Где стол был яств там гроб стоит автор

Обновлено: 18.05.2024

Глагол времен! металла звон!
Твой страшный глас меня смущает,
Зовет меня, зовет твой стон,
Зовет — и к гробу приближает.
Едва увидел я сей свет,
Уже зубами смерть скрежещет,
Как молнией, косою блещет
И дни мои, как злак, сечет.

Ничто от роковых кохтей,
Никая тварь не убегает:
Монарх и узник — снедь червей,
Гробницы злость стихий снедает;
Зияет время славу стерть:
Как в море льются быстры воды,
Так в вечность льются дни и годы;
Глотает царства алчна смерть.

Скользим мы бездны на краю,
В которую стремглав свалимся;
Приемлем с жизнью смерть свою,
На то, чтоб умереть, родимся.
Без жалости все смерть разит:
И звезды ею сокрушатся,
И солнцы ею потушатся,
И всем мирам она грозит.

Не мнит лишь смертный умирать
И быть себя он вечным чает;
Приходит смерть к нему, как тать,
И жизнь внезапу похищает.
Увы! где меньше страха нам,
Там может смерть постичь скорее;
Ее и громы не быстрее
Слетают к гордым вышинам.

Сын роскоши, прохлад и нег,
Куда, Мещерский! ты сокрылся?
Оставил ты сей жизни брег,
К брегам ты мертвых удалился;
Здесь персть твоя, а духа нет.
Где ж он? — Он там.- Где там? — Не знаем.
Мы только плачем и взываем:
«О, горе нам, рожденным в свет!»

Утехи, радость и любовь
Где купно с здравием блистали,
У всех там цепенеет кровь
И дух мятется от печали.
Где стол был яств, там гроб стоит;
Где пиршеств раздавались лики,
Надгробные там воют клики,
И бледна смерть на всех глядит.

Глядит на всех — и на царей,
Кому в державу тесны миры;
Глядит на пышных богачей,
Что в злате и сребре кумиры;
Глядит на прелесть и красы,
Глядит на разум возвышенный,
Глядит на силы дерзновенны
И точит лезвие косы.

Смерть, трепет естества и страх!
Мы — гордость, с бедностью совместна;
Сегодня бог, а завтра прах;
Сегодня льстит надежда лестна,
А завтра: где ты, человек?
Едва часы протечь успели,
Хаоса в бездну улетели,
И весь, как сон, прошел твой век.

Как сон, как сладкая мечта,
Исчезла и моя уж младость;
Не сильно нежит красота,
Не столько восхищает радость,
Не столько легкомыслен ум,
Не столько я благополучен;
Желанием честей размучен,
Зовет, я слышу, славы шум.

Но так и мужество пройдет
И вместе к славе с ним стремленье;
Богатств стяжание минет,
И в сердце всех страстей волненье
Прейдет, прейдет в чреду свою.
Подите счастьи прочь возможны,
Вы все пременны здесь и ложны:
Я в дверях вечности стою.

Сей день иль завтра умереть,
Перфильев! должно нам конечно,-
Почто ж терзаться и скорбеть,
Что смертный друг твой жил не вечно?
Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою
И с чистою твоей душою
Благословляй судеб удар.

Анализ стихотворения «На смерть князя Мещерского» Державина

Гаврила Романович Державин — цвет русского классицизма, учитель и образец для поэтов следующего за ним поколения. В стихотворении «На смерть князя Мещерского» он рассуждает в духе той эпохи о бренности человеческой жизни.

Стихотворение написано в 1779 году. Его автору исполнилось 36 лет. Всю жизнь он занимал важные государственные посты, но творчество все же не оставлял. К этому времени он уже был статским советником, заседал в Правительствующем сенате, а в 1802 году и вовсе стал министром. По жанру — ода на кончину, по размеру — четырехстопный ямб с перекрестной и кольцевой рифмовкой, 11 строф. Рифмы открытые и закрытые. Лирический герой — сам автор. Поводом послужила внезапная смерть в 48 лет князя Александра Мещерского. Друзьями они не были, но Г. Державин не раз принимал участие в в пирах и балах этого вельможи. Притихшие пирующие словно встают из-за изобильного стола, потеряв аппетит и здоровую веселость. Восклицания, вопросы, пессимистическая интонация сразу бросаются в глаза: увы! Куда, Мещерский! ты сокрылся? Смерть, трепет естества и страх! Сегодня бог, а завтра прах.

Поэт рассуждает не как христианин, а как воспитанник эпохи Просвещения, эдакий вольнодумец, которого окатили ушатом холодной воды. Впрочем, переиначенная цитата из Библии здесь есть: приходит смерть к нему, как тать, и жизнь внезапу похищает. Тать — значит «вор». Есть параллели и с библейской книгой Екклесиаста с известным выражением из нее, что все — суета сует. «Где там? -Не знаем». Похоже, Г. Державин не уверен в благополучной посмертной участи князя. А может он и вовсе отрицает посмертную жизнь души? «Где стол был яств — там гроб стоит» и «жизнь есть небес мгновенный дар» — два самых известных афоризма из этого стиха. «К брегам ты мертвых удалился» — явный намек на античные представления о смерти.

С. Перфильев — многолетний друг покойного князя, видимо, тоже пораженный этой неожиданной и потому грозной — для еще остающихся жить — кончиной. «Покой» и «чистая душа» — вот рецепт поэта для тех, кто желает мужественно встретить смерть в любую минуту. Повторы усиливают смятение: глядит, сегодня, не столько, зовет. Сравнение: как сон, как мечта. Образ смерти поэт одушевляет и зловещей метафорой возвышает над всякой жизнью — человека ли, звезды.

В поэзии Г. Державина жанр оды занимает почетное первое место. Однако произведение «На смерть князя Мещерского» стоит в его творчестве особняком, ведь это ода на кончину.

Гавриил Державин — На смерть князя Мещерского: Стих

Анализ оды Г.Р. Державина «На смерть князя Мещерского»

Тематически державинская ода сцепляла между собой два прямо противоположных начала: вечности и смерти. Для поэта они были не отвлеченными понятиями, – но явлениями бытия, касающимися каждого из его читателей. Человек является частью природы, и потому в масштабах мироздания он вечен, как вечна сама природа. Однако отдельное человеческое существование преходяще, кратковременно и конечно. И знатного, и ничтожного одинаково поджидает неизбежная смерть.

Радостное ощущение жизни и трагическое переживание смерти объединены в оде глубоким и страстным лирическим чувством. Оно имеет сюжетные контуры. Умер князь Мещерский, близкий знакомый поэта. Его смерть, мрачная и неумолимая, поразила тем больше, что вся жизнь князя, "сына роскоши и нег", была "праздником красоты и довольства". Драматизм кончины многократно усилен противопоставлением этих полюсов. Конфликтна развернутая в оде коллизия, конфликтна вся образная система произведения. И этот художественный конфликт, заложенный в основу структуры державинской оды, подводит читателя к мысли о противоречивой, не сводимой к единству диалектической сущности мироздания:

В оде – одиннадцать строф, по восемь строк в каждой строфе. И во всех одиннадцати содержится мотив противостояния жизни и смерти. Заявлено это противостояние на разных уровнях поэтики: образа, детали, синтаксической конструкции, ритмического звучания строк и т.д. Поясним мысль примерами. В оде много тропов (то есть поэтических иносказаний), которые чуть позже, в творчестве Жуковского и Батюшкова, обретут завершенную художественную форму оксюморона. Это один из самых сложных и выразительных тропов: когда в одном образе соединяются противоположные смыслы. Оксюмороны передают неоднозначность наших душевных состояний, чувств и переживаний. Они показывают противоречивость наших поступков, поведения и всей нашей жизни. Разработка и усовершенствование приема оксюморона вели в поэзии ко все большей психологической правдивости произведения. Читая державинскую оду, постоянно встречаешь подобные тропы:

Как раздвигается картина человеческого бытия в этих чеканных, почти афористических строках! Пока еще, правда, не найдем в них конкретных красочных деталей жизнеописания героя. Узнаем только, что он был "сыном роскоши", что благополучие соединял с крепким здоровьем ("Утехи, радость и любовь / Где купно с здравием блистали"). И что смерть его была внезапной и потому тем больше поразила друзей. Но знаменательно уже и то, что в высоком одическом жанре поэт обратился не к важному историческому лицу, как предписывали нормы классицизма, а к простому смертному, своему знакомому. Белинский прокомментировал это поэтическое новшество: "Что же навело поэта на созерцание этой страшной картины жалкой участи всего сущего и человека в особенности? – Смерть знакомого ему лица. Кто же было это лицо – Потемкин, Суворов, Безбородко, Бецкий или другой кто из исторических действователей того времени? – Нет: то был – сын роскоши, прохлад и нег!" То был обычный, заурядный человек. Через судьбу обычного человека решился поэт осмыслить масштабную философскую тему: всеобщность и всевластность законов мироздания.

А вот образ Смерти выписан в этой оде красочно и детально. Он динамичен и развернут в произведении со впечатляющей последовательностью. В первой строфе: Смерть "скрежещет зубами" и "косою сечет дни человеческой жизни". Во второй: "алчна Смерть глотает" "целые царства", "без жалости разит" все вокруг. Следом идет прямо-таки космический размах образного рисунка:

Создавая именно этот образ, поэт нашел возможным проявить смелое новаторство: намеренно снижая величественный космический образ, он включил в его контуры зримую и насмешливую сценку-деталь. Усмехаясь, Смерть глядит на царей, "пышных богачей" и умников – "и… точит лезвие косы".

При всей четкости деления на строфы, ода отличается плавностью повествования. Этому способствует целый ряд художественных приемов. Один из них, едва ли не впервые в русской поэзии так полно примененный Державиным, – прием "перетекаемости" одной строфы в другую, соседнюю. Достигалось это таким образом: мысль предыдущей строфы, сконцентрированная в последней ее строке, повторялась первой строчкой следующей строфы. А затем всей этой строфой мысль развивалась и усиливалась. Повторяющиеся мысль и образ называются лейтмотивом (немецкое слово Leitmotiv, что значит ведущий). Лейтмотивы скрепляют повествование, делают его последовательным и стройным. Покажем это на примерах.

Один из главных лейтмотивов державинской оды: Смерть взирает на все равнодушно и бесстрастно, потому что для нее все равны. Этот главный мотив стихотворения приходится как раз на его кульминационную срединную часть: конец шестой строфы. Именно здесь обнаруживаем строку: "И бледна Смерть на всех глядит". Следующая, седьмая, строфа эту мысль подхватывает и многократно усиливает, развивая и конкретизируя:

Еще пример. Последняя строчка восьмой строфы заявляет новый лейтмотив: скоротечности человеческой жизни, пролетающей, словно сон. Мысль звучит так: "И весь, как сон, прошел твой век". Девятая строфа подхватывает эту мысль и продолжает:

Текст - "На смерть князя Мещерского" Гавриил Романович Державин

Глагол времен! металла звон!
Твой страшный глас меня смущает;
Зовет меня, зовет твой стон,
Зовет - и к гробу приближает.
Едва увидел я сей свет,
Уже зубами смерть скрежещет,
Как молнией косою блещет,
И дни мои, как злак, сечет.

Ничто от роковых когтей,
Никая тварь не убегает;
Монарх и узник - снедь червей,
Гробницы злость стихий снедает;
Зияет время славу стерть:
Как в море льются быстры воды,
Так в вечность льются дни и годы;
Глотает царства алчна смерть.

Скользим мы бездны на краю,
В которую стремглав свалимся;
Приемлем с жизнью смерть свою,
На то, чтоб умереть, родимся.
Без жалости всё смерть разит:
И звезды ею сокрушатся,
И солнцы ею потушатся,
И всем мирам она грозит.

Не мнит лишь смертный умирать
И быть себя он вечным чает;
Приходит смерть к нему, как тать,
И жизнь внезапу похищает.
Увы! где меньше страха нам,
Там может смерть постичь скорее;
Ее и громы не быстрее
Слетают к гордым вышинам.

Сын роскоши, прохлад и нег,
Куда, Мещерской! ты сокрылся?
Оставил ты сей жизни брег,
К брегам ты мертвых удалился;
Здесь персть твоя, а духа нет.
Где ж он? - Он там. - Где там?- Не знаем
Мы только плачем и взываем:
О, горе нам, рожденным в свет!

Утехи, радость и любовь
Где купно с здравием блистали,
У всех там цепенеет кровь
И дух мятется от печали.
Где стол был яств, там гроб стоит;
Где пиршеств раздавались лики,
Надгробные там воют клики,
И бледна смерть на всех глядит.

Глядит на всех - и на царей,
Кому в державу тесны миры;
Глядит на пышных богачей,
Что в злате и сребре кумиры;
Глядит на прелесть и красы,
Глядит на разум возвышенный,
Глядит на силы дерзновенны
И точит лезвие косы.

Смерть, трепет естества и страх!
Мы - гордость с бедностью совместна;
Сегодня бог, а завтра прах;
Сегодня льстит надежда лестна,
А завтра: где ты, человек?
Едва часы протечь успели,
Хаоса в бездну улетели,
И весь, как сон, прошел твой век.

Как сон, как сладкая мечта,
Исчезла и моя уж младость;
Не сильно нежит красота,
Не столько восхищает радость,
Не столько легкомыслен ум,
Не столько я благополучен;
Желанием честей размучен,
Зовет, я слышу, славы шум.

Но так и мужество пройдет
И вместе к славе с ним стремленье;
Богатств стяжание минет,
И в сердце всех страстей волненье
Прейдет, прейдет в чреду свою.
Подите счастьи прочь возможны,
Вы все премены здесь и ложны:
Я в дверях вечности стою.

Сей день, иль завтра умереть,
Перфильев! должно нам конечно,
Почто ж терзаться и скорбеть,
Что смертный друг твой жил не вечно?
Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою
И с чистою твоей душою
Благословляй судеб удар.

Это упражнение по слепой печати для курса печати AgileFingers. Набирая текст с помощью клавиатуры, вы научитесь печатать быстрее. Наслаждайтесь вводом текста!

10 стихотворений Гаврилы Державина

«Не умел я притворяться, на святого походить…» 14 июля исполняется 275 лет со дня рождения Гавриила Романовича Державина

Гаврила Романович Державин

Гаврила Романович Державин

Текст: Арсений Замостьянов, зам. главного редактора журнала «Историк»

Изображение: Иван Смирновский. Портрет Гаврилы Романовича Державина, Эрмитаж

«Бывший статс-секретарь при императрице Екатерине Второй, сенатор и коммерц-коллегии президент, потом при императоре Павле член верховного совета и государственный казначей, а при императоре Александре министр юстиции, действительный тайный советник и разных орденов кавалер, Гавриил Романович Державин родился в Казани от благородных родителей, в 1743 году июля 3 числа», - так писал поэт сам о себе в третьем лице. 3 июля — это, конечно, по старому стилю, по новому — 14-го. И было это 275 лет назад.

Поэтическое наследие Державина огромно. Не будучи перфекционистом, он создавал стихотворные массивы. Жанры — на любой вкус. Но и шедевров в этих зарослях немало. Выбрать «десятку» оказалось делом непростым — и её легко можно дополнить и даже утроить.

Derzhavin

Ранний Державин, безвестный Державин. Поэту за тридцать, он уже повидал и суму, и тюрьму, и против Емельки повоевал, но слава ещё не навестила будущего своего баловня. Непризнанные стихи, которые гвардии поручик, а потом и чиновник прокуратуры писал и после, и вместо службы. Вроде бы обыкновенная любовная песня в духе Сумарокова. Но ввинчивается смелый натуралистичный образ - и стихотворение - на редкость «складное» - получает державинский эротический оттенок:

Лобызаю, умираю,

Тебе душу отдаю,

Иль из уст твоих желаю

Душу взять с собой твою.

2. НА СМЕРТЬ КНЯЗЯ МЕЩЕРСКОГО, 1779 г.

А это уже хрестоматия. Канонизированная классика. Впечатляющее рассуждение о смерти, которая особенно страшна для жизнелюбов и эпикурейцев. Да еще и с крылатыми выражениями:

Где стол был яств, там гроб стоит;

Где пиршеств раздавались лики,

Надгробные там воют клики,

И бледна смерть на всех глядит.

3. ФЕЛИЦА, 1782 г.

Неужели кто-то считает эти стихи торжественной одой? Державин разрушил каноны этого жанра. Получился непринужденный разговор со множеством намеков и скрытых цитат - на уровне авторских отступлений в «Онегине», но задолго до Пушкина. У Державина «летом сладкий лимонад», у Пушкина - «брусничная вода»… Повесть в стихах, в которой автор не стремился себя приукрасить, написанная, по словам Державина, «в забавном русском слоге». Это и подкупило Екатерину, которая уже пресытилась велеречивыми «античными» одами Василия Петрова. Екатерина приняла «Фелицу» не только в качестве неутомительного комплимента. Ей понравились шаржи на Орлова, Потемкина, Вяземского и других сановников империи. Но сатира у Державина переходит в самоиронию - и это самое интересное:

А я, проспавши до полудни,

Курю табак и кофе пью;

Преобращая в праздник будни,

Кружу в химерах мысль мою:

То плен от персов похищаю,

То стрелы к туркам обращаю;

То, возмечтав, что я султан,

Вселенну устрашаю взглядом;

То вдруг, прельщаяся нарядом,

Скачу к портному по кафтан.

Современники не сомневались: здесь речь идёт о Потёмкине. Узнаваемый шарж. Но Державин писал это и о себе, и о своих слабостях. Не только Потёмкин «кружил в химерах мысль свою». Вот вам и «энциклопедия русской жизни»: «Таков, Фелица, я развратен. Но всякий человек есть ложь». Годится для цитирования в любой ситуации.

4. ВИДЕНИЕ МУРЗЫ, 1783—1784 гг.

Державин отвечает на упреки. Но не в публицистическом духе. Он сочиняет сказку, в которой он - петербургский мурза, а она - императрица Фелица.

Мир не без добрых людей, и после «Фелицы» многие сочли Державина удачливым льстецом.

Он ответил в высшей степени художественно. Стиль Державина - великолепное косноязычие. Но это стихотворение гармонично по-пушкински:

На темно-голубом эфире

Златая плавала луна;

В серебряной своей порфире

Блистаючи с высот, она

Сквозь окна дом мой освещала

И палевым своим лучом

Златые стекла рисовала

На лаковом полу моем.

Сама Фелица, явившаяся поэту, отвергла всяческие похвалы… В результате получилась изысканная лесть:

Но, венценосна добродетель!

Не лесть я пел и не мечты,

А то, чему весь мир свидетель:

Твои дела суть красоты.

Я пел, пою и петь их буду,

И в шутках правду возвещу;

Татарски песни из-под спуду,

Как луч, потомству сообщу;

Как солнце, как луну поставлю

Твой образ будущим векам;

Превознесу тебя, прославлю;

Тобой бессмертен буду сам.

5. БОГ, 1784 г.

Комментарии излишни. В русской духовной лирике нет ничего сопоставимого.

Самое мощное и вдохновенное стихотворение XVIII века.

Его признавали классическим уже при жизни поэта. Державин с жаром писал и о высоком, и о низком, не говоря уж о смешении этих начал. Но «Бог» - это стихи о высоких, космических материях, в которых поэт подвел итоги многолетним рассуждениям. Тут и религиозное чувство, и осмысление научных знаний… К этой оде Державин шёл долго и слагал ее в пылу невероятного прилива вдохновения. Звучит банально, но иначе не скажешь. Один из мотивов оды - связь божественного и человеческого в каждом из нас:

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень вещества,

Я средоточие живущих,

Черта начальна Божества.

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю;

Я царь, — я раб, — я червь, — я Бог! —

Но будучи я столь чудесен,

Отколь я происшел? — Безвестен;

А сам собой я быть не мог.

Есть там и такой образ - «Без лиц, в трёх лицах Божества». В одном из объяснений к оде Державин писал: «Автор, кроме богословского православной нашей веры понятия, разумел тут три лица метафизические, то есть: бесконечное пространство, беспрерывную жизнь в движении вещества и нескончаемое течение времени, которое Бог в себе совмещает». Наверное, такая ода могла появиться только в рациональном XVIII столетии и только в России.

6. ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ, 1780 г.

Удивительно, но это «якобинское» стихотворение написал один из наиболее влиятельных политиков Российской империи и убежденный противник Французской революции. Быть монархистом - не означает быть слепцом. Державин умел и обличать пороки - на высокой ноте, со смелыми обобщениями. И библейские истины звучали дерзновенно:

Цари! — Я мнил, вы боги властны,

Никто над вами не судья, —

Но вы, как я, подобно страстны

И так же смертны, как и я.

И вы подобно так падете,

Как с древ увядший лист падет!

И вы подобно так умрете,

Как ваш последний раб умрет!

Державин

Державину пришлось оправдываться за эти строки. Он даже составил своего рода «объяснительную записку», в которой «ясно доказал», что автор псалма «царь Давид не был якобинцем». А толчком к написанию оды стал забавный случай, который не раз вспоминался Державину: «В 1779 г. был перестроен… Сенат, а особливо зала общего собрания, украшенная. лепными барельефами. между прочими фигурами была изображена скульптором Рашетом Истина нагая, и стоял тот барельеф к лицу сенаторов, присутствующих за столом; то когда изготовлена была та зала и генерал-прокурор князь Вяземский осматривал оную, то, увидев обнаженную Истину, сказал экзекутору: «Вели ее, брат, несколько прикрыть». И подлинно, с тех пор стали отчасу более прикрывать правду в правительстве». Это стихотворение Державин многократно переписывал - но не смягчал. Тема попранной Правды проявилась и в других его стихотворениях. Революционно настроенные граждане переписывали эти стихи, декламировали их в узком кругу - как Достоевский, будучи петрашевцем. А все поколения советских школьников знакомились с Державиным именно по этому - почти революционному - стихотворению. Между прочим, далеко не худший вариант.

7. ВОДОПАД, 1791—1794 гг.

Из многих стихотворных откликов «на смерть» выдающихся полководцев и сановников эта пространная ода - жемчужина. Григорий Потёмкин не был благодетелем Державина. Их интересы и пристрастия не всегда совпадали… Но после смерти всесильного князя Таврического Державин метафорически ощутил грандиозность потери:

Чей одр — земля; кров — воздух синь;

Чертоги — вкруг пустынны виды?

Не ты ли счастья, славы сын,

Великолепный князь Тавриды?

Не ты ли с высоты честей

Незапно пал среди степей?

Под стать таким рассуждениям о земной славе, о жизни и смерти - образ водопада, этой «алмазной горы». Тут возможны разные ассоциации. Яков Грот - знаменитый исследователь Державина - видел в «Водопаде» «исполинский исторический образ России XVIII века». По крайней мере, любой рассказ об этой эпохе без Державина окажется куцым. Пушкин называл «Водопад» лучшим произведением Державина.

8. ЛАСТОЧКА, 1792, 1794 г.

Это стихотворение, посвященное памяти первой жены, которую Державин в стихах называл Пленирой, он многократно переписывал. В письме Ивану Дмитриеву овдовевший Гаврила Романович признавался, что из-за горести не может упорядочить мысли, и потому стихи получаются сбивчивые. Растрепанный ритм, напоминающий народные припевки и причитания, вызывал недоумение начитанных современников, знатоков Буало и Поупа. Поэты того времени были воспитаны на строгих канонах классицизма, а тут:

О домовитая ласточка!

О милосизая птичка!

Грудь краснобела, касаточка,

Летняя гостья, певичка!

Ты часто по кровлям щебечешь,

Над гнездышком сидя, поешь,

Крылышками движешь, трепещешь,

Колокольчиком в горлышке бьешь.

Друзья предлагали Державину подредактировать «Ласточку». В архивах хранятся разные варианты. Но Державин и в окончательной редакции сохранил сбивчивость.

9. ЕВГЕНИЮ. ЖИЗНЬ ЗВАНСКАЯ, 1807 г.

Самые известные свои стихи Державин написал после 35-ти. Он - поэт зрелости, один из немногих в истории литературы.

Но есть и поздний Державин — поэт многословный, но мощный.

Ему за шестьдесят. Митрополит (а, главное - литератор и горячий поклонник державинской поэзии) Евгений Болховитинов в известной степени вернул отставного министра в литературу.

В этом послании немало повседневной фактуры и бытовых рассуждений. Оказывается, Державину удается и повествовательный тон - без ярости и сарказма, с мягкой иронией. Державин доводит до совершенства один из всегдашних своих мотивов - гастрономический:

Багряна ветчина, зелены щи с желтком,

Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,

Что смоль, янтарь — икра, и с голубым пером

Там щука пестрая: прекрасны!

Эти строки известны даже тем, кто никогда не заглядывал в Державина. Словом, «припас домашний, свежий, здравый». И вполне «антисанкционный»: даже репертуар вин у Державина патриотичен: «донских и крымских кубки вин». Впрочем, это лишь фон стихотворения. Главное - жизнелюбивый душевный настрой, выраженный в подробностях. Повествование о «жизни Званской» подводит итоги державинской анакреонтике. Как никто другой, он опоэтизировал старость - не только шаловливую, но и мудрую. Знаменитый портрет кисти художника Василевского, изобразившего Державина в халате и ночном колпаке, стал примечательным дополнениям к этим стихам.

10. ПРИЗНАНИЕ, 1807 г.

Державин не раз определял в стихах свое кредо, набрасывал автопортрет, раскрывал свою «программу». В этом позднем стихотворении получилось и откровенно, и задиристо - по-державински. Он и сам понимал, что это - «объяснение на все мои сочинения». Здесь проявилось и классическая державинская небрежность: «походить» - «вид» - рифма, конечно, не самая изящная. Но слишком интересен характер, который проявляется в этих стихах - парадоксальный, непарадный, да еще и с вызовом. Обаяние Державина в том, что он не гримировался, не скрывал собственных недостатков. Автопортрет получился такой, что разглядывать его можно подолгу:

Не умел я притворяться,

На святого походить,

Важным саном надуваться

И философа брать вид…

Словом, жег любви коль пламень,

Падал я, вставал в мой век.

Брось, мудрец! на гроб мой камень,

Если ты не человек.

Мудрено не процитировать эти стихи при любом разговоре о Державине. Да и не только о Державине. Истинно державинская программа - быть человеком со слабостями, но чистосердечным. А иначе просто скучно.

Читайте также: