Западно восточный диван краткое содержание

Обновлено: 02.05.2024

Шесть пар помяните И в сердце храните. Образ зажег, разжигает судьба, Это Рустам и Рудоба. Хоть незнакомы - шаг до греха, Это Юсуф и Зулейха. Мука любви без любовных отрад, Это Ширин и Ферхад. В мир друг для друга пришли, Это Меджнун и Лейли. Старость идет, но любовь их верна, Это Джемиль и Ботейна. А любовь и ее забавы Царь Соломон и царица из Савы, Если их помнишь через века,

Будет любовь вовеки крепка.

Большая заслуга - любовь, и другой Не будет награды такой дорогой. Не стал ты силен, не стал ты богат, А все же славнейшим героям ты брат. Вамик и Азра!-по прихоти рока Их знают все. как знают Пророка. Сказать о них-что же? Судьба их темна. Но помнят все их имена. Забыты их дела и дни, Но знают все, что любили они. Все знают от мала до велика О страсти Азры и Вамика.

КНИГА ДЛЯ ЧТЕНИЯ

Книга книг-любовь, и в мире Книги нет чудесней. Я читал ее усердно. Радости - две, три странички, Много глав-разлука. Снова встреча - лишь отрывок, Маленькая главка. Целые тома печали С приложеньем объяснений Долгих, скучных, бесполезных. Низами! - Ты в заключенье Все же верный ход нашел, Кто решит неразрешимое? Любящие - если снова Вместе и навеки.

Были губы, взор - она влекла И целуя, и лаская. Ножки стройны, грудь бела, Были упоенья рая. Были?-Да. -В каком краю?

В том! Вошла, околдовала, Отдалась-и жизнь мою К сновиденью приковала.

Был и я в плену волос, Бредил ими смладу. Как и ты, Хафиз, твой друг Знал любви усладу.

Но сплетают косу те, Кто длинноволосы В битвах юной красоте Шлемом служат косы.

И, опомнясь, все бегут, Зная козни эти. Но бегут из тяжких пут в ласковые сети.

В кудрях - как в нимбе. И когда в тиши Любимую на сердце я покою, Перебирая кудри ей рукою Я обновлен до глубины души. Целую губы, щеку или бровь, И вновь рожден, и ранен в сердце вновь. А пятизубый гребень что ж без дела? Ему бы в кудри погрузиться смело! Ушко в игру вовлечено, Так бестелесно, так бесплотно, Но к ласке клонится охотно Когда ж волос ее руно Волнуешь, их перебирая Игра для вечности, для рая! Хафиз, и ты играл не раз, И мы играем в добрый час.

Что ж, твоим смарагдам снова И перстам хвалу начать? Часто нужно молвить слово, Чаще надо промолчать.

Коль скажу я, что для зренья Лучший цвет - зеленый цвет, Не пугай, что нет спасенья От каких-то страшных бед.

Все ж тебе читать бы надо: Чем могущественна ты? "Ведь в тебе не меньше яда, Чем в смарагде-доброты!"

Ах, голубка, в книге тесной Песни пленницами стали, Те, что в шири поднебесной И парили, и летали.

Время губит все в подлунной, Только им прожить века. Как любовь, пребудет юной Песни каждая строка.

В полночь рыдал и -стонал я, Что нет тебя со мною, Но призраки ночи пришли, И стало мне стыдно.

Весь Восток до края — божий!

Запад весь до края — тоже!

Север и пространный Юг —

Все во власти божьих рук.

(Перевод В. Брюсова)

Всякому человеку присуще религиозное чувство, и остаться с ним наедине, самостоятельно переработать его в своем сознании он не способен, поэтому он ищет, а не то и сам плодит прозелитов.

Последнее не в моем вкусе, но первое я проделал вполне добросовестно, но не нашел такого вероисповедания — от самого сотворения мира, — к которому я желал бы полностью присоединиться. И вот теперь, на склоне лет, я прослышал о некой секте гипсистариев, которые, оказавшись в тисках между язычниками, иудеями и христианами, заявили, что будут ценить, восхвалять и почитать все наилучшее, совершеннейшее, о чем только узнают, и поклоняться ему, поскольку это наилучшее непременно дело рук божества. Тут и пал мне из глубины темного века радостный свет, я понял, что всю жизнь только и стремился стать гипсистарием; но ведь и это не такое уж малое усилие: при ограниченности наших индивидуальных возможностей как еще обнаружить наипревосходнейшее?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Обломов и его диван

Обломов и его диван Главным искусством в России всегда была литература, это общеизвестно.Во-вторых, литература была — да и есть — единственное из искусств, в котором она, Россия, добилась неоспоримых всемирных успехов. А не — живопись, не театр, не кино, и не что-либо еще.

Диван

Глава 3 ВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ

Глава 3 ВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ Как и любому незваному гостю на русской земле, мне понадобилось какое-то время на то, чтобы понять, что, как и представителей других народов, русских нельзя было грести под одну гребенку. По моему первому впечатлению, все они поголовно были злобными

Восточный цикл

Восточный цикл Бусинка первая – Раннее… – Первое, что я должна сделать, – сказала Алиса самой себе, бродя по лесу, – вырасти до моего настоящего размера, а во-вторых – найти путь в тот прекрасный сад. Думаю, что лучшего плана никто не придумает. (Льюис Кэррол «Алиса

Шестой восточный блок

Диван На солнце сушатся подушки, Мои старинные подружки. Они мои однополчане, Их место с детства на диване. А солнце лупит им в макушки, От духоты опали ушки, Слюнявых пятен желтизна — Знак обеззубенного сна. Следы лоснящихся голов Двух человеческих полов. Их жарят как

Восточный фронт

Восточный фронт В 3.15 ночи, в темноте, 22 июня 1941 года тридцать лучших экипажей бомбардировщиков Не-111, Ju-88 и Do 17 пересекли на большой высоте границу СССР и отбомбились над десятью аэродромами на выступе территории между Белостоком и Львовом, которая отошла к СССР при

2. Западно-Сибирский Комиссариат

XV. Восточный вопрос

XV. Восточный вопрос Суббота, 27 февраля 1915 г.Англо-французский флот мужественно продолжает нападение на Дарданеллы; все внешние форты уже приведены к молчанию. Отсюда живое волнение среди русской публики, которая со дня на день ожидает появления союзных кораблей перед

ДИВАН БЕЗ РОДОСЛОВНОЙ

Мой главный конек – Западно-Сибирский регион

Амо Бек-Назаров Восточный обед

ЗНАКОМАЯ КЛЯКСА, ЗНАКОМЫЙ ДИВАН…

ЗНАКОМАЯ КЛЯКСА, ЗНАКОМЫЙ ДИВАН… Когда муж нашей секретарши, Рашкаускене, позвонил, что она заболела, и он просит кого-нибудь принести ей зарплату, это поручили мне. Я ушла с работы пораньше, чтобы не опоздать на первый урок. Будет немецкий, а в прежней школе я учила

Пускай я весь — твое лишь отражение,

В твой ритм и строй хочу всецело влиться,

Постигнуть суть и дать ей выражение,

А звуки — ни один не повторится,

Иль суть иную даст их сопряжение,

Как у тебя, кем сам Аллах гордится.

Каково же содержание произведения? В первой книге “Дивана” — “ Моганни-наме” — “Книге певца” — указаны четыре стихии, питающие поэтическое вдохновение. Это Любовь, Ненависть, Вино и Меч. Каждая из стихий представлена в соответствующей книге: Любовь — “Эшк-наме” — “Книга любви”, “Зулейка-наме” — “Книга Зулейки”; Ненависть — “Рендж-наме” — “Книга недовольства”; Вино — “Саки-наме” — “Книга кравчего”; Меч — “Тимур-наме” — “Книга Тимура”. И все остальные книги “Дивана” — “Моганни-наме”, ”Хафиз-наме”, “Тефкир-наме” — “Книга размышлений”, “ Масаль-наме” — “Книга притчей”, ”Хикмет-наме” — “Книга изречений”, “Парси-наме”- “Книга Парса”, “Хулд-наме” — “Книга Рая” — проникнуты поэзией,порожденной четырьмя стихиями, и являются внушением непрестанного, повседневного служения поэта Идеалу.

Романтических героев в Западно-Восточном Диване много — каждый персонаж этой книги в известной мере является романтическим героем. Однако главным из них является сам Восток во всем своем многообразии и переменчивости, во всей своей таинственности и страстности, неповторимости, непонятности для западного человека.

В “Диване” Гете сумел органически слить воедино передовые идеи Запада своего времени и “седого” Востока, сплавить формальные художественные особенности восточной и западной поэтики и создать глубоко гуманистический западно-восточный синтез. Гёте утверждает:

Orient und Occident

Sind nicht mehr zu trennen.

Восток и Запад уж более неразделимы.

1. Гёте И. В. Западно-восточный диван (Сер. Литературные памятники). Пер. В. В. Левик. — М.:Наука, 1988. — С.26.

3. Брагинский И. С. Западно-восточный синтез в Диване Гете и классическая поэзия. — Москва, 1963.

Основные термины (генерируются автоматически): Восток, Запад, восточная поэзия, любовь, внутренний мир, западная литературная культура, западно-восточный синтез, западный человек, известная мера, научное наследие.

Гете и "Западно-восточный диван", Л. М. Кессель - рейтинг книги по отзывам читателей, краткое содержание



Автор:
Категория:

Наука и общество

О книге

Краткое содержание

"Западно-восточный диван" - наиболее значительное после "Фауста" произведение Гете. Многие исследователи рассматривали западно-восточную лирику Гете лишь как остроумную поэтическую игру с восточными масками. Автор отрицает распространенный взгляд на "Диван" как на книгу интимной лирики, лишь инкрустированную восточными мотивами. В книге вскрыта глубокая органичность обращения Гете к восточным поэтам.

Западно восточный диван краткое содержание

«Западно-Восточный диван» Гёте

Интерес к Востоку зародился у Гёте давно. Еще в молодости он работал над трагедией «Магомет», позднее высоко оценил драму индийского поэта Калидаса «Сакунтала», написал балладу «Бог и баядера» и т. д. В 1814 году на него произвел огромное впечатление «Диван» (собрание стихотворений) персидского поэта XIV века Хафиза, только что переведенный на немецкий язык Йозефом фон Гаммер-Пургшталь. Между 1814 и 1819 годом издана большая часть стихотворений, вошедших в сборник «Западно-восточный Диван». Отдельным изданием он вышел в 1819 году.

В это время значительно возрастает интерес к Востоку. В Англии Байрон пишет свои «Восточные поэмы» (1812 1816), Томас

Мур — «Лалла-Рук» (1817). Во Франции в 1829 году появляются «Восточные стихи» Виктора Гюго. Гёте дает самостоятельное и весьма своеобразное решение темы Востока. От знакомства с поэзией Хафиза он переходит к лирике других персидских портов — Фирдоуси, Руми, Саади, к наследию Низами, погружается в изучение трудов только еще возникающей в Германии востоковедческой науки. К изданию «Дивана» 1827 года Гёте добавил обширный комментарий.

Увлечение поэзией ближнего Востока зиждется у Гёте не на переживании экзотики — живописности пейзажа и костюмов, неистовости страстей, необычности нравов. Все это имеет значение и для Гёте, но лишь второстепенное. Главное открытие Гёте — внутреннее родство поэзии Востока с поэзией Запада. За внешней красочностью кроются большие чувства, характерные для юности человечества, спокойная жизнерадостность, горячая чувственность, светлый и вольный взгляд на мир, хотя и приемлющий наличие божественного начала, но чуждый догматизму и аскетизму. Все это Гёте находит прежде всего в поэзии Хафиза. В нем он видит родного брата, своего близнеца («Без границ»). На ощущении близости и родства гуманизма в его восточном и западном поэтическом воплощении строится пронизывающий весь сборник призыв к культурному сближению Запада и Востока.

Сборник разделен на 12 тематических циклов (книг): «Книга певца», «Книга Хафиза», «Книга любви», «Книга созерцаний», «Книга изречений», «Книга ЗУлейки» и т. д. Широко прибегая к символам, аллегориям и иносказаниям, Гёте высказывается в своем «Диване» о поэзии, о творчестве, о своеобразии восточной культуры. Мысль о том, что на магометанском Востоке отсутствие скульптуры уравновешено расцветом лирической поэзии, выражена образом руки, опущенной в Евфрат, ваяющей песню из речной влаги. («Песнь и изваяние»). В знаменитом «Блаженном томлении» идея непрерывного искания, движения, превращения выражена через образ мотылька, смело погибающего в пламени свечи для того, чтобы, преодолев прошлое, возродиться к новой жизни.

И пока ты не поймешь:

Смерть для жизни новой,

Хмурым гостем ты живешь На земле суровой.

(Пер. Н. Вильмонта)

Изредка в сборнике встречаются отклики на большие события современной действительности. Так, в стихотворении «Зима и Тимур» Гёте выражает удовлетворение поражением Наполеона, этого совремеппого Тимура в России, что должно положить конец полосе кровавых войн.

Легче, тише, нечестивец,

Ты блуждай, тиран неправды!

Что ж должны сердца и дальше Пламенем твоим сжигаться?

Тема борьбы с реакционными течениями получает выражение в осуждении мистики. Так, Гёте ополчается против толкователей, которые приписывают Хафизу мистику, называя его «мистическим языком»:

Мистик,— но потому лишь,

Что глупостей сами просят И с грязным вином стакан Во имя твое разносят.

(Пер. С. Шервинского)

Вершина сборника — любовная лирика старого Гёте, в которой отражено увлечение порта молодой женщиной — Марианной Вил-лемер. Тема подготовлена стихотворением «Феномен», где поздняя любовь уиодоблена радуге в тумане. Хоть и в тумане, а все же это радуга, явление небесное.

Так не страшись тщеты,

О старец смелый;

Знаю полюбишь ты,

Хоть кудри белы!

Тема широко развернута в разделе «Книга любви» и особенно в «Книге Зулейки», где влюбленные выступают под восточными именами: Марианна — Зулейка, Гёте — Хатем. Отдельные стихотворения этого цикла написаны Марианной.

Комментарий Гёте —• «Примечания и исследования для лучшего понимания Западно-восточного Дивана» — результат огромной исследовательской работы, но в то же время это выдающееся художественное произведение. Младший современник Гёте — поэт Генрих Гейне — пишет о «Западно-восточном Диване»: «. волшебнейшее чувство наслаждения жизнью вложил Гёте в эти стихи, и они так легки, так блаженны, так похожи на дыхание, так воздушны, что удивляешься, как нечто подобное мыслимо на немецком языке. При Этом дает он и в прозе прекраснейшие объяснения о нравах и обычаях Востока, о патриархальной жизни арабов; и Гёте здесь все время спокойно улыбается, он бесхитростен, как ребенок, и полон мудрости как старец. Эта проза прозрачна, как зеленое море — когда ясный полдень и тишина. ; а иногда эта проза полна такой магической силы, такого прозрения, что подобна небу в вечерний час сумерек, и большие гётовские мысли выступают на нем, чистые и золотые, как звезды. Неописуемо очарование этой книги; она — это «селям», которое ЗапаД посылает Востоку. Но этот «селям» означает, что ЗапаДУ тошно стало от морозно-тощего спиритуализма и он стремится вкусить от здорового телесного мира Востока».

«Годы странствий Вильгельма Мейстера»

Когда вышел в свет первый роман о Мей-стере (1796), Гёте и его друг Шиллер признали, что воспитание Вильгельма в нем не доведено до конца. К тому же в «Годах учения» была затронута тема больших социальных сдвигов в современной жизни, это тоже требовало дальнейшей разработки.

Уже в 1799 году Гёте принял твердое решение продолжить историю Мейстера, но в то время он всецело был занят первой частью «Фауста». В 1809 году опубликованы начальные главы нового романа «Годы странствий Вильгельма Мейстера» или «Отрекающиеся», а в 1821 году—первые две книги. Усиленная доработка и частичная перестройка ведется, начиная с 1825 года, то есть одновременно с написанием второй части «Фауста». В окончательном виде «Годы странствий» опубликованы в 1829 году через тридцать с лишним лет после «Годов учения».

Во втором романе о Мейстере, как и во второй части «Фауста», внимание автора раздваивается между судьбой центрального героя и откликами на рождение новой эпохи истории человечества. Если в «Фаусте» обе стороны до известной степени уравновешивают друг друга, то в «Годах странствий» с его нетитаническим героем история Вильгельма постепенно отходит на второй план, так что преобладают освещение, оценка, критика новой эпохи. За тридцатилетие, истекшее со времени появления «Годов учения», новая эпоха приобрела более конкретные очертания, обнаружились некоторые отрицательные ее черты. Автор хотел бы указать пути к их преодолению.

В начале романа Вильгельм вместе с юным Феликсом (сыном Вильгельма и его возлюбленной Марианны) отправляется в странствие по наказу «Общества Башни», чтобы завершить знакомство с реальной жизнью.

В самом начале пути Вильгельм встречается в горах со своим Знакомым Ярно. С ним произошла разительная перемена. Из блестящего офицера Ярно стал рудокопом. Он переменил свое имя, называет себя теперь Монтаном («горным человеком»). При вторичной встрече (книга 11, гл. 9) Ярно разъясняет: новая действительность обязывает каждого стать деятельным и полезным членом общества, каждый должен овладеть каким-нибудь мастерством. Из уст Ярно-Монтана Вильгельм слышит поучение — жизненный пароль современных передовых людей: «Мыслить и действовать, действовать и мыслить — вот итог всей жизненной мудрости: проверять деяния мышлением, мышление — деянием — к этому сводится все».

Вильгельм и его сын попадают в поместье «Дяди». Эпизод играет значительную роль в романе, поскольку «Дядя» связан с «Обществом Башни», и его племянник Ленардо возглавляет движение переселенцев. Вместе с тем этот эпизод показателен для неприятия писателем революционного пути. «Дядя» — образцовый хозяин, его земли находятся в цветущем состоянии. В этом отношении он выгодно отличается от «Дяди» из «Годов учения» (дяди «Прекрасной души») — тонкого знатока искусств, который по старинке предается созерцательной жизни. Дядя из «Годов странствий» умеет вести хозяйство так, что не в ущерб себе систематически предоставляет часть доходов своим крестьянам.

Мысль о том, что настало время, когда каждый венценосец и феодальный магнат должен изучить полезное ремесло, подсказана революционными событиями во Франции. Ее высказывали в то время многие. У Гёте речь идет не только о «трудоустройстве» бывших господ, но и о том, что участие решительно всех в конкретном, полезном производительном труде станет основным законом жизни. Так, даже легкомысленная актриса Филина становится закройщицей, неуравновешенная, склонная к истерии Лидия — швеей. Но показательнее всего, что сам Вильгельм, еще недавно искавший спасения в иллюзорном мире театра, находит свое истинное призвание в деятельности лекаря-хирурга.

Вильгельму приходится отречься от иллюзорной мечты о всестороннем развитии своей личности. Передовые дворяне вынуждены отречься от многих прежних привилегий, чтобы сблизиться с простыми людьми, сохранить свою руководящую роль. Обращение к реальной практике, к реально достижимым целям связано с отречением от многих прежних надежд, оказавшихся ныне недостижимыми, иллюзорными — таков лейтмотив романа. Отсюда и подзаголовок — «Отрекающиеся».

В «Годах учения» деятельность передовых людей из «Общества Башни» оставалась неопределенной. Она сводилась к филантропии (Наталия), к довольно сомнительным опытам тайного руководства людьми издалека (Аббат). В «Годах странствий» перед членами этого общества стала большая социальная задача, выдвинутая развитием капитализма. Внедрение машин подрывает благополучие ремесленников. Ткачи, прядильщики остаются без средств к существованию. Чтобы преодолеть это бедствие, Ленардо, Аббат, Ярно призывают к переселению в Америку, где на свободных землях можно будет организовать рационально построенное общество, где и машины будут служить людям, а не вредить им. Они организуют «союз» переселенцев и возглавляют его.

Темой переселения Гёте откликается на переселенческое движение 20-х годов. У Гёте нарастает критическое отношение к капитализму, мысль писателя, обращается к поискам средств для устранения его отрицательных сторон. В это время Гёте внимательно читает сочинения Сен-Симона, следит за социальными экспериментами Роберта Оуэна, но его проект рациональной организации общества тружеников за океаном мало конкретен и не свободен от противоречий. Однако постановка в романе большой современной социальной темы и недвусмысленный призыв поставить литературу на службу интересам трудящейся массы является большой и принципиальной заслугой Гёте перед немецкой литературой.

Утопическая мысль представлена в романе также и страницами, где говорится о «Педагогической провинции» (книга 11, гл. 1 и сл.). Здесь опытные педагоги-новаторы готовят будущих членов общества. Воспитание осуществляется через обязательное приобщение к физическому труду. Цель воспитания диаметрально противоположна прежним мечтам Вильгельма об универсальном развитии индивидуума. Каждый воспитанник готовится не к тому, чтобы стать «человеком», а к тому, чтобы найти свое, пусть скромное, но полезное место в обществе. Каждый изучает какое-нибудь ремесло. Большое внимание уделяется воспитанию нравственному. Оно направлено против опасности воцарения эгоизма, корыстолюбия, индивидуалистических противообщественных настроений. К сожалению, восприятие основной линии романа очень затруднено крайней дробностью повествования, обилием вставных новелл, отрывков из дневника и т. д. По-видимому, дело тут не только в том, что роман не доработан, но и в том, что Гёте, опасаясь излишней дидактичности, насытил роман беллетристическими отступлениями.

Синтез Запада и Востока в «Западно-восточном диване» Гёте


В этом году празднуется 265-летие великого немецкого поэта Иоганна Вольфганга Гёте (1749–1832), который известен не только как поэт, но и как драматург и литературовед, историк и философ, художник и театровед, ученый и государственный деятель. По имеющимся сведениям, его литературное и научное наследие, изданное в Веймаре, составляет 143 тома. Гёте широко известен своими произведениями «Фауст», «Страдания юного Вертера», «Западно-восточный диван», «Римские элегии», «Торквато Тассо», «Годы учения Вильгельма Мейстера», «Ифигения», «К теории цвета», «Опыт о метаморфозе растений» и многими стихами. Он написал более трёх тысяч стихов. Его произведения переведены на многие языки мира. Среди этих произведений «Западно-Восточный диван» занимает особое место. Это произведение воплотило в себе литературные традиции Востока и Запада. Оно пронизано духом гуманизма, который воплощен в идее «Запад и Восток неотделимы» и является её доказательством.

«Западно-восточный диван» Гёте писал в течение пяти лет и закончил его к 1819 году. Произведение впервые было опубликовано 195 лет назад. Его публикация свидетельствовала о формировании в новое время интереснейшего явления мировой культуры вообще и литературы в частности — западно-восточного синтеза. В «Западно-восточном диване» Гете сумел органически соединить восточную и западную литературную культуру, высказал очень важную по тем временам мысль о ее общечеловеческом значении, не забывая при этом, что Восток и Запад все-таки совершенно разные культурно-исторические формации. И продемонстрировал все это через самое простое и сложное, общечеловечески понятное — любовь, внутренний мир человека, который был так важен для романтика. Однако Гете показал внутренний мир не отдельного человека, а целой культуры, еще раз возвещая этим общечеловеческую ценность восточной поэзии и культуры. Романтических героев в «Западно-восточном диване» много — каждый персонаж этой книги в известной мере является романтическим героем. Однако главным из них является сам Восток во всем своем многообразии и переменчивости, во всей своей таинственности и страстности, неповторимости, непонятности для западного человека.

Восточная поэзия сложна, она выработала богатейший иносказательный язык, в котором самые утонченные мистические понятия были выражены в образах плотского любовного вожделения. Гете, введя подобные образы в свой «Диван», заимствовал эту традицию у восточных поэтов, в частности, у Хафиза. Таджикистанский ученый-филолог М. С. Карахонов в своей диссертации, пишет: «Из жизнеописаний Гёте и исследований, посвященных «Западно-восточному дивану», следует, что поэт всю свою жизнь питал особую привязанность и любовь к культуре и литературе Востока. Чтение и изучение священного Корана (в немецком переводе), сказок «Тысяча и одна ночь», путевых дневников европейских путешественников усилили его интерес, прежде всего, к персидской поэзии. Однако первым и основным проводником Гете в познании Востока, согласно мнению большинства исследователей, был Диван Хафиза» [2].

По мнению А.Саидова, «Гёте, хотя жил и творил в Германии, духовно является поэтом Востока. Смысл и содержание его произведений, чувства отличаются присущими для восточного человека особенностями…По его выражению, все семь звёзд мировой поэзии — это поэты Востока. Среди этих семи звёзд восточного мира выделяя Саади, Хафиза и Навои, Гёте говорит, что не достоин даже их тени» [4]. Его уважение проявляется и в обращении к Хафизу в стихотворении «Вторение»:

Как считает А.Саидов, суфийские взгляды, присущие средневековой поэзии Востока, объединяют все части «Западно-восточного дивана». Они пронизаны суфийской идеей «Умри и возродись!». Суфизм, в первую очередь, наука о воспитании общества, знание, опирающееся на равенство, свободомыслие, справедливость. Суфизм возник в объятиях ислама, и в то же время, внёс в философию ислама новый смысл, новое содержание, как бы демократизировал его [4]. В отдельном стихотворении, в котором используются образы мотылька и свечи из «Бустана» Саади, Гете объясняет, в чем благость поэта. Это стихотворение «Блаженное томление» — одно из лучших в «Диване». В нем после изображения гибели мотылька Гете произносит:”Stirb und Werde!” — “Умри — и возродись!”..Вечное обновление, круговорот жизни и смерти.

«Книга Зулейки» — произведение интимнейшей лирики. Любовь, страсть в о всех ее нежнейших и самых тончайших проявлениях — чувство общечеловеческое, здесь растворяются Запад и Восток. Тут Гете говорит об общечеловеческом значении культуры, будь то культура западная или восточная. Центральные герои — Хатем и Зулейка, весьма вольное толкование традиционных восточных героев. Две арабские традиции любовной газели — омаритскую с лейтмотивом «любовь — наслаждение» и азраитскую, по названию племени азров, которые, по выражению Гейне, «полюбив, умирали», с лейтмотивом «любовь — страдание» объединил и преодолел Хафиз в своем творчестве; в его газели любовь — высшее наслаждение, самозабвенное, всепоглощающее чувство, переходящее в философское восприятие мира. Именно эту традицию Хафиза развил по-своему Гете в «Книге Зулейки», и это делает ее еще одной из форм западно-восточного синтеза [3].

На Востоке поэт ищет истоки гуманистической идеи, доводившей почитание человека до его обожествления и универсализировавшей человеческую любовь в хафизовском смысле слова, определяя ее как основу мира и жизни. В синтезе Гете гуманистические, художественные и нравственные категории, связанные с реальной историей и обозначенные соответственно как «Восток«и «Запад», не просто сосуществуют, они органически слиты в единый литературно-художественный, культурный сплав.

Таким образом, в «Западно-восточном диване» Гете сумел органически соединить восточную и западную литературную культуру, высказал очень важную по тем временам мысль о ее общечеловеческом значении, не забывая при этом, что Восток и Запад все-таки совершенно разные культурно-исторические формации. Гете показал внутренний мир не отдельного человека, а целой культуры, еще раз возвещая этим общечеловеческую ценность восточной поэзии и культуры.

В Коране сказано: «Богу принадлежит и Восток, Богу принадлежит и Запад». Это излюбленное выражение Гете как нельзя лучше определяет общечеловеческую суть его поэтического шедевра «Западно-восточный диван», в котором во всем блеске таланта великого мастера соединились достижения двух культур — восточной и западной.

Гёте умер 22 марта 1832 года. Говорят, что перед самой смертью он безостановочно «рисовал» на своей груди своей рукой букву «W». Лео Кеттер объясняет это тем, что якобы Гёте «рисовал» первую букву своего имени Вольфганг. Однако в исламском мире имеется и другая трактовка этой загадки. По этой версии выходит, что Гёте, долгое время изучавший арабское письмо, буквы, которыми написан Коран, и очень хорошо писал слово «Аллах». Поэтому вполне может быть, что он писал не первую букву своего имени, а имя «Аллах». Если даже не будет первой буквы «алиф», всё равно смысл не изменится — вместо «Аллах» получится «Лиллах», а его написание похоже на немецкую букву W. И вот возникает новый вопрос, над которым следует подумать ученым: «А не был ли Гёте мусульманином?».

В заключение хочется сказать, вот уже более двух веков творчество и научное наследие Гёте привлекает внимание учёных различных направлений и разного возраста. Художники, скульпторы, композиторы, правоведы, биологи открывают всё новые грани сего творчества и многогранной деятельности. А написанный более двух веков назад «Диван» до сих пор созвучен с идеями гуманизма, так как в нём воспеваются и выдвигаются идеи сближения народов, мирного сосуществования, решения проблем не с помощью оружия, а с помощью просвещенности, справедливости и разума.

2. Карахонов М. С. «Западно-восточный диван» Гёте и современная таджикская литература. Автореф. дисс. на соиск. уч.ст. канд.филол.наук. — Душанбе, 2012. 24 с.

4. Саидов А. Шарққа ҳижрат эрур вожиб. ” // «Ўзбекистон адабиёти ва санъати» газетаси. 2009 йил 31-сони

Восток в лирике И. Гёте (на примере «Западно-восточного дивана»)


«Западно-восточный диван» (1814–1819) Гёте представляет собой одну из важнейших частей его позднего творчества. В «Диване» обращаясь к Востоку автор положил начало таким особенностям, как глубокая ирония, цикличность, спиральность, которые получили развитие в его дальнейших лирических произведениях.

Необходимо отметить, что в 1960–1970 годы ХХ века «Западно-восточный диван» рассматривался в работах И. Брагинского, Л. Кесселя, Н. Когана с точки зрения двух моментов: западно-восточный синтез как качественно новая ступень в поздней лирике Гёте и изучение восточной специфики произведения. М. Шагинян особый акцент сделала на изучение в «Диване» понятия «мировая литература» — как средство культурного обмена между народами. Только литературовед А. Габричевский не ограничился лишь анализом «Западно-восточного дивана», а рассмотрел его в сопоставлении с циклами 1820 года («Трилогия пария», «Китайско-немецкие времена года и суток»).

Как свидетельствует труд западно-европейского учёного-востоковеда Германии А. Куреллы, что Гёте в заметках к своему «Дивану» впервые в мировой литературе ввёл понятие «Семь великих светил Востока. Ориенталисты, используя количественную оценку гениев поэзии Востока, данную Гёте называли в этом числе Фирдоуси, Хафиза, Низами, Саади, Анвари, Руми, Джами. Истинно преданный поэзии Востока Гёте называл Хафиза своим учителем, а Джами «самым последним великим персидским поэтом». Известно и то, что в Западной Европе Г. Шэдер, Э. Трунц анализируя «Диван» свели к доказательству доминирующего положения мистики, концепции созерцательного пантеизма, фактографических традиций у Э. Штайгера ведущее место занимает анализ формирования нового художественного стиля позднего Гёте.

Нас же интересует ценные сведения, разнообразный колорит Востока изображённый Гёте в «Западно-восточном диване», где собрались великие имена, освещены прошедшие события обсуждаемые немецкой мыслью, имеющие историко-литературную и познавательную ценность. «Этот лист был с Востока. В сад мой скромный занесён. И для видящего ока тайный смысл являет он» — пишет Гёте.

Действительно, Восток для Гёте оказался чудесным ящиком редкостей, в котором его история и культура, как бы по невидимой нити времени, шествует по немецкой земле. «Богом создан был Восток», — восклицает поэт. Обращаясь к великому Хафизу, занимаясь переложением его стихов, Гёте не подражал ему, а шёл по его стопам и сделал новый шаг в развитии немецкой поэзии.

Поэзия Хафиза стала для немецкого поэта окном, открытым в широкое историческое поле Востока «Я вырвался на свежий воздух» — пишет Гёте. Поэта влечёт не только экзотика, не немецкая красота дальних просторов: (Дернавенд-гора, берега Зендеруда, Шираз, Мекка, Медина, Самарканд, Бухара и др.), он ищет образы с общечеловеческим содержанием, многовековую народную мудрость, в них заключённую. Так, в лирику Гёте вошёл целый мир восточных образов, представлений и верований. И, оттого, ярки в «Диване» картины быта и нравы восточных стран, так точно и живо охвачены образы народные: мудреца, чашника, кравчия, воина, пекаря, бармекидов (персидский род, блиставший в VII веке и истреблённый халифом Гарур иль Рашидом); правителей — Аббаса, Бахрамгруа, Седшана, Шуджи, пророка Магомета, Фатимы и др. Каждый из них для Гёте «образ совершенства», которые являются зеркалом Востока и историческими реалиями.

Преклоняясь перед памятью восточных поэтов, своё отношение к ним Гёте выражает в вопросе Хатема к Зулейке (Зулейка-номе): «Почему зубришь тетради Низами, Джами и Саади? Тех отцов я знаю много, вплоть до звука, вплоть до слога, но мои-то – всё в них ново, всё моё и слог и слово». Автору «Дивана» волей-неволей пришлось по-хафизовски обращаться к великим именам, тем самым, воскрешая историю. Глубоко проникая в их духовный мир, показывает чувства и страсти, определяющие характеры исторических личностей, в том числе Фирдоуси и Руми «хотя они и старше нас, но вечно новы», — заключает поэт.

Творческие горизонты и исследовательские плацдармы Гёте широко раздвинули, новое, обогащённое временем, чувство любви. Парные образы восточной любви вплетаются в ход истории Запада: «Знай и млад и стар, шесть любовных пар, в слове предстала судьба Рустама и Рудабы, любовь без исхода горька у Юсуфа и Зулейхи, ужас любовных кручин познали Фарход и Ширин, розно жить не могли Лейли и Меджнун, до старости вечность прочна у Джемиля и Ботейны, прихоть жизни великой у Соломона и Тёмноликой». Несомненно, это реальный материал столетий.

Здесь, на наш взгляд, «Коран» для Гёте — лишь используемый для поэтической обработки материал, а не предмет культа. Да, он использовал мистическую (суфийскую) поэзию, но он трансформирует её содержание и подчиняет прокламации собственным философским взглядом. Мы не можем, некоторые поэтические строки «Дивана», где говорится о Коране и боге, объявить религиозными его частями. По-видимому, «Коран» для немецкого поэта был руководством для ясного, благого писания, не желающим обиды мирам.

Обращаясь к фигуре Тимура, автор рассказывает о его походе в Северный Китай (1404–1405 гг.). Воскрешая предистоки, Гёте создаёт образ мёртвой земли, не раз возникающей в лирике. Создавая исторические реальные образы в «Диване», Гёте сетовал, что в течение многих тысячелетий об Александре Македонском рассказывали легенды, создали ореол необычайного величия, благородства и мужества. Да и сам Гёте называет Александра «зеркалом Вселенной». Однако в зеркале Гёте показал правдивое историческое поле, где Александр был таким же беспощадным завоевателем и истребителем народов, какими были позднее Чингизхан, Тимур, англичане в Индии и другие, создатели колониальных империй: «Так! Но, что же отразилось в нём? Он смешавший в общей массе пленной, сто народов под одним ярмом», — пишет автор.

Таким образом, великие имена, события, образ Времени на историческом поле Востока столь важные в «Диване» приобретают у Гёте особое значение. Все строфы, пронизаны духом истории, непрерывно изображают живой процесс и сущность жизни. Вплетаясь в структуру произведения, они находятся в движении, внутренней переходности, торжестве и единстве мира.

Несомненно «Диван» Гёте — неотъемлемая и лучшая часть в духовном наследии прошлого, его идеи и образы в запечатлённых событиях наиболее полно отражают Восток.

Сложность понимания восточной философии


Понятие «восточной философии» включает в себя довольно широкий спектр школ и направлений, и среди них в большинстве современных западных классификаций особо выделяют индийскую, китайскую, корейскую и японскую философии. Также иногда к этому списку относят персидскую, вавилонскую, арабскую и иудейскую ветви философской мысли. Древняя вавилонская философия может рассматриваться как восточная во многих смыслах, однако она совершенно точно оказала огромное влияние на греческие школы, в особенности, эллинизм.

Очевидно, что столь разнокультурный набор идей и концепций являет собой поистине грандиозное философское наследие, однако вобрать в себя его плоды западному уму оказывается совсем непросто. Философия Востока не просто экзотична — в ее основе лежат совсем иные принципы построения мысли и поиска истины. В данной статье мы постарались выделить и описать те особенности восточной философии, которые делают ее сложной для восприятия представителями западной культуры.

Во-первых, следует обратить внимание на литературные источники — на Востоке большая часть авторитетных текстов, представляющих философскую ценность, являются поистине древними, будучи созданными более 1–2 тысяч лет назад.

«В первых священных книгах Индии — Ведах (с санскр. — знание) наряду с религиозными идеями излагались философские представления о едином мировом порядке. Веды создавались племенами ариев, которые пришли в Индию в XVI в. до н. э. из Средней Азии, Ирана и Поволжья» [1, с. 39–40].

Основная книга даосизма «Дао дэ цзин» была написана в VI-V вв до н. э., и другие известные китайские трактаты оказываются не менее древними:

«Ещё одним знаменитым текстом раннего даосизма является «Чжуан-цзы», автором которого является Чжуан Чжоу (369–286 гг. до н. э.), известный под именем Чжуан-цзы, в честь которого и названо его произведение» [5].

И поскольку большая часть восточной философии — такие древние тексты, изложенные на мертвых ныне языках и не употребляющихся больше диалектах, изучать их становится вдвойне сложно.

Далее, данная сложность усугубляется семантической и стилистической специфичностью языка, на котором излагается философская мысль.

«Отличен и язык философствования. Он возникает не вследствие разрыва с предшествующей традицией, а вследствие углубления таких простых понятий, как «небо», «земля» «великий ком» и т. д. до стилистики философского языка» [4].

В то время как в западной философии разрабатывается свой категориальный аппарат, включающий — среди прочих — традиционные для науки понятия времени и пространства, единства и противоположности, объекта и субъекта, движения и покоя, на Востоке в ходу остаются религиозная и мифологическая терминология, и вообще восточная философия «развивается в тесном взаимодействии с религией: зачастую одно и то же философское течение предстает и как собственно философское, и как религиозное» [1, с. 38].

В-третьих, древневосточные философские трактаты отличает многослойность построения. Практически в любом таком тексте можно обнаружить несколько идейных, концептуальных, образных пластов, поскольку создавался он не одним человеком, а несколькими, и происходил этот процесс на протяжении долгого времени.

«Как правило, текст является произведением не одного автора, а целой школы, время же его создания измеряется столетиями» [4].

Дело в том, что для Востока всегда было характерно представление о человеке не как об отдельной личности, но как о составном элементе более значительной системы (например, общества, семьи), поэтому традиционно под школой понималась не просто группа последователей некоего мыслителя, а целая община, своего рода «семья», имеющая общий быт и общую цель. Ученики являлись продолжением учителя и потому были вправе не просто распространять его идеи, но развивать их и исправлять исходные тексты.

В-четвертых, особую трудность восприятия у западного читателя вызывает специфическое построение аргументации древневосточных текстов.

«Логика текста не всегда выстраивается доказательно, иногда рассуждения сменяются фрагментами псевдомифологических сюжетных текстов, призванных не просто подкрепить мысль, а высказать ее» [4].

Другими словами, восточные мыслители зачастую не ставят себе цели как можно тщательнее пояснить, обосновать и логически «переплести» преподносимый материал. Привычные для нас объяснения и последовательные, четкие доказательства в философском тексте порой уступают место образному изложению и иносказательному иллюстрированию.

«Здесь была слабее выражена рационально-логическая компонента и связь с наукой, но зато довольно детально разрабатывались и обосновывались идеи космологической природы сознания, принципы и технология житейской мудрости, нравственного воспитания и духовного самоконтроля» [3, с. 198].

Пятая особенность, делающая философию Востока трудной для восприятия западным читателем — регулярные отсылки кмистическому опыту. Авторитетные мыслители, которых последователи нередко почтительно называют Учителями или Мастерами, описывают различные методики работы с собственным сознанием / духом. Предполагается, что использование этих методик поможет человеку привести свою жизнь к гармонии — как внутренней, так и гармонии с окружающей средой, — при одновременном концептуальном постижении мира.

«Главная особенность восточной философской традиции — в обращении к человеку, в постоянном и пристальном внимании к его внутреннему состоянию. Ведь гармонию постигают постольку, поскольку носят ее в себе» [2].

Более того, зачастую именно результаты мистического опыта, полученного при использовании какой-либо из методик, ложатся в основу аргументации и считаются достаточным обоснованием для приводимых положений.

«Философии классического Востока не надо было «учиться» в западно-европейском смысле (т. е. создавать и зубрить логические системы); чтобы стать философом, или придерживаться определенных философских взглядов, на Востоке надо было в первую очередь вести философский образ жизни, а лишь затем — формулировать и осознавать основные правила образа жизни» [2].

Можно сказать, что восточная философия предлагает иной метод познания, не через слова, логическую аргументацию и умозаключения, а через непосредственное восприятие мира и взаимодействие с ним. Таким образом, сама специфика такого метода познания делает крайне сложными — если не сказать, заведомо безрезультатным и не могущими привести к однозначно верным заключениям — попытки рассуждать о нем. Вероятно, поэтому в западной философии, которая тяготеет к научным методам, едва ли встречаются отсылки к медитативным техникам познания и построенным на них космологических концепциях. Более того, возьму на себя смелость заявить, что западные умы склонны вовсе не воспринимать медитативный метод всерьез, что и не удивительно: он лежит за пределами научной методологии и в рамках последней не может выдерживать критику и не может быть оценен по достоинству.

В-шестых, для западных и восточных философов характерно разное отношение кистине. В общих чертах, западное общество усердно пытается найти и доказать некую «лежащую в основе всего истину», в то время как восточное общество понимает истину как нечто уже данное и направляет основные усилия на то, чтобы обрести и сохранить баланс. Такие взгляды привели к тому, что на Востоке сформировалось гораздо более слабое философское основание для фундаментальных исследований, равно как и гораздо менее развитая культура исследования. На Западе же упорные поиски гипотетической истины привели к тому, что методология фундаментальных исследований активно развивалась уже в рамках философии.

И наконец седьмая и последняя особенность — это всепроникающая идея космизма, которая придает трудам восточных философов совершенно специфический, порой очень настораживающий «привкус».

Лучше всего суть этой идеи можно продемонстрировать на примере даосизма:

«Основной категорией даосизма является дао. Понятие «дао» многозначно. Дао — это субстанциальная закономерность всего сущего, закон спонтанного бытия космоса, общества, человека. Дао — это способ развертывания в первоэлементы цикличности бытия. Дао — это Вселенная, где все уравновешено, где нет жизни и смерти, где не существует границ и разделений. Человеческая жизнь также рассматривается как часть космического пути природы» [4].

То есть именно осознание тотального единства и взаимосвязанности всех существующих во Вселенной вещей задает восточной философии вектор исследований и определяет ее подход к решению поставленных задач — в чем мы и могли убедиться на примере приведенных выше шести других ее особенностей.

В заключение хочется подчеркнуть, что главная сложность заключается в том, что многие восточные учения не поддаются обработке западным логическим инструментарием, т. е. они построены по иным схемам и не предназначены для научного разбора и анализа, вместо этого они должны быть постигнуты каждым отдельным умом, для чего в таком уме должно быть выработано особое умение — путем личного совершенствования.

Основные термины (генерируются автоматически): Восток, восточная философия, VI-V, западная философия, западный читатель, метод познания, текст, философия Востока.

Читайте также: