиции осетинского застолья

Осетины, достигнув существенных успехов в своём общественном, культурном и политическом развитии, при этом сумели сохранить довольно сильные патриархально-родовые связи, традиции и обычаи своих предков. Одним из самых интересных и значимых составляющих этих традиций является осетинский застольный этикет, со многими его «можно–нельзя», «принято-не принято». Причём, традиции могут несколько разниться в зависимости от ущельского происхождения данной общины, а иногда даже между соседними сёлами. Но основа у них одна, уходящая корнями в глубь веков, раскрывающая характер и внутренний мир древнего народа. Ниже мы постараемся описать обобщенные правила и нормы осетинского застолья. Надеемся, что их с интересом прочтут не только осетины, но и представители других народов, не безучастных к истории и культуре сарматов – алан – осетин.

Традиционное застолье никогда не было для осетин только местом принятия пищи, питья и общения. Оно тесно связано с их верой, укладом жизни и нормами общественного поведения. Для того, кто прежде не сталкивался с осетинским застольным этикетом, наличие многих неписанных правил и ограничений, которых в Осетии до сих пор придерживаются за официальным столом, может показаться непривычно-странным и излишне-строгим. Но для осетина эти нормы – часть его бытия и мировозрения, часть его духовно-нравственного наследия.

Именно за столом осетины чаще всего молились Богу и святым покровителям. Отсюда и «Фынг» (дословно – «стол») также являлся святым местом, за которым не допускались вольности или же недостойное поведение. Как нам когда-то говорил известный в стране осетинский артист театра и кино Бибо Ватаев:

«У наших предков не было церквей и мечетей. Фынг и был их самым доступным святым местом. Здесь осетины молились, общались, принимали важные решения. И поэтому, не забывайте вести себя за столом так, как полагается вести себя возле святых мест. »

Итак, с чего начинается осетинское застолье?

С накрытия стола, конечно. И если столы обычно накрываются с учётом предполагаемого количества гостей и их вкусов, в Осетии, в добавок к этому, сам процесс накрытия также регламентирован традициями и другими нормами.

Осетинский традиционный праздничный стол (фынг) должен располагаться так, чтобы старший сидел лицом к востоку. Но в недостаточно просторных помещениях часто такой возможности не бывает, и тогда правильно расположить стол от места старшего к входу. Старший должен видеть всех кто заходит.

Первым делом на стол ставятся солонки с солью и нож. Затем, если для застолья было забито какое-то животное (корова, бычок, баран), на стол, со стороны старшего ставится широкая тарелка с тщательно очищенной и сваренной головой (без нижней челюсти и языка) и шейной частью животного («сæр æмæ бæрзæй»). Если застолье по хорошему поводу, шея животного должна располагаться на тарелке слева от головы. На поминках – с правой стороны.

После этого на стол, начиная от места старшего ставятся традиционные три пирога и напитки. Также на стол ставятся тарелки со сваренным мясом, приблизительно в расчёте одна тарелка на пять человек. Отдельно, на тарелку возле старших кладут правую плечевую часть жертвенного животного («базыг»), три правых ребра цельным куском и шампур с шашлыком из печени, лёгких и сердца животного, завёрнутых в жировую плёнку («æхсæнбал»). Во многих районах Осетии сверху на голову жертвенного животного кладут ещё и правую лопатку. Когда в доме забивается выращенное дома животное, по очищенной правой лопатке некоторые старшие предсказывают будущее. Если животное куплено для празднования, использовать лопатку для этого предсказания бессмысленно.

При предполагаемом количестве сидящих за столом более 5-ти на стол ставятся несколько тарелок с тремя пирогами на каждой. Вместе с этим, в наше время на 5-6 человек (иу фынг) обычно накрывается один набор блюд и нечётное количество напитков.

Когда стол накрыт, об этом оповещают главного распорядителя («уынаффæгæнæг») или при небольших застольях – хозяина дома. Они же в свою очередь приглашают гостей за стол, начиная с заранее назначенного старшего стола («фынджы хистæр» или «бадты хистæр»). Причём это место не обязательно должен занимать самый старший по возрасту. Главное, чтобы будучи одним из старших присутствующих, он также был мудрым, сдержанным, красноречивым и уважаемым в обществе человеком.

Если в дом приходят обычные гости и застолье накрывается по этому поводу, на месте старшего чаще сидит хозяин дома или кто-то из его ближайших родственников. В случае же свадеб, больших праздников («куывд») старший застолья заранее назначается главным распорядителем или же хозяином дома. В осетинском застолье это весьма почётная и очень ответственная обязанность. Исполнять её не каждому по силам. Потому что именно от старшего застолья зависит порядок за столом, соблюдение осетинских норм и традиций, веселье и в конечном итоге – настроение гостей. Кроме этого, он также должен быть довольно сдержанным и выносливым в отношение спиртного.

Старший («хистæр») должен сидеть с торца стола лицом к востоку. Вслед за старшим рассаживаются все по приблизительному старшинству.

Раньше (да и сегодня на официальных торжествах: свадьбах, традиционных праздниках, кувдах), женщины не сидели за мужским столом. Им обычно накрывали отдельный стол, где также соблюдался соответствующий этикет. В наше время молодёжные застолья вне традиционных осетинских праздников часто смешанные, хотя за старших всё-таки всегда сидят мужчины.

После того, как все расселись, старшие подзывают 3-х молодых ребят, которые подходят справа от старшего и становятся возле него. Хистæр раздвигает три пирога таким образом, чтобы сверху было видно, что пирогов именно три. При этом верхний пирог должен быть сдвинут влево от старшего, второй – вправо, а нижний остается на месте.

Для чего это делается, ведь левый, влево в осетинском мировозрении всегда несут негативный смысл? Кто-то говорит, что сдвинутый влево пирог легче держать левой рукой, когда в ней нет шампура или базыг. Мне это действие видится с другой точки зрения, и помнится, когда-то я слышал такое объяснение от седовласых стариков. Во-первых, таким образом осетины показывают Богу то, что молятся с тремя пирогами, и с этим все согласны. А поскольку молитва обращена напрямую, без посредников, к Создателю (Дунесфæлдисæг Иунæг Кадджын Стыр Хуыцау), располагаясь к Нему лицом, пирог сдвигается влево от старшего для того, чтобы он был виден сдвинутым вправо если смотреть взглядом оттуда, куда мы обращаемся с молитвой. Иными словами, действительная привязка положения пирогов не к старшему, а к Тому, Кому мы возносим молитву.

С разрешения старшего, один из прислуживающих молодых людей («уырдыглæууæг» или «уырдыгыстæг») должен наполнить бокалы трёх старших (начиная с первого). На праздники в Осетии и сегодня для вознесения первой молитвы Богу и освящения трёх ритуальных пирогов старшему наливают осетинское пиво в специальный резной деревянный сосуд - «бæгæныйы къус». Замену пива аракой или водкой для этого случая нужно считать грубым отступлением от традиций.

Старший встаёт с пивом в правой руке и плечевой частью забитого животного («базыг») - в левой. Вслед за ним встают все без какого-либо исключения. В правой руке у второго старшего (т.е. располагающегося справа от первого) бокал, а в левой три ребра. У третьего старшего (слева от первого) в правой руке бокал, в левой шампур с шашлыком. В некоторых ущельях и населённых пунктах Осетии можно увидеть и другое сочетание кувинæгтæ в руках у старших. В частности, у старшего застолья может быть шампур с шашлыком (æхсæнбалы тыхт физонæг).

Старший застолья громко возносит молитву Богу и всем святым, которым поклоняются осетины, и посвящает Ему три пирога (Æртæ Кæрдзыны барсткуывд уат!). Каждая фраза сказанная старшим сопровождается дружным возгласом присутствующих: «Омен Хуыцау!» до тех пор пока старший не закончит молитву. После чего кто-то из стоящих рядом младших должен откусить («ацаходын») от края верхнего пирога и взять из рук старшего чашу с пивом и «базыг». Причем, во многих селах Осетии положено сперва отпить из пива, а потом откусить от пирога. Поскольку плечевой сустав животного «базыг» символизирует силу и мощь, передача «базыг» младшим тоже символична.

Практикующаяся некоторыми старшими передача молодым вместе с базыг и верхнего пирога нельзя считать правильным. Поскольку пирогов перед старшими в этом случае остаётся два, они обычно просят принести ещё один из къæбица. При этом теряется смысл освящения трёх пирогов. Их со стола никуда нельзя убирать.

Наступает черёд второго старшего вознести молитву Богу. Он не должен быть более многословен чем первый старший. Его молитва, также как и любой последующий тост старших, сопровождается дружным «Омен Хуыцау!» сидящих за столом. После завершения, бокал и три ребра также передаются кому-то из младших стоящих рядом или за столом слева. Третий старший также произносит молитву Богу и передаёт свой бокал и шампур с шашлыком кому-то из младших за столом, но справа, то есть через стол, на противоположную сторону.

Те, кому передали «кувæгкæгтæ» (бокалы старших), начиная с первого, коротко, в двух словах благодарят старших, славят Бога и выпивают или пригубливают из бокалов. После этого они должны попросить обслуживающего (уырдыглæууæг) наполнить бокалы и передают их обратно соответственно трём старшим. В случае, когда младшим передаётся «бæгæныйы къус» они по очереди отпивают из него, передавая из рук в руки, пока не опустошат его.

Младшие разделывают «базыг», очищая кость от мяса. В случае, если был забит баран, обычно кость ходит по рукам до тех пор пока кто-то из молодых не сломает её руками без помощи посторонних предметов. В тех редких случаях, когда никому это не удаётся сделать, молодые становятся предметом дружественных насмешек со стороны присутствующих. Сломавшему же «базыг» старшие преподносят почётный бокал, с пожеланиями прибавлять к своей силе силу и быть всегда с первыми во всём на благо своему роду и всей Осетии. Но всё это происходит гораздо позже, после того как старший «хистар» произнесёт первые тосты.

Когда старшим снова наполнят их бокалы, «хистæр» произносит тост за Единого Бога («Иунæг Кадджын Стыр Хуыцау»), чокается сперва со вторым, а потом с третьим старшим и выпивает. Здесь уместно сказать, что на наш взгляд чокание было привнесено в осетинские традиции извне, возможно первыми осетинами-офицерами русской армии. Вряд ли наши предки изначально за столом чокались своими бокалами из бычьих рогов, ходивших по кругу.

Далее все остальные участники застолья по очереди «сверху вниз» (от старших к младшим) присоединяются к сказанному, чокаются с двумя следующими, выпивают и садятся. В Осетии не принято пить молча. Каждый должен в короткой форме «передать» содержание тоста следующему напротив, чокнуться с ним и с рядом сидящим, и только после этого выпить. Иными словами после каждого произнесённого старшим тоста, через весь стол проходит своеобразная «эстафета» передачи этого тоста. Одновременно только три, или реже пять человек держат в руках бокалы. Чётным количеством пьют только на поминках. То есть, после того как один выпил за сказанное, очередь переходит через стол к следующему за ним, а сидящий четвёртым от выпившего берёт в руки бокал, чтобы дополнить следующую тройку.

При чокании стаканами, уровень стакана младшего должен быть чуть ниже уровня стакана старшего.

После того, как старшие освятили три традиционных пирога и произнесли тост за Стыр Хуыцау, «уырдыглæууæг» или 5-й старший сдвигает пироги к центру и разрезает их ножом через центр (по диаметру) на восемь частей (в некоторых селах - на девять). При этом он не должен вращать тарелку с пирогами. Тот кусок верхнего пирога, от которого отведал младший (аходæг) передаётся ему же самому.

Только после первого бокала можно начинать трапезу. До этого нельзя ни пить, ни есть. До того, пока старший не вознесёт молитву Богу и не освятит три пирога, к пище на столе никто не притрагивается.

Всегда, когда старший произносит тост принято приостановить приём пищи, прервать разговор и внимательно слушать старшего. Вообще, во все времена осетины относились к пище весьма сдержанно, «аскетически». В ходу была поговорка: «На пир уходи сытым, возвращайся голодным». Она подчёркивает факт того, что обжорство было в большом позоре, и если даже очень голоден (а кто был сыт в старые времена?) за общественным застольем было принято принимать пищу сдержанно, не спеша, не показывая своего апетита. То же самое – находясь в гостях.

Второй тост за осетинским праздничным столом всегда произносится за покровителя мужчин, путников и воинов Уастырджи. С приходом в Осетию христианства этот образ часто стал олицетворяться с образом Св.Георгия, что нельзя считать правильным, поскольку мифическому Уастырджи осетины поклонялись задолго до того времени, когда жил реальный исторический персонаж, полководец Георгий, позже возведенный в лик святых. Уастырджи является самым почитаемым среди осетин святым. Тост за него обычно произносят и пьют стоя. У Уастырджи просят, чтобы в Осетии никогда не переводились настоящие мужчины, чтобы в дальней дороге их ожидала удача и верные друзья, чтобы родная Осетия жила в мире и благополучии, обойдённая невзгодами, и чтобы у нашей молодёжи были сила, отвага и мужество для защиты своей родины. Этот и все последующие тосты, произнесённые старшим, проходят через весь стол «эстафетой» также, как и первый.

Третий тост «хистар» произносит за тот повод, по которому собралось застолье (за благосклонность того святого, в честь которого праздник, за счастливый брак молодых, за благополучное возвращение из армии, за новорожденного, за юбиляра, и т.д.). Этот тост также произносится стоя (из уважения к семье, к старшим этого рода и значимости самого события). Во время любых торжеств, если тост произносится стоя и пить полагается только стоя. На поминках же наоборот - даже если человек высказался стоя, выпить он должен сидя.

После третьего тоста, старший, из соображений народной демократии и уважения к присутствующим, может предоставить слово второму старшему. На этом месте часто сидит представитель принимающего рода-фамилии («фысым»), поэтому чаще всего своим тостом он произносит заздравную всем гостям торжества, благодарит их за оказанную своим присутствием честь этому дому и всему роду. При этом от имени хозяина дома или старших своей фамилии он может преподнести всем присутствующим за столом гостям почётные бокалы. Этот бокал в Осетии – знак особого уважения и признательности. Отказаться от него, значит обидеть преподносящего. Сказать что ты уже сыт и больше пить не хочешь – признак дурного тона. Вместе с тем, это не значит, что обязательно нужно опорожнить гранённый стакан водки, как это делал известный герой М.Шолохова. Во-первых, хорошие хозяева не стремяться спаивать гостей до потери сознания, и в какой-то степени идут им навстречу, давая послабления. Во-вторых, при подношении почётных бокалов, главное не в количестве градусов и объёме выпиваемого напитка, а в содержании этой красивой традиции, в высказанных словах уважения и благодарности. И тот, кто этого не понимает, грубо нарушает Агъдау – неписанный свод правил осетинской жизни. Можно выпить напиток послабее, или попросить налить меньше. Если человек не может пить по каким-то веским причинам или не пьёт вообще, можно просто пригубив из бокала, извиниться и сказать, что непьющий или, скажем, за рулём (если это так на самом деле).

1 ФГБУН «Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований имени В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А»

Поминальная трапеза – самый консервативный и уникальный феномен из традиционных обрядовых застолий осетин. Она выделяется не только внешней формой и структурой, но и содержанием, функцией и назначением. В ней сохранились пережитки древних религиозных верований и представлений, семиотическое восприятие вселенной; основывается она на эмпирическом осмыслении бинарной оппозиции противопоставления бытия и небытия, жизни и смерти, земного и потустороннего, преисподней и небес, «мирского» и траурного. Согласно анимистическим верованиям осетин, человек не умирает, а происходит его кончина, переход из этого ложного (мæнг) мира в другой, действительный, мир (æцæг дуне), где ему также необходимы важные жизненно необходимые предметы: пища, одежда и др. Этот переход сопровождается ритуальным застольем.

Как только укладывают усопшего в гроб, у изголовья появляется маленький столик для поминальной еды, на который ставятся хлеб, вода, напитки, зерно и постоянно зажигаются свечи. К сожалению, в настоящее время этот обряд превратили в гастрономические излишки с конфетами, фруктами, пирогами и даже кладут курицу, что противоречит всем устоям наших предков. Из всех предметов, которые лежат у изголовья, особая роль отводится пшенице. Осетины связывают это с умирающей и рождающей природой человека. Он сеет на том свете пшеницу, которая даёт новые всходы. К примеру, Тина Очиаури, известный грузинский этнолог, считает, что пшеничное зерно на том свете даёт всходы и становится пастбищем для стада овец усопшего. В то же время эти воззрения исходят из представлений о продолжении в потустороннем мире земной жизни, согласно которой урожайность зерна, всходы семян, их рост, развитие и созревание зависят от воли не только земного, но подземного царства [Очиаури, 1987: 11]. В честь усопшего закалывают животных.

Ещё в ХIХ веке видные учёные обратили внимание на то, что не было худшего проклятия для осетин, чем «чтоб твои покойники на том свете голодали», и поэтому прилагались все усилия, чтобы «накормить» их, причём это «кормление» принимало и принимает очень большие размеры.

Поскольку пища – главное условие физического существования, то, следовательно, души покойников «усердно угощаются». Естественно, что осетины, как и другие народы мира, верили в существование загробной жизни и в то, что по отношению к покойнику нужны заботы, поэтому накопление богатства у осетин было не только средством существования, но и возможностью достойно похоронить родича. «Богатые же семейства издерживают на исправление годичной поминки до 100 рублей. Так, например, одно семейство во втором участке Владикавказского округа приготовило на эти поминки 15 котлов пива, до 100 ведёр араки, зарезало 30 штук рогатой скотины, 300 штук баранов и 30 штук копчёных баранов» [Терские ведомости № 47:2]. Это лишь один из примеров разорительных поминок у осетин. По их представлению, умерший не может «голодать» на том свете при таком обилии еды.

Первоначально, подобно другим народам, осетины кормили покойников ежедневно, готовили им любимые кушанья, которые относили на могилу. На кладбище участники трапезы поедали пищу, а остатки оставляли на могиле. Позже, ввиду чрезмерной обременительности, как писал Г.Ф. Чурсин, «ежедневное кормление сменяется еженедельным, хотя, обедая раз в неделю, казалось бы, трудно себя чувствовать сытым. Но и еженедельное «кормление» мёртвых становится затруднительным. Возрастающая забота об улучшении своего собственного существования постепенно ослабляет разорительную привязанность к мертвым, и периодическое кормление их делается всё реже и реже. Так возникает обычай поминальных обедов и приношений» [Чурсин, 1913: 165–166].

Первоначальный смысл поминального обычая осетин «сабатизæртæ» прекрасно описал В.Ф. Миллер: «Каждую пятницу вечером, в течение целого года, женщины семьи, в которой произошла смерть, забрав в доме всё, что накоплено в течение недели – яйца, сыр, лепёшки, иногда кур и куски баранины, – идут на могилу, куда собираются все замужние женщины всего аула и вдовы, и там после обычных приготовлений угощают всех пришедших. Вследствие этих угощений семья покойника отказывает себе во всём в течение года и живёт впроголодь» [Миллер, 1992: 471].

Надо отдать должное прозорливости автора и его знанию осетинской психологии, чтобы подчеркнуть: «Зато все женщины имеют каждую пятницу даровой обед на кладбище. Мужчины сильно восстают против этого обычая, но женщины всячески отстаивают его. Действительно, кладбище является как бы женским клубом, и женщине никогда не удаётся так хорошо поесть, как на этих поминках» [Миллер, 1992: 472].

Получается так, что в настоящее время мужчины всё-таки одержали верх «в своём восстании», и «сабатизæртæ», которые справляли исключительно женщины, стали приоритетом и для мужчин с той целью (вкусно поесть), о чём так остроумно писал В.Ф. Миллер.

У осетин к покойнику было двоякое отношение. Прежде всего, они старательно выполняли обычаи предков, чтобы их не высмеяли сородичи и односельчане, а, во-вторых, они боялись умершего и старались его задобрить, выполняя все нужные обряды поминовения, ибо у покойника могли быть претензии к оставшимся членам семейства.

На похороны не полагалось приходить с пустыми руками, поэтому каждый из родственников приводил «кусарт» – жертвенное животное, приносил муку, напитки. Раньше сабæттаг не знали. В большинстве случаев приношения бывали кстати, поскольку хозяевам приходилось кормить и поить большее количество участников ритуала. Это наблюдалось также в поминальных обрядах горцев Восточной Грузии (пшавы, хевсуры, тушинцы, мтиулы); в Хевсуретии в течение года, помимо периодически проводимых ритуальных трапез, в день кончины, а в Пшавии и Тушетии – каждую субботу – накрывали «табла» для усопшего [Хизанишвили, 1940:88]. Замечу, что у южных осетин до последнего времени использовали этот термин, видимо, под влиянием грузин, причём даже существовало проклятие: Дæ табла дын ахæрон.– букв. «Чтобы я поел твои поминальные приношения».

Когда сейчас некоторые состоятельные люди принимают предназначенное для поминок, а также сборы (сабœттаг) не столько ради денег, сколько по привычке – «так велит обычай», и, видимо, думают, что по-другому не может быть. Хочу заметить, что в недалеком прошлом материальная помощь семье усопшего оказывалась лишь узким кругом родственников, друзей и соседей. И никому из предков не приходило в голову составлять списки, которые сейчас хранятся в семьях пострадавших, нуждающихся, которым надо кормить и одевать малолетних детей, – получается, что вносят свой денежный взнос в порядке помощи тем, кто помог им, и даже тем, кто не нуждается в их помощи. Несостоятельный, необеспеченный человек страдает не только материально, но и морально: его преследует чувство вины по поводу того, что сумма его взноса на фоне других может оказаться мизерной.

К сожалению, мы довели этот обычай до абсурда, и сегодня помощь оказывают и те, кто не может ее оказывать, и тем, кто совершенно не нуждается в ней. К нашему великому огорчению, обычай взаимопомощи становится одной из форм угождения и задабривания «нужных» людей. Часто на похоронах собирается такая большая сумма, которой более чем достаточно на все расходы (у бедных такое полностью исключается), и семья приобретает предметы роскоши – машину, мебель, зная, что в сумме этих денег находятся последние копейки и тех, кто отдает свои пенсионные сбережения. Но ведь обычай всегда запрещал эти денежные пожертвования и материальную помощь расходовать на что-либо другое. Думаю, было бы нечестно говорить только о негативных сторонах нашего общества. Следует отметить ту помощь, которую наши люди оказывают больным, нуждающимся; можно привести много случаев, когда они хоронятся на средства соседей. Многие состоятельные молодые люди оказывают безвозмездную помощь в таких случаях. Как говорится, алкæмœн йœ мœрдтœ рухсаг, букв. «каждому царствие небесное его покойникам», мы не против поминок (их устраивают в той или иной форме все народы мира). Мы против их разорительного масштаба. Сегодня мы говорим о разумном переосмыслении поминок, очищении их от всякого рода наслоений и излишеств.

Ежевечерне, в течение трёх дней, предшествовавших погребению, соседи должны были готовить погребальный ужин «æхсæвæр», для чего каждая семья должна была принести для ужина чётное количество хлебов кæрдзынтæ – от четырёх до десяти (количество устанавливалось в день Тутыра) – и цæхдон – похлёбку из фасоли или трав, масло в него не клали. Считалось, что каждая семья этими приношениями «кормит» своих ранее умерших, которые в эти дни тоже ждут; каждый ел свою порцию поминальной пищи. По осетинским представлениям, в загробном мире, так же, как и на земле, выделяется «приёмщик» хлебов и прочих продуктов, который затем распределяет их тем, чьи родственники приняли участие в складчине для «æхсæвæр» – ужина.

Столы накрывались ближе к полуночи. Мужчины и женщины сидели отдельно: дети и молодые не оставались на ночь возле усопшего.

Бодрствующие развлекали друг друга различными рассказами, это было в обычае, а если покойник был в возрасте, то допускались шутки, смех, откуда осетинская поговорка: Мæрдадзы дæр æнæ фæхудгæ нæ вæййы. – «Даже сидя возле покойника, люди не обходятся без смеха». Во время ночных бдений нельзя было рукодельничать: вязать, штопать, шить и т.д. На период, пока в доме покойник, нельзя было заниматься иными делами: готовить, вязать, шить, кипятить воду и т.д. (Болатаева Н.А., 78 лет, с. Сатикар).

У осетин существовал обычай, согласно которому первые три дня до погребения в доме умершего не полагалось готовить горячую пищу, нельзя было разжигать огонь, кипятить воду, купаться и т.д. И, самое главное, нельзя было есть мясо. Все приношения, о которых говорилось выше, были постными. Действительно, члены семьи покойного и родственники, оставшиеся в его доме в первые дни, а также приходившие с соболезнованиями, питались той едой, которую приносили односельчане и родственники (Гиголаева М.М., 90 лет, с. Кохат).

Аналогию можно привести не только по Кавказу. Весьма интересны сравнения с обрядами итальянцев. «В Сицилии в дар семье умершего приносили подношения в виде продуктов, как для поддержания её жизни (в течение трёх дней родные усопшего не разжигали огня в доме), так и для устройства поминок» [Pinna, 1921: 41. Цит. по: Фаис: 2011].

В редких случаях поминки готовила и устраивала сама семья умершего, но чаще всего блюда для поминальной трапезы стряпали и посылали семье умершего односельчане, соседи, друзья, поскольку в этот день женщинам из семьи умершего возбранялось делать что-либо. Оценивая эту практику консолидации локального коллектива в минуту скорби, традицию взаимовыручки и взаимопомощи, автор пишет, что в горе все сплачивались воедино, и не было ни богатого, ни бедного, и сегодня ты помогал, чтобы завтра выручили тебя, и на том держалась жизнь. Во время поминок соседи-«распорядители» пристально следили за тем, кто сколько ест, дабы сакральное значение трапезы не подавлялось гастрономическим интересом, и при необходимости делали замечание.

Кроме того, считалось дурным тоном напиваться на поминках, а норма предписывала выпивать не более 2–3 стаканов вина [Pitre, 1993: 239; Buttitta, 1978: 19. Цит. по: Буттитта: 2011].

По предположению Г.П. Снесарева, запрет в течение трёх или более дней разжигать огонь и готовить пищу в доме умершего связан с представлением о сакральной нечистоте мёртвого и восходит к зороастризму [Снесарев, 1969: 131, 137].

Представление осетин о нечистоте трупа, определяющее целую серию ритуальных действий, находит аналогии в верованиях многих народов мира.

У курдов в день похорон не делается никакого угощения в память умершего: «В доме усопшего не готовят. Соседи приносят еду для семьи покойного. Первое угощение в память умершего (хейрат) организуется на третий день после смерти, затем на седьмой день, сороковой день. Наконец, в годовщину смерти устраивают большой праздник для всей деревни иллик-хейрат» [Никитин, 1964: 189].

В связи с этими обрядами вызывает интерес обычай покрытия лица умершего.

У осетин, как и других народов, лицо умершего покрывают покрывалом или белой простынёй ещё до того, как уложат его в гроб. Открывают его только во время оплакивания. Оно бывает открытым до тех пор, пока не зажигаются поминальные свечи во время «æхсæвæр». На ночь, вечером, когда прекращается плач (после захода солнца не принято плакать), лицо снова закрывают. Думается, что эти действия связаны с ограждением покойного от «злых духов». Ср.: «По мнению хантов, умерший переставал видеть, слышать, обонять, окончательно теряет всякую связь со здешним миром и, с другой стороны, тем самым преграждается путь для выхода его от злого духа, который может вредить живым» [Кызласов, 1960: 148].

Но похоронные обычаи народов Сибири не подтверждают однозначность толкования погребальных лицевых покрытий только как средства изоляции мёртвого от живых, как средства защиты живых от мёртвого. Прежде всего, «лицевое покрытие не было предназначено для того, чтобы покойник ничего не видел и не слышал, поскольку перед ним ставили еду, питьё, с ним разговаривали, его развлекали, в головах покойника ставили источники света. Не было изоляции покойника и от живых, к умершему относились как к живому человеку, без боязни». [Семейная обрядность…:1980]. Подобное отношение мы наблюдаем и у осетин, когда покойника обмывают, одевают в лучшую одежду, а потом у изголовья кладут еду, питьё и зажигают свечи. Следовательно, отсутствует страх, остаётся желание угодить ему, охранять его три дня и три ночи. Если же выходили поесть во время ночных бдений, то возле покойника всегда оставался сидеть человек. Его не оставляли одного. Что же касается покрывала, то в семантике погребального лицевого покрытия как бы накапливались различные функциональные значения. Вероятно, наиболее ранняя функция – защита головы, защита жизненной силы важнейшей части тела от разложения. Этнография фиксирует значение лицевого покрытия и как защиту умершего от злых духов. Весьма интересный материал в связи с этим приводит Арнольд Ван Геннеп в «Обрядах перехода». «Почему,– спрашивал себя Плутарх, – покрывают голову, поклоняясь богам? Ответ прост: «Чтобы отделиться от мирского и находиться только в сакральном мире» [Геннеп, 2002: 153].

Список информантов

Сиукаева Анна., 78 лет, c. Прис.
Болотаева Н.А., 78 лет, с. Сатикар.
Гиголаева М.М., 90 лет, с. Кохат.
Кумаритов Л.В., 77 лет, с. Сарабук.

The list of of informants

Siukayeva Anna., 78 let, s. Pris.
Bolotayeva N.A., 78 let, s. Satikar.
Gigolayeva M.M., 90 let, s. Kokhat.
Kumaritov L.V., 77 let, s. Sarabuk.

Рецензенты:

Чибиров Л.А., д.и.н., профессор, зав. отделом этнологии, заслуженный деятель науки РСО-А и РЮО, главный специалист ФГБУН «Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А», г. Владикавказ;

Бесолова Е.Б., д.ф.н., доцент, заслуженный деятель науки РСО-Алания, ведущий научный сотрудник отдела осетинского языкознания, ФГБУН «Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В. И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А», г. Владикавказ.

Согласно анимистическим верованиям, человек не умирает, а происходит его кончина, из этого мира он переходит в другой, в действительный мир æцæг дуне, где ему также необходима пища и другие, важные жизненно-необходимые предметы. В честь усопшего, поэтому закалывают животных, устраивают ритуальные застолья. Как только укладывают усопшего в гроб, у изголовья ставится маленький столик для поминальной еды, на который ставится хлеб, вода, напитки, зерно и постоянно зажигаются свечи. К сожалению, в настоящее время этот обряд превратили в гастрономические излишки, с конфетами, фруктами, пирогами и даже кладут курицу, что противоречит всем устоям наших предков. Из всех предметов, которые ставятся у изголовья, особая роль отводится пшенице. Осетины связывают это с умирающей и рождающей природой человека. Он сеет на том свете пшеницу, которая даёт новые всходы. Тина Очиаури, известный грузинский этнолог считает, что пшеничное зерно на том свете даёт всходы и становится пастбищем для стада овец усопшего. В то же время эти воззрения исходят из представлений о продолжении в потустороннем мире земной жизни, согласно которой урожайность зерна, всходы семян, их рост, развитие и созревание зависят от воли не только земного, но подземного царства.

Ещё в ХIХ веке видные учёные обратили внимание на то, что не было худшего проклятия для осетин, чем, «чтоб твои покойники на том свете голодали», и поэтому прилагались все усилия, чтобы «накормить» их. Причём это «кормление» принимало и принимает очень большие размеры.

Поскольку пища – главное условие физического существования, то, следовательно, души покойников «усердно угощаются». В египетском жертвенном ритуале к умершему нередко обращаются, как к «великому во сне» и будят его для вкушения жертвы. «Он заснул в твоём (Осирис) величии, после того как скончался; пробудись, встань»! Поэтому сын вступает в гробницу отца с хлебом и водой и предлагает ему забрать провизию. Представление о том, что человек даже и после смерти постоянно нуждается в пище, приносимой живыми, покоится на сходных примитивных идеях. Мёртвому для пробуждения была просто необходима помощь живого.

Естественно, что осетины, как и другие народы мира, верили в существование загробной жизни и что по отношению к покойнику нужны заботы, поэтому накопление богатства у осетин было не только средством существования, но и возможностью достойно похоронить родича. «Богатые же семейства издерживают на исправление годичной поминки до 100 рублей. Так, например, одно семейство во втором участке Владикавказского округа приготовило на эти поминки 15 котлов пива, до 100 ведёр араки, зарезало 30 штук рогатой скотины, 300 штук баранов и 30 штук копчёных баранов» (Гатиев Б. 1875). Это один из примеров разорительных поминок у осетин. По представлению осетин умерший не может «голодать» на том свете при таком обилии еды. Насколько вера в это велика у осетин, можно судить по глубокому их убеждению, что смерть не более как переход, или точнее случай перехода в иной свет, в иную жизнь, жизнь нескончаемую и беззаботную, в мир действительный «æцæг дуне», а не такой ложный «мæнг дуне» как наш земной.

Первоначально, подобно другим народам, осетины кормили умерших ежедневно, готовили им любимые кушанья, которые они относили на могилу. На кладбище участники трапезы поедали пищу, а остатки оставляли на могиле. Ежедневное посещение могилы стали заменять со временем еженедельными. Позже, в виду чрезмерной обременительности, как писал Г.Ф. Чурсин, «ежедневное кормление сменяется еженедельным, хотя, обедая раз в неделю, казалось бы, трудно себя чувствовать сытым. Но и еженедельное «кормление» мёртвых становится затруднительным. Возрастающая забота об улучшении своего собственного существования постепенно ослабляет разорительную привязанность к мертвым, и периодическое кормление их делается всё реже и реже. Так возникает обычай поминальных обедов и приношений».

Те обычаи осетин («сабатизæртæ»), которые считаются вредными пережитками на сегодняшний день, со временем уходят в старину и, первоначальный смысл их имел, другое назначение, с другими участниками, а именно: «Каждую пятницу вечером, – пишет Вс. Миллер, – в течение целого года, женщины семьи, в которой произошла смерть, забрав в доме всё, что накоплено в течение недели – яйца, сыр, лепёшки, иногда кур и куски баранины, – идут на могилу, куда собираются все замужние женщины аула и вдовы, и там после обычных приготовлений угощают всех пришедших. Вследствие этих угощений семья покойника отказывает себе во всём в течение года и живёт впроголодь».

Продолжая мысль о разорительности поминок Вс.Миллер несколько оправдывает поминальщиков: «На поминки смотрят как на кормление мёртвых, говорят, что пища, которую едят на поминках, не идёт в пользу съевшего, но её сила переходит к мёртвому, так что плотно поевший на поминальной пирушке придя домой имеет право спросить обычный обед. Нельзя более оскорбить осетина, как сказав, что его мёртвые голодают».

У осетин к покойнику было двоякое отношение. Прежде всего, они выполняли обычаи предков, чтобы их не высмеяли сородичи и односельчане. А, во-вторых они боялись умершего и старались его задобрить, выполняя все нужные обряды поминовения, ибо у покойника могли быть претензии к оставшимся членам семейства. «Под угрозой сделать из него врага, – писал М.Ковалевский, – живущие должны доставлять умершим всё то, в чём они могут нуждаться, так как покойник предъявляет к оставленному им роду не меньше требований, чем живущий: он нуждается в пище, питье, одежде и освещении».

У осетин практически повсеместно было принято держать покойника в доме в течение трёх дней, т.е. до самого погребения. Эта часть похоронного ритуала состояла из целого комплекса обрядовых действий. Обрядность данного комплекса относилась к самым разным подструктурам ритуала: социальной, религиозно-магической, экономической и др. Так, например, прощание с покойником. Этот обряд в первую очередь захватывал весь круг родственников покойного, а также более или менее широкий круг односельчан. Близкие родственники старались находиться возле умирающего в его последний час. Прочая родня начинала сходиться в дом умершего как только получала известие о смерти, причём родственникам, жившим в отдалённых селениях, приходилось спешить, чтобы успеть на похороны. Всё это время покойника также навещали односельчане.

На похороны не полагалось приходить с пустыми руками, поэтому каждый приносил кто муку, кто сыр, кто напитки. Раньше сабæттаг (денежных подношений) не знали. В большинстве случаев приношения были, кстати, поскольку хозяевам приходилось кормить и поить больше количество участников ритуала.

По традиционным поверьям осетин, известным также у многих народов, покойника не оставляли дома одного. Многие народы как, например, славяне, вепсы, карелы считали, что покойник, оставленный без присмотра, пойдет, будто бы бродить по дому и может причинить какой-нибудь вред. Однако для осетин более важной основой обычая «караулить» умершего был не только страх перед ним самим, сколько «опасение», что в него войдёт «злой дух».

Особенно необходимым считалось сидеть возле покойника в ночную пору. Они известны как «æхсæвбадæнтæ» – ночные сидения или ночное бдение. Осетины придавали им большое значение, в то время, как соседние, народы (грузины), оставляли покойника одного, накрывали ему лицо ситом и закрывали на ночь комнату, где находился усопший. Однако в поминальных обрядах горцев Восточной Грузии (пшавы, хевсуры тушинцы, мтиулы) находим много сходств с осетинскими, (например, снятие траурного поста, скачки, стрельба в цель и т.д.).

Ежевечерне, в течение трёх дней, предшествовавших погребению, соседи должны были готовить погребальный ужин «æхсæвæр»; для чего каждая семья должна была принести для ужина чётное количество хлебов (от четырёх до десяти и цæхдон – похлёбку из фасоли или трав, масло в него не клали. Считалось, что каждая семья этими приношениями «кормит» своих ранее умерших, которые в эти дни тоже ждут. По осетинским представлениям, в загробном мире, так же, как и на земле, выделяется «приемщик» хлебов и прочих продуктов, который затем распределяет их тем, чьи родственники приняли участие в складчине для «æхсæвæр» – ужина.

После захода солнца, когда оплакивание прекращалось, устанавливалась очерёдность ночных бдений у тела усопшего, которые продолжались все три ночи до похорон. Эта обязанность возлагалась не только на родственников, но и на близких односельчан усопшего.

Состав и количество участников ночного бдения зависел и от возраста умершего и социального положения, чем авторитетнее был покойный при жизни, тем больше людей приходило в дом сидеть возле него.

Бодрствующие развлекали друг друга различными рассказами, это было в обычае, а если покойник был в возрасте, то допускались шутки, откуда осетинская поговорка: «Мæрдадзы дæр æнæ фæхудгæ нæ вæййы». Во время ночных бдений нельзя было рукодельничать: вязать, штопать, шить и т.д. Следует подчеркнуть, что на период, пока в доме покойник, нельзя было заниматься иными делами: готовить, вязать, шить, кипятить воду и т.д.

В прошлом, по рассказам информаторов, ночные бдения отличались сравнительно строгим поведением участников. Мужчины сидели степенно, разговаривали тихо, женщины вели себя немного раскованнее. Не следовало разговаривать громко. Собирались множество старух и стариков, которые занимательными рассказами коротали длинные ночи. Содержание разговоров, которые вели между собой пожилые женщины, почти не отражало трагизма ситуации. Напротив, участницы «бдения» вспоминали различные житейские истории, эпизоды из обрядовой практики прошлого то и дело обращаясь в разговоре к умершему так, будто он их слушал.

Сидели участники ночных бдений после «æхсæвæр» – ужина – до раннего утра. Ночью, бывали случаи, рассказывает старшее поколение – в полночь (в три часа) «фæсæхсæвæр» нужно благословить покойника –«бафæдзæхсын» святым полуночи «фæсæхсæвæры дзуæрттæн», потому что именно, в это время особенно сильны злые духи и надо умилостивить их, чтобы злые силы не смогли причинить вреда усопшему.

У осетин существовал обычай, согласно которому первые три дня до погребения в доме умершего не полагалось готовить горячую пищу, нельзя было разжигать огонь, кипятить воду, купаться и т.д. И, самое главное, нельзя было есть мясо. Все приношения, о которых говорилось выше, были постными. Действительно, члены семьи покойного и родственники, оставшиеся в его доме в первые дни, а также приходившиеся с соболезнованиями, питались той едой, которую приносили односельчане и родственники.

Аналогичные обряды мы находим и у народов Северного Кавказа. Так, у карачаевцев, по обычаю, «в семье усопшего в течение трёх дней готовить пищу не полагалось. Поэтому родственники по аулу и соседи обязаны были помочь своему родичу кормить членов его семьи и гостей, прибывших выразить соболезнование». Аналогию можно привести не только по Кавказу. Весьма интересны сравнения с обрядами итальянцев: «В Сицилии в дар семье умершего приносили подношения в виде продуктов, как для поддержания её жизни (в течение трёх дней родные усопшего не разжигали огня в доме), так и для устройства поминок». «В редких случаях поминки готовила и устраивала сама семья умершего, но чаще всего блюда для поминальной трапезы стряпали и посылали семье умершего односельчане, соседи, друзья, поскольку в этот день женщинам из семьи умершего возбранялось делать что-либо. Оценивая эту практику консолидации локального коллектива в минуту скорби, традицию взаимовыручки и взаимопомощи, исследователи пишут, что в горе все сплачивались воедино, и не было ни богатого, ни бедного, и сегодня ты помогал, чтобы завтра выручили тебя, и на том держалась жизнь. Во время поминок соседи-«распорядители» пристально следили за тем, кто сколько ест, дабы сакральное значение трапезы не подавлялось гастрономическим интересом, и при необходимости делали замечание. Кроме того, считалось дурным тоном напиваться на поминках, а норма предписывала выпивать не более 2-3 стаканов вина.

С чем были связаны эти запреты? По предположению Г.П. Снесарева, запрет в течение трёх или более дней разжигать огонь и готовить пищу в доме умершего связан с представлением о сакральной нечистоте мёртвого и восходит к зороастризму.

По свидетельству многих исследователей (В.А.Литвинский) «в зороастризме уже в Авестийские времена были какие-то запреты, относительно пищи. Так, в «Видевдате» содержится вопрос: когда после смерти человека члены его семьи могут начать есть мясо? Ответ гласит: после удаления трупа из дома. Существовал ли при этом какой-либо срок – неясно. Поздние зороастрийские сочинения предписывают (и это соблюдается в ритуальной практике современных зороастрийцев), что на протяжении трёх дней в доме не должна готовиться мясная пища: родственники покойного не только постоянно живущие в его доме, но и пришедшие туда не имеют право, есть мясо. В доме, где есть покойник, на протяжении трёх дней, пока не кончилась третья ночь, никакое мясо не должно приноситься в жертву, разрешены лишь сыр, фрукты, яйца, сладости, молоко. Никакого мяса не должны есть и его родственники.

Идея нечистоты усопшего тесно переплетается с чувством страха перед умершим. Этнографические материалы многих народов показывают, что страх перед усопшими представлял универсальное явление. В специальной литературе значительное место уделяется изучению причин его возникновения. Исследователи истории религии по-разному объясняют этот вопрос. Американский учёный Крёбер, разделяя теорию амбивалентности Фрейда, доказывает, что у человека по отношению к покойнику существует двойственное чувство. С одной стороны – симпатии и любви, и с другой – страха. Согласно теории Тейлора – Спенсера в основу чувства страха перед умершим легла вера в существование души, которая, покидая тело после смерти человека, может вредить живым.

По мнению С.А.Токарева страх перед мёртвыми есть явление социально посредственное. Он же указывает, «что обычай зарывать покойника в землю не мог с течением времени не породить чувства опасности от близкого соприкосновения с трупом. Различные оттенки этого смешанного чувства проявляются в погребальном ритуале едва ли не у всех народов: у одних сказывается боязнь возвращения мертвеца из могилы, у других – чувство нечистоты трупа, у третьих злого демона».

Считается, что представление о нечистоте трупа «даже в своей реликтовой форме носит чисто сакральный характер. В самой идее заложена не боязнь мертвеца как потенциального носителя зла… представление о нечистоте мёртвого проявляется через связанную с явлением смерти веру в сверхъестественные силы.

Вызывает интерес и обычай лицевого покрытия умершего. У осетин, как и других народов мира, умершего сразу накрывают покрывалом или белой простынёй до того, как уложат в гроб. Лицо открывают, только тогда, когда его оплакивают. На ночь, вечером, когда прекращается плач (после захода солнца не принято плакать), лицо снова закрывают. Оно бывает открытым до тех пор, пока не зажигаются поминальные свечи во время «æхсæвæра». С чем это связано? Скорее всего, эти действия связаны с ограждением покойного от «злых духов».

Именно так трактуется широко распространённый в Азии и Европе обычай покрывать лицо умершего, что рядом исследователей трактуется как средство защиты живых людей от злого духа покойника.

Одним из аргументов такого объяснения является ссылка на глухое покрытие лица. По мнению хантов, умерший переставал видеть, слышать, обонять, окончательно теряет всякую связь со здешним миром и, с другой стороны, тем самым преграждается путь для выхода его от злого духа, который может вредить живым. Но похоронные обычаи народов Сибири не подтверждают однозначность толкования погребальных лицевых покрытий только как средство изоляции мёртвого от живых, как средства защиты живых от мёртвого. Прежде всего, лицевое покрытие не было предназначено для того, чтобы покойник ничего не видел и не слышал, поскольку перед ним ставили еду, питьё, с ним разговаривали, его развлекали, в головах покойника ставили какие-либо источники света. Не было изоляции покойника от живых, к умершему относились как к живому человеку, без боязни. Именно такое же отношение мы наблюдаем и у осетин, когда покойника обмывают, одевают в лучшую одежду, а потом у изголовья кладут еду, питьё и зажигают свечи. Следовательно, отсутствует страх, остаётся желание угодить ему, охранять его три дня и три ночи. Если все выходили кушать во время ночных бдений, то возле покойника оставался хотя бы один человек. Его не оставляли одного.

Весьма интересный материал в связи с этим, приводит Арнольд Ван Геннеп в «Обрядах перехода». «Почему, – спрашивал себя Плутарх, – покрывают голову, поклоняясь богам? Ответ прост: «Чтобы отделиться от мирского и находиться только в сакральном мире». Видимо, покрытие головы невесты в свадебных обрядах, а также покрытие головы косынкой женщинами в церкви во время богослужения также связано с пребыванием в сакральном мире.

научный сотрудник ЮОНИИ, старший преподаватель ЮОГУ

(печатается в сокращении)
(продолжение следует)
Газета “Республика”

Читайте также: