В реанимации привязывают к кровати

Обновлено: 06.05.2024

«Я не думала, что такое возможно в Москве, в 21 веке, в крупной больнице. Мою свекровь привязывали на ночь. Потому что она пыталась встать в туалет. Медсестра на ее жалобы, что живот болит и в туалет не может сходить, памперс сухой был, не реагировала.

Хорошо, что мой муж все-таки уговорил поставить катетер. 2 литра мочи. Бедная женщина двое суток мучалась. А ее привязывали! После инсульта. С парализованной левой стороной тела», – написала Юлия Денисова в соцсетях, добавив, что при посещении увидела также, как другую пожилую пациентку накормили неаккуратно, и оставили, подвергая опасности захлебнуться. По словам женщины, родственникам не разрешали оставаться с больной на ночь, и приводить своих платных сиделок, не имеющих московской прописки.

Врач: это делается в интересах пациента

И в таких случаях применяют мягкие вязки – полотенцами, простынями. Также поднимают ограничители – специальные бортики по бокам кровати, предотвращающие вставание с нее или опускание ног на пол. Это делается в интересах пациента и является обычной практикой в остром периоде после инсульта. Конечно, лучше, если есть ограничители – но там, где их нет, лучше зафиксировать пациента, чем позволить ему покалечиться.

Что касается постановки постоянного катетера, которая по словам родственника произошла на вторые сутки – надо понять, какой диурез был в течение этого времени. Возможно, были катетеризации без оставления постоянного катетера. Памперс мог быть сменен санитаркой. Родственникам было трудно определить сухость памперса, до того, как он наберет 300-400 мл жидкости, он остается тактильно сухим. Постоянный катетер стараются без необходимости не ставить, т.к. он блокирует естественные процессы, и облегчает путь инфекциям.

Вообще же нарушения и проблемы по причине недостаточной компетентности, или нехватки персонала, бывают, наверное, в любой области – от общепита до организации космических полетов. Бывают они и в медицине. Но вот о чем важно помнить: родственники пациента все же обычно видят какой-то фрагмент процесса, не имея компетентности или достаточной информации, чтобы о нем судить. Это естественно, они и не обязаны разбираться в этом. Они растеряны и напуганы в связи с болезнью родного человека, больничная обстановка удручает и пугает их.

И жалобы в таких случаях часто играют роль своего рода психотерапии – человек по сути пишет не о том, что его родному плохо, а о том, что страшно ему самому. Только результатом становится то, что врачам приходится вместо лечения их близких писать ответы на эти жалобы и принимать проверки.

Простая арифметика: чем больше вы пишите жалоб, тем хуже лечат ваших родных.

Что делать родственникам больного с инсультом, которые попали в новую для себя ситуацию? Понять, что их незнание и тревога – это нормально. И им необходимо получить информацию о том, как ухаживать за своим заболевшим родственником, при этом не ставя задачу подменять собой персонал больницы. Нужно готовиться к будущей выписке больного, учиться тому, что нужно будет делать, когда он вернется домой.

Также в любой больнице не откажут в информации – надо обращаться к медсестрам, к лечащему врачу. Медсестра расскажет, как менять памперс, как кормить. Врач – как начать раннюю реабилитацию. Нужно учиться взаимодействовать – с врачами, и друг с другом».

Правозащитник: если главврач не идет навстречу – пишите в прокуратуру

«Привязывание может быть необходимо с точки зрения безопасности пациента (такое практикуется, например, в психиатрии, во время неадекватного состоянии, во время и после наркоза), – рассказал президент Лиги защитников пациентов Александр Саверский. Но проблема в том, что если человеку необходимо встать, в туалет, или по каким-то другим причинам, то кто-то должен быть рядом, чтобы помочь это сделать.

Проблема возникает из-за того, что не хватает персонала. Соответственно, пациенты остаются без присмотра. То есть, фактически, речь идет об ограничении свободы. И тогда медицина ограничивает свободу людей, действует без их согласия, не в их интересах, со всеми вытекающими последствиями вплоть до уголовных статей.

Поэтому по данному случаю должна быть проведена проверка Росздравнадзора и Прокуратуры. Нужно определить, был ли перейден рубеж медицинской необходимости в ограничении свободы. Должны быть сделаны выводы.

К сожалению, последовательный уход государства из социальной сферы привел к тому, что сиделок в больницах уже практически нет. Но есть коммерческие сиделки, работающие с теми или другими стационарами, из-за чего на самом деле, я думаю, и не дают привести свою сиделку.

По сути это совершенно безобразная система, наносящая вред пациентам. Уход – это 50% выздоровления больного. То, что у нас его нет, часто перечеркивает результаты блестяще проведенных, технологически сложных, спасающих жизни операций. Человек погибает от элементарно устранимых причин, от пролежней… Такие случаи, к сожалению, в нашей практике есть. И если государство не начнет возвращаться в эту сферу – средний и младший медперсонал будет устанавливать свои правила, по которым человек выздоравливает. Или наоборот – погибает.

– Как должны действовать родственники, если они подозревают, что больной не получает должного ухода?

– Во-первых, они должны поговорить с дежурным врачом или заведующим отделением. Если понимания они не находят, то их активность должна тут же быть направлена в формальное русло. Первое, что должно появиться – жалоба главному врачу на действия персонала. Если и там ничего не происходит, соответственно – в прокуратуру.

Вообще, надо четко понимать: уход – это часть медицинской помощи. Причем неотделимая. Если Вы, например, откроете стандарт по пролежням, вы там найдете очень много интересного с точки зрения ухода. А медицинская помощь у нас бесплатная, и оказывается она по стандартам.

Так же, как бесплатным должен быть и сервис в медучреждениях, начиная с тех же бахил, потому что, как нас убеждают, это гигиеническая проблема, то есть медицинская.

Государству стоит принять базовую программу гарантий сервисных услуг в государственных и муниципальных учреждениях. Потому, что на разделении медицинских и сервисных услуг зарабатываются довольно приличные деньги. Не очень понятно, туалет – платный или бесплатный? Та же самая сиделка – платная или бесплатная? Отнесение сервисных услуг к медицинской помощи автоматически даст ответ на вопрос о том, за что в больнице имеют право требовать деньги, за что – нет».

«Отношение к пациентам в палате изменилось»

Между тем, по словам Юлии Денисовой, проблемы, о которых шла речь, удалось решить именно после обращения к главврачу.

«Вчера были на приеме у главврача. Выслушали нас очень внимательно, фиксировали нарушения, везде присутствует человеческий фактор. Лечащий врач нормально ничего не объяснила, не проконтролировала персонал, заведующая дала не совсем верную информацию (о сиделках со средним медобразованием и московской пропиской, нет в больнице таких требований!), медсестра не уследила, мы вовремя не проявили бдительность.

Отношение к пациентам в палате изменилось. Медсестры улыбаются, бабулечку с соседней койки кормили в нормальном положении, она спокойно поела», – написала она в соцсетях.

«Что я хочу сказать, особенно тем, кто сталкивается с невнимательностью и некомпетентностью медперсонала: не бойтесь требовать, а если ваши требования игнорируются, идите на прием к главврачу, изучайте свои права (сейчас пациент и его родственники имеют право получить медкарту и выписку из истории болезни, могут посещать больного в реанимации)», – подчеркнула Юлия Денисова.

Дорогие друзья! Очень просим помочь подопечной нашего сайта – у Натальи Вороницыной рассеянный склероз, ей очень нужна помощь сиделки, которую она никак не может оплатить из своей пенсии.

Реанимация. Может ли она помочь?

Что надо знать о реанимации и состоянии человека в терминальной стадии болезни, чтобы принять правильное решение в конце жизни близкого

Это фрагмент из книги «Рядом с тяжелобольным. Паллиативная помощь на дому» , изданной Благотворительным фондом помощи хосписам «Вера». Он — о непростом решении отказаться от реанимации для умирающего человека или, напротив, поддерживать жизнь до самого конца, невзирая на ее качество.

Перед тяжелобольным человеком и его близкими снова и снова будет вставать вопрос о реанимации. Трудно дышать, все болит, падает давление — может быть, в реанимации будет легче?

Мы считаем, что решение о реанимации лучше принять заранее, до наступления критического состояния. В момент кризиса страх перед ситуацией мешает действовать взвешенно и обдуманно.

Реанимация необходима, когда у пациента с относительно благоприятным прогнозом жизни, возникло резкое ухудшение состояния, не связанное с его основным заболеванием. Но когда человек долго болеет (онкологическим заболеванием или другой тяжелой болезнью), все его органы истощены — состояние ухудшается системно и неотвратимо. Нельзя повернуть эти перемены вспять путем проведения реанимационных действий. Часто мы слышим, что умирающего человека отказались госпитализировать в отделение интенсивной терапии, потому что врачи жестокие, не захотели связываться, потому что это невыгодно…

На самом деле отказы в реанимации для паллиативных больных связаны с тем, что не существует таких медицинских мероприятий, которые могли бы восстановить здоровье человека, привести его в чувство. В терминальной фазе ( последние дни и часы жизни ) реанимационные мероприятия становятся уже невозможными или ненужными. В реанимации больному могут дать большую дозу седативных (снотворных) препаратов. Седация не является обезболиванием, она не может снять боль или облегчить состояние, она может только притупить реакции, то есть лишить человека возможности сигнализировать о своей боли. Сама боль никуда не уходит.

Что делать с болью? Врачи могут прописать правильную схему обезболивания, но без помощи ухаживающих их старания будут малоэффективны. Поэтому мы хотим рассказать вам о видах боли и методах борьбы с ней.

В отделении интенсивной терапии больного могут подключить к аппарату искусственной вентиляции легких ( ИВЛ ). Но в последние дни и часы жизни это не будет облегчением, потому что больной бесконечно истощен, его организм бессилен, другие органы работают с большим трудом. Искусственное дыхание становится мукой для всего организма. ИВЛ — это прикованность к койке и аппарату, это трубка в горле и привязанные руки, невозможность нормально принимать пищу и пить. На ИВЛ человек страдает уже не от одышки, а от многих других факторов.

Такие же проблемы возникают и при попытке улучшить работу сердечной деятельности. Когда сердце и организм истощены, «завести» сердечную деятельность механически можно лишь на несколько часов или дней. И это время больной проведет в очень тяжелом общем состоянии.

Изменить количество дней, оставшихся человеку, медицина на этом этапе не в состоянии. Для пациента становится гораздо важнее не лечение, а покой и поддержка близких. В реанимации у пациентов такой возможности часто нет.

По закону (ст. 14 и 79 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации») в реанимацию должны допускать родственников , но порядок таких посещений (в том числе график) устанавливается органом исполнительной власти региона. В Москве принят приказ Департамента здравоохранения г. Москвы от 29.06.2018 № 451 «Об организации посещений пациентов, находящихся в отделении реанимации и интенсивной терапии», устанавливающий круглосуточный допуск родственников пациентов в реанимацию, но подобные приказы есть не во всех субъектах РФ и нередки случаи, когда близким отказывают в посещении.

В хосписе в последние часы жизни у близких есть возможность просто побыть рядом, подержать уходящего человека за руку. Эти последние часы жизни, проведенные вместе, для пациента и его семьи важнее, чем несколько одиноких дней жизни в реанимации.

Уход за человеком в конце жизни Как лучше понять своего близкого и его потребности в последние дни и часы жизни

ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ!

Согласно законодательству РФ, врач имеет право не проводить реанимационные действия «при состоянии клинической смерти человека (остановке жизненно важных функций организма [кровообращения и дыхания] потенциально обратимого характера на фоне отсутствия признаков смерти мозга) на фоне прогрессирования достоверно установленных неизлечимых заболеваний или неизлечимых последствий острой травмы, несовместимых с жизнью». «Достоверно установленных» значит — подтвержденных заключением консилиума врачей.

Если вы хотите проконсультироваться по поводу получения паллиативной помощи, не знаете, какое решение принять и куда обратиться в связи с состоянием близкого человека, позвоните на Горячую линию помощи неизлечимо больным людям: 8 (800) 700-84-36 (круглосуточно, бесплатно).

Также вам может быть интересна наша инструкция по доступу в реанимацию к пациенту старше 18 лет, а также к ребенку .

А подробную статью о правах пациента и его законного представителя - в том числе о праве отказаться от реанимации, праве знать свой диагноз, иметь доступ к медицинской документации — читайте по ссылке .

Уход за человеком в конце жизни

Как лучше понять своего близкого и его потребности в последние дни и часы жизни

Очень тяжело знать, что твой близкий уходит. Мы сопереживаем вашей ситуации и желаем вам сил и терпения.

Важно помнить, что последние дни и часы жизни — это время тишины, искренности и самых важных слов. Есть несколько вещей, которые помогут вам сохранить атмосферу спокойствия и любви в доме.

Общие рекомендации

Обязательно общайтесь:

спросите близкого, чего бы ему хотелось, исполняйте любые пожелания — вам потом будут важны такие воспоминания;
узнайте у человека, хочет ли он пообщаться с духовным представителем своей веры;
если у вас уже был откровенный разговор о смерти, то спросите у близкого пожелания по поводу похорон. Возможно, он захочет оставить распоряжения по своим вещам;
дайте человеку возможность проявить свои чувства;
не обвиняйте его ни в чем, наоборот — простите и попросите прощения;

Спутанность сознания, дезориентация, беспокойство — чем помочь? Иногда неизлечимо больные впадают в ажитацию, не могут успокоиться, могут путаться во времени и пространстве, видеть людей и вещи, которых нет. Что можно для них сделать?

не настаивайте ни на чем, не навязывайте своих убеждений;
не препятствуйте общению с маленькими детьми или внуками: это важно и детям, и уходящему;
избегайте неуместного оптимизма, слов «держись», «ты поправишься», «все будет хорошо»;
не бойтесь пауз и тишины: в молчании ваш близкий сам начнет говорить и скажет самое главное;
не оставляйте умирающего человека одного;
прислушайтесь к своим чувствам, поделитесь ими, пока у вас есть время;
не стесняйтесь говорить о своей любви;
говорите спокойно, постарайтесь не плакать и не кричать;
прикасайтесь к человеку, это усилит вашу связь.

Не забывайте проветривать комнату несколько раз в день, но не допускайте сквозняков. Важно поддерживать оптимальную температуру воздуха, потому что в конце жизни люди могут мерзнуть или сильно потеть. При необходимости используйте увлажнитель воздуха и включайте любимую музыку вашего близкого, имитацию звуков природы: шум моря или пение птиц.

Избегайте резких и громких звуков, яркого света, искусственной тишины (она может давить), суеты в доме.

Ухаживайте за телом больного:

до самого конца увлажняйте кремом и лосьоном руки, ноги, лицо;
особое внимание уделите интимной гигиене;
не проводите сложных манипуляций (мытье головы, ванна, душ);
одевайте больного в удобную, легкую и просторную одежду из натуральных тканей;
увлажняйте рот (искусственной слюной, кусочками льда, влажными ватными тампонами),
протирайте глаза;
смазывайте губы гигиенической помадой (без ароматизаторов).

Не вставляйте человеку зубные протезы — они могут причинять дискомфорт.

Последние часы жизни

Время смерти невозможно предсказать точно. Некоторые люди ставят себе целью дожить до важного события (дня рождения, семейного праздника) и умирают вскоре после него. Мы не знаем, когда произойдет смерть, но знаем, если она уже рядом.

Изменения, происходящие в последние часы и дни жизни:

Усталость, слабость

В последние дни/часы жизни человек практически перестает самостоятельно двигаться. Поэтому:

обеспечьте вашему близкому удобное положение в кровати, чуть приподняв изголовье;
оберегайте от излишнего беспокойства, не поворачивайте без необходимости. Проконсультируйтесь с врачом, можно ли прекратить поворачивать больного в кровати;
следите, чтобы голова больного не запрокидывалась.

Уменьшение потребности в пище и воде

Если ваш близкий перестал есть и пить, не пугайтесь, но знайте, что это может привести к отекам конечностей и сухости слизистых полости рта и глаз.

Большинство людей в конце жизни не испытывают голода и жажды. Это естественный процесс угасания. Тело засыпает.

Попробуйте понять, что из-за отсутствия питания переживаете и страдаете вы, а не больной. Желание накормить — проявление заботы и любви, но сейчас, возможно, вашему близкому этого не нужно. Человек имеет право на самостоятельные решения. Если он сжимает зубы, это говорит о его нежелании есть.

Питание в терминальной стадии, при деменции или в состоянии бодрствующей комы Отрывок из книги врача Жана Доменико Боразио «О смерти. Что мы знаем. Что мы можем сделать. Как нам к ней подготовиться»

Нарушение глотания

Прекратите прием таблеток и кормление. В последние часы жизни не рекомендуется проводить отсасывание слизи и мокроты из полости рта и трахеи — это может привести к ненужному возбуждению больного. Лучше просто поверните его голову на бок.

Дыхательная недостаточность

Дыхание может стать поверхностным, частым, аритмичным или редким, с протяжным свистящим звуком на выдохе (последним у человека будет выдох, а не вдох). Если дыхание громкое, клокочущее, со свистом, поверьте: сейчас это тревожит вас, а не вашего близкого.

Незадолго до смерти человек дышит лишь верхней частью грудной клетки.

Будьте рядом с больным, держите его за руку, разговаривайте, баюкайте, как ребенка.

Недержание мочи и кала

Своевременно меняйте подгузники, пеленки и постельное белье, следите за интимной гигиеной.

Сразу после смерти наше тело расслабляется, и мы выпускаем остатки мочи и кала. Не пугайтесь. Это физиологический процесс.

Больной не моргает, глаза приоткрыты

Регулярно увлажняйте глаза офтальмологическим гелем или искусственной слезой.

Снижение уровня сознания

Последний разговор Я точно знаю, что однажды каждому из нас придется стать участником самого сложного разговора на свете.

Человек может постоянно пребывать в полусне, забытьи, не реагировать на слова или прикосновения. Мы не знаем, что чувствует человек без сознания или в состоянии комы. Исходите из того, что он слышит вас. Поэтому:

общайтесь с ним;
не говорите о нем в третьем лице;
не обсуждайте при нем похороны и вопросы наследства;
не ссорьтесь в его присутствии;
прикасайтесь к нему;
шепчите на ухо;
ставьте любимую музыку.

Ухудшение речевой функции

заторможенный или неадекватный ответ;
отсутствие речи.

Проявите терпение, придумайте систему знаков, с помощью которой вы будете понимать друг друга. Задавайте вопросы, требующие односложного ответа: да, нет.

Терминальный делирий (бред)

спутанность сознания, возбуждение, беспокойство;
повторяющиеся движения, стон, вздохи.

Некоторые люди в конце жизни находятся в видимом беспокойном состоянии. Но поверьте, это больше тревожит вас, чем вашего близкого. Больной может не ощущать одышку, удушье и другие симптомы; его стоны, кряхтение и гримасы не всегда являются признаками физической боли.

Находитесь рядом, держите его за руку, разговаривайте с ним.

Боль

гримаса, стон, нахмуренные брови, напряжение в мышцах шеи и плечевого пояса;
беспокойство.

Боль не всегда сопровождает умирание. Однако, если врач рекомендует прием сильнодействующих обезболивающих, не бойтесь применять их в конце жизни больного. Они не вызовут привыкания и не будут способствовать приближению смерти, но смогут облегчить состояние вашего близкого.

Редкие, неожиданные симптомы

всплеск энергии перед самой смертью;
резкие вдохи, удушье;
резкое ухудшение состояния.

Ухудшение состояние может произойти внезапно, но все же можно заранее обговорить с вашим близким и его лечащим врачом свои действия в случае, если случилась пневмония, начались судороги, отек легких или отек головного мозга.

Рядом с тяжелобольным. Паллиативная помощь на дому Полезные и важные материалы для родственников и близких тяжелобольного пациента

вызов скорой и последующая госпитализация/реанимация (лучше избегать лишних перемещений в предсмертном состоянии);
вызов врача и/или патронажной сестры;
прекращение активных действий и просто пребывание рядом;
приглашение семьи и близких для прощания;
если вы живете в Москве, можно позвонить в Координационный центр по паллиативной помощи для получения консультации: 8 (499) 940-19-48.

При приближении смерти может меняться цвет ногтей, кисти и стопы становятся холоднее, обостряются черты лица. Также на лице может проявиться светлый, белый носогубный треугольник.

Иногда человек не умирает, словно бы ожидая разрешения от близких. Важно отпустить его и дать ему умереть в спокойной обстановке.

Скажите самое важное: Прости меня. Я прощаю тебя. Я люблю тебя. Благодарю тебя. Прощай.

Чтобы лучше понять своего близкого и его потребности в этот период, задайте себе вопросы:

Что самое важное было бы для вас в конце жизни? (например, получать хороший медицинский уход, иметь возможность попрощаться со своими близкими, привести в порядок свои дела).
Есть ли в вашей семье какие-либо разногласия, которые могут беспокоить вашего близкого? Возможно, стоит заранее побеспокоиться о завещании.
Есть ли кто-то (человек, животное), кого ваш близкий хотел бы увидеть перед смертью? Какие дела он хотел бы завершить? Какие мысли тяготят его и не дают покоя?
Понимаете ли вы последнюю волю вашего близкого? (кого, по его мнению, надо пригласить на похороны, хочет ли он быть кремирован или похоронен, хочет ли он совершения религиозных обрядов).

Не забывайте заботиться и о себе в это непростой период. Если вам необходима психологическая помощь, обратитесь на Горячую линию помощи неизлечимо больным людям 8 (800) 700-84-36 (круглосуточно, бесплатно).

8 советов, как говорить с умирающим человеком Теолог Глен Хорст о важных словах, умении слушать и значении прикосновений

Вам может быть интересно:

«Оставьте меня в покое, но не оставляйте меня одного». Если ваш близкий уходит дома — как вы можете ему помочь.

Реанимация. Может ли она помочь? Что надо знать о реанимации и состоянии человека в терминальной стадии болезни, чтобы принять правильное решение в конце жизни близкого.

Духовное завещание: как передать близким свой опыт. О практике написания писем, в которых человек может подытожить свою жизнь, дать напутствие и поделиться уроками с теми, кто останется после его ухода.

Горе ожидания абсолютно естественно. Перевод норвежской статьи о том, что переживания грядущей разлуки с близким, когда он еще жив, но тяжело болен, — нормальное состояние психики.

Зафиксировать и оставить одного — самое страшное, что может произойти с человеком

«Это была пациентка неврологического отделения, где я работала санитаркой. Сухая, как жердочка, абсолютно голая, но в подгузнике, с седой гривой роскошных волос, — рассказывает Зина Жукова , бывшая сотрудница Благотворительного фонда помощи хосписам «Вера». — Она была привязана к кровати. Мне сказали: “Это чтобы она не разрывала на себе подгузник и не размазывала содержимое”. Тогда мне, 17-летней девочке, не пришло в голову, что его можно менять сразу же после туалета, и размазывать будет нечего».

«Представьте: вы просыпаетесь и не можете поднять руку »

По словам главного врача Первого московского хосписа имени В.В. Миллионщиковой Арифа Ибрагимова , есть состояния и осложнения, которые влияют на сознание пациентов. Например, деменция, неврологические нарушения или тяжелый интоксикационный синдром у онкобольных. Прежде всего, такие пациенты опасны для самих себя. В частности, человек может попытаться встать с кровати — и упасть, потому что у него слишком мало сил. «Падение даже с высоты своего роста может нести серьезные последствия, вплоть до летального исхода, — говорит Ариф Ибрагимов. — Или прикроватные тумбочки: хватит удара виском об угол».

Коррекция возбужденного состояния при деменции Что делать, когда ваш близкий человек, страдающий деменцией, кричит или много говорит, зацикливаясь на какой-то теме, совершает повторяющиеся движения, не может успокоиться? В чем причины такого поведения и чем можно помочь?

При этом обострения психического статуса часто сопровождаются гормональными изменениями. Например, происходит выброс адреналина — и за счет этого человек, который пять минут назад мог максимум дотянуться до кружки на тумбочке, становится сильнее. Это может длиться всего несколько минут, но их хватит, чтобы встать с постели, а затем упасть и получить травму. Человек может навредить себе и другим способом. «Я видел, как ослабленный пациент швырнул телевизор, притом не современный плазменный, а старый, большой и тяжелый», — вспоминает Ариф Ибрагимов. Поэтому физическая фиксация пациентов в стационаре — нередкая история.

Екатерина, подписчица страницы «Про паллиатив» в социальных сетях:

«Мама лежала в больнице после инсульта. Она плохо понимала, где находится. Ночью пыталась вставать с кровати падала. Там были ограничители, но они не помогали. Поэтому ее накрывали покрывалом на завязках, большим, на всю кровать. Это было неприятно. Но прямо привязывать, мне кажется, куда хуже».

Галина, подписчица страницы «Про паллиатив» в социальных сетях:

«У моей дочки инвалидность, она периодически попадает в реанимацию. И хотя она не может двигать руками и ногами, ее все равно связывают! Я прихожу и развязываю, даже не спрашиваю ни о чем и не разбираюсь. А когда ухожу, ее привязывают снова».

Обойтись без такой фиксации можно. Человек не упадет, не сорвет капельницу и не выдернет катетер, если рядом будет сидеть хорошо обученная медсестра. Но на это нужны ресурсы. Еще один момент — ответственность сотрудников. «Если пациент упадет, отвечать за это будет медсестра, — говорит старший преподаватель проекта «Мастерская заботы» Ирина Прокопенко. — Соответственно, для нее лучше, чтобы он вообще не вставал, чем чтобы он встал и упал».

Но считать связывание и привязывание выходом, безусловно, нельзя. И дело не только в уважении к достоинству пациента. Ведь трудно сказать, воспринимает ли он это как унижение и понимает ли он, что кто-то ограничил его свободу. Хотя «лучше исходить из того, что понимает», как говорит Ариф Ибрагимов.

При этом часто пациентам или не могут, или даже не пытаются объяснить, что и почему с ними делают. «Представьте: вы просыпаетесь и не можете поднять руку. У вас паника, вы начинаете ею дергать. А если это больница и рядом ни одного знакомого лица, это еще страшнее, — говорит Александра Щеткина, президент фонда помощи людям с деменцией и их семьям «Альцрус». — Нам часто пишут: положили маму в больницу, она приехала с синяками на запястьях и теперь не ходит, а раньше ходила». То есть этот стресс ухудшает состояние человека, иногда сильно.

По словам Арифа Ибрагимова, «основной канон в паллиативной помощи — это нежность». Потому что таким пациентам слишком легко навредить. А если речь идет о стационаре, мучиться будут не только сами больные, но и их родственники.

«Близкий мне человек с деменцией болел ковидом, и это были худшие десять дней в моей жизни, потому что я не знала, как к нему относятся, — говорит Александра Щеткина. — И таких историй за время пандемии было миллион». По ее словам, родственники в таких ситуациях, как правило, никуда не жалуются: у них просто нет сил и времени на разбирательства.

Как человеку с деменцией получить паллиативную помощь? Как развивается деменция и чем можно помочь человеку с этим заболеванием на последнем этапе жизни

«Один говорил, другой колол»

В стационаре есть альтернатива физической фиксации — это фиксация химическая, то есть применение нейролептиков. Они нормализуют психическое состояние, подавляют галлюцинации и бред. Как поясняет Ариф Ибрагимов, в паллиативе обычно пользуются меньшими дозировками, чем в психиатрии, потому что пациенты ослабленные. Но сами препараты — те же. А пока «фарма» не подействовала, человека нужно успокаивать словами. Тот самый пациент, швырнувший телевизор, дрался и не подпускал к себе человека со шприцом. «Мы сели вдвоем и «заговорили» его: один говорил, другой колол, — вспоминает Ариф Ибрагимов. — И не понадобилось накидываться на него впятером. Но на это ушло два часа». Такой способ фиксации, в отличие от связывания, врач считает нормальным, если его применяют квалифицированно, без вреда для пациента.

Проблема в том, что во многих больницах нужных препаратов нет. И персонала, который может потратить два часа на «заговаривание» одного пациента, тоже нет.

«Когда мне было четыре года, мне делали операцию. Я пришла в себя и обнаружила, что руки привязаны к кровати. Я не испугалась, стала звать нянечку: пить хотелось. Мне отвязали одну руку, все объяснили, посидели рядом, пока я не уснула. Никаких истерик и травм у меня из-за этого не было».

Екатерина считает, что такую фиксацию можно допустить, «если по первому зову пациента или соседей прибежит доброжелательный персонал». И если в палате будут камеры, записи с которых станут выдавать в случае конфликтных ситуаций. Так обращение с пациентами, по крайней мере, можно будет контролировать.

Александра Щеткина выступает за возможность госпитализировать родственников вместе со взрослыми пациентами с деменцией, как это делают с детьми. «Сейчас это невозможно, — говорит она. — А ведь они могут сидеть рядом и присматривать за ним. И ему будет не так страшно, а значит, он не будет проявлять агрессию».

«Даже в Первом московском хосписе за последние пару лет я помню один-два случая физической фиксации, — признает Ариф Ибрагимов. — Это было сделано на очень короткое время, пока не подействовали препараты». То есть исключить эту меру совсем все же не получается даже в максимально хорошем стационаре. «Иногда фиксация в постели на полчаса может спасти человеку жизнь», — добавляет Ирина Прокопенко.

Но даже в этих случаях можно постараться сделать так, чтобы пациенту было легче это перенести. «Например, есть специальные ограничивающие варежки, в них человек не сможет выдернуть капельницу, катетер или дренаж, но все-таки он не привязан», - говорит Ирина Прокопенко. Но главное — помнить, что фиксация может быть только экстренной и краткосрочной мерой, а не постоянным способом справляться с поведением пациента.

«Посмотреть на пациента глазами Шерлока Холмса»

«У бабушки была деменция. Она могла зайти на кухню, взять кастрюлю, сесть на нее, как на унитаз, и испражниться. Маме было очень тяжело: работа, хозяйство, уход за бабушкой… Она не связывала ее, но запирала в комнате».

Люди с деменцией часто живут дома, с семьей. И у них может быть вполне достаточно сил, чтобы не только навредить себе, но и сделать невыносимой жизнь близких. Бывает, что они прячут вещи, съедают все содержимое холодильника разом, устраивают потоп, включают газ или вовсе уходят из дома. Иногда близкие запирают их в комнате или связывают в кровати, потому что не видят другого выхода.

Мёд в голове Специалист по уходу Лена Андрев о том, как перестать стесняться деменции у близких и сохранить гармоничные отношения в семье

Мало кто может себе позволить постоянно быть дома рядом с родственником с деменцией. «На сиделку многим не хватает денег, — говорит Александра Щеткина. — А если уйти с работы, то на что будет семья жить?»

Ирина Прокопенко объясняет: в таких ситуациях нужно идти не от следствия, а от причины. Если человек пытается убежать из дома, надо понять, куда он так рвется. Если он кидается на близких с кулаками — выяснить, с чем связана агрессия, и устранить это.

Вот, что стоит сделать, если вы ухаживаете за человеком с деменцией дома:

Оценить свои ресурсы и помнить, что дальше состояние будет только ухудшаться. И искать помощи. «Мы всегда говорим родственникам: пользуйтесь тем, что есть, — рассказывает Александра Щеткина. — Если соцработник готов принести вам пакет с продуктами, пусть приносит. Если кто-то из близких готов раз в неделю вызвать вам клининг, замечательно. Кто-то может посидеть два-три часа – отлично. Обычно люди готовы помогать, просто им нужно дать варианты, как это сделать». С помощью у вас найдется больше сил и времени на себя, а значит, вы будете меньше выгорать.
Создать безопасную среду. Если человек может перепутать дверь с окном, надо поставить фиксаторы на окна. То же самое — со всеми факторами риска, от розеток до лишней мебели или ковров, об которые можно споткнуться. «Все как с детьми, — говорит Ариф Ибрагимов. — По сути, пожилой человек превращается в двух-трехлетнего ребенка, который не до конца осознает свои действия, но набедокурить может знатно».
Как объясняет Ирина Прокопенко, часто причиной агрессии и «буйного» поведения может быть боль, которую человек не осознает и о которой не может сказать. «Представьте: у вас болит спина, но вам надо ехать по делам и общаться с людьми, — говорит она. — В какой-то момент из-за боли вы станете более раздражительным человеком. Так же и у больного». Выход — выяснять (в том числе по жестам и позам), что у человека болит, и обеспечивать обезболивание. Также важно позаботиться о комфорте: если пациенту дует, или свет бьет в глаза, или натирают швы одежды, он может даже не понимать, что именно ему неприятно. Но на его самочувствии, а значит, и поведении это отразится.
Исключить триггеры, которые могут спровоцировать реакцию. Здесь нужно помнить, что у человека с деменцией есть особенности восприятия. «Зеркало он может воспринимать не как зеркало, а как другого человека, — говорит Ирина Прокопенко. — Или он видит: висит халат в углу. Но его мозг искажает восприятие, и ему кажется, что там кто-то прячется». Такого человека даже ночью нельзя оставлять в темноте — нужно создать мягкое освещение.
Самое сложное — когда человек как бы живет в прошлом. Он не помнит, что ему 90 лет — в его памяти ему 40, он директор завода, у него в подчинении полторы тысячи сотрудников и ему срочно нужно на работу. Понятно, что родственник, который пытается удержать его дома, может столкнуться с агрессией. «Пусть расскажет о том, как он был директором, — объясняет Ирина Прокопенко. — Кто его заместитель, что он делает в течение дня… Рассказывая, он это снова переживает. А ему нужно снова пережить время, когда он был молодец. Сейчас он не молодец». Если человек настойчиво пытается уйти, можно сказать ему, что на улице ураган, не ходят автобусы — в общем, что-то, что от нас не зависит. Если он не узнает своих выросших детей, не надо говорить «мам, ты что, меня не узнаешь?» «Это повергает в еще больший ужас, — говорит Ирина Прокопенко. — Перед нами стоит тетка в бигуди и говорит: «Мам, я же твоя дочка». Это очень страшно!» Лучше спросите: «А какая у тебя дочка? А когда она приходила? А что вы с ней делали?» Для родственника это очень сложно и больно, но так вы сохраните с близким хоть какой-то контакт.
Разговаривать с человеком в таком состоянии вообще очень важно. Он, как и здоровые люди, хочет выражать свои эмоции. Позвольте ему это сделать — просто выслушайте.
У человека должно быть занятие. И это не только телевизор и радио. Некоторым важно чем-то занять руки. «Лопать» пупырчатый пластик, разрывать тряпки или бумажки на мелкие кусочки, перебирать и рассматривать календарики. Поливать цветы, пусть искусственные, потому что живые он может «залить». А тихая музыка времен его молодости поднимет настроение.
Ищите технические лайфхаки. Например, сигнальный коврик: если человек сел и коснулся его ногами, в другом помещении загорается лампочка. Если человека не с кем оставить, можно поставить в доме камеру и отслеживать, что там происходит.

Главное — «посмотреть на близкого глазами Шерлока Холмса», как говорит Ирина Прокопенко. И тогда, возможно, он не станет делать того, из-за чего вы будете вынуждены его привязать. «А зафиксировать и оставить одного — это, мне кажется, самое страшное, что может произойти с человеком», — заключает она.

Между благодарностью и стыдом: как лежат в российских реанимациях

Почему в реанимации нужно лежать без одежды? Почему нельзя брать телефон? Почему пациенту предлагают пользоваться судном, даже если он в состоянии дойти до туалета? И где грань между медицинской необходимостью и унижением больного?

Лечить, а не расшаркиваться?

Пост учредителя благотворительного фонда помощи хосписам «Вера» Нюты Федермессер напомнил многим об унижении и стыде, которые им пришлось пережить в российских больницах. Однако кому-то вопрос о бытовых удобствах и этичном обращении в реанимации кажется праздным: «Здесь спасают жизни, какие могут быть нежности?», «Мне не надо, чтоб передо мной расшаркивались, мне нужно, чтоб меня лечили!», «Зачем туалет в реанимации, когда у пациента нет сил встать?»

Между тем, в реанимации тяжело не только физически: там страдает и психика. В медицинской литературе можно встретить упоминание так называемого постреанимационного синдрома (Post-intensive care syndrome (PICS)), который развивается после пребывания в отделении интенсивной терапии и реанимации (ОРИТ). Чаще всего это апатия, депрессия, посттравматическое стрессовое расстройство, тревожность, проблемы с концентрацией внимания, бессонница, слабость и прочее. Причем постреанимационный синдром развивается и у родных пациентов, которые ухаживали за ними.

Стресс, который в условиях реанимации испытывает пациент, может ухудшать его состояние. Если персонал ведет себя грубо, это усугубляет ситуацию, и такая проблема есть не только в России: опрос в США показал, что около 20% пациентов ОРИТ подверглись неуважительному обращению, которое специалисты одной из Бостонских клиник приравнивают по негативному эффекту к врачебной ошибке.

Уважительное обращение с пациентом, напротив, уменьшает риск развития постреанимационного синдрома. Пациенты, которые были удовлетворены общением с персоналом, потом более охотно и своевременно обращались за медицинской помощью, в том числе профилактической.

«Я более 10 лет работала в отделениях реанимации и считала, что здесь не до дискуссий об этических вопросах, — признается врач-анестезиолог-реаниматолог, психолог Варвара Брусницына, эксперт учебного отдела ГБУЗ «Московский многопрофильный центр паллиативной помощи» ДЗМ. — В реанимации всегда очень много работы, врачам некогда… Я изменила свое мнение после того, как побывала в реанимации в качестве пациента. Все лежали без одежды и в одном боксе, мужчины и женщины. Я помню, мне было холодно, я лежала в оцепенении и испытывала жуткий стыд. Это было ужасно!»

От чего зависят правила, установленные в ОРИТ?

НИИ скорой помощи имени И.И. Джанелидзе в Санкт-Петербурге, 2017 г. Фото: Александр Демьянчук/ТАСС

«Реанимация реанимации рознь, — поясняет Брусницына. — Есть реанимация с так называемым противошоковым залом. В такую палату попадают пациенты в критическом, шоковом, нестабильном состоянии: например, людей после серьезных ДТП с тяжелыми сочетанными травмами, после удара электротоком, пациентов с острой сердечной недостаточностью, тяжелым отравлением, большой кровопотерей, сепсисом и т.д. А есть послеоперационные хирургические, кардиологические реанимации: туда попадают пациенты после любой операции, которая требует дальнейшего наблюдения — кесарева сечения, операции на сердце, удаления аппендикса и т.п. Таких пациентов, как правило, будят сразу после наркоза и наблюдают какое-то время.

«Вот в таких отделениях, в первую очередь, и нужны изменения этического плана, — считает Варвара Брусницына. — Если человек в сознании и может вставать, ходить в судно для него — абсурд. Если он в сознании, находиться в боксе с пациентами противоположного пола без ширмы — однозначно неправильно».

Лежать голым, снять крестик и обручальное кольцо, — а зачем?

Чтобы понять, что можно менять, а что нет, надо знать, для чего в реанимации установлены те или иные правила.

Пациент поступает в палату полностью раздетым не потому, что кто-то хочет его унизить, а потому, что в экстренной ситуации врачам нужен свободный доступ к телу. «В нетяжелых случаях человек может лежать и в специальной пижаме, которая завязывается или застегивается на молнии, обеспечивая доступ к телу, — объясняет врач-хирург Анна Ермолова (имя изменено). — Но если пациент тяжелый или вдруг ухудшится, на то, чтобы расстегнуть или развязать одежду, уйдут драгоценные секунды. Кроме того, в реанимации надо видеть кожу пациента: синяки, сыпь и т.д.»

Пациента в ОРИТ обычно накрывают стерильной простыней: здесь стараются не использовать шерстяные, пуховые одеяла, т.к. это источник инфекции. Многое зависит от конкретной больницы: где-то пациента укроют и одеялом, если ему холодно, где-то в наличии только простыня.

Иногда все оказывается лучше, чем ожидалось. Вот как описывает свой опыт плановой операции Инна М. (имя изменено), пациентка одной из московских госбольниц: «За 10 минут до операции в палату зашла сестра с белым пакетиком в руках:

– Наденьте это, пожалуйста!

– А это что, – уточняю.

Потом она раскрыла надо мной голубую простыню, и в таком почти древнеримском достоинстве я легла на каталки. Сверху – одеяло. В операционную ехали без пересадок, а там уже, накрыв меня стерильной простыней, стянули все нестерильное. Трусы оставили, в них и оперировали, между прочим, под музыку Баха. Обратно меня вернули в том же самом виде, что и забрали. Так что обнажаться не пришлось».

Кольца в ОРИТ снимают или просят снять, потому что пальцы могут отекать. Да и само наличие металла может быть опасным. «В реанимации с пациентов весь металл снимают, — рассказывает Ермолова. — Если потребуется дефибриллятор (а это ток), это чревато электротравмой. Деревянный крестик оставить можно, но не на груди: это тоже может мешать реанимации». В противошоковой палате очевидно, что так и должно быть. Но и в палате пробуждения (после наркоза), в «обычной» реанимации никто не гарантирует, что состояние пациента резко не ухудшится.

Телефоны, ценные вещи забирают, они хранятся в сейфе. Что и понятно: сохраннее будут. Но если пациент пришел в себя и хочет позвонить родным? Тут все зависит от персонала больницы. Во многих случаях позволяют и позвонить, и даже увидеться: доступ родственников в реанимацию стал возможен, точнее, «легализован», в России 5 лет назад.

Для врача-хирурга Анны Ермоловой, которая лежала в ОРИТ после операции, на первом месте было участливое отношение персонала, а не бытовые удобства: «Состояние такое, что мне было все равно — какой туалет, еда, кто рядом лежит, — вспоминает она. — Кольца сняла сама, крестик переодела на ногу. Туалет — на судно. Мне было вполне комфортно, ведь меня укутывали, говорили, какая я молодец, и дали позвонить родным!»

Что касается туалета: в отделении он действительно зачастую предусмотрен только для сотрудников, ведь пациенты не в том состоянии, чтобы куда-то пойти. Когда человек окрепнет, его переведут в другое отделение, где есть все удобства. Но бывает, что он приходит в себя и уже в состоянии хотя бы с чужой помощью встать. Кресла-туалет и ширма могли бы быть выходом. Но в стандартное оснащение ОРИТ они, увы, не входят, и тут все зависит от доброй воли персонала и бюджета больницы.

То же касается и ширм или перегородок: «У одних больниц деньги на это есть, у других нет», — рассказывает Варвара Брусницына. К тому же, многие отделения реанимации переоборудованы из других отделений, а больничные корпуса зачастую давно: поток пациентов увеличился, а помещения все те же — места не хватает. Помимо кроватей в палате реанимации и интенсивной терапии нужно разместить массу оборудования: аппарат искусственной вентиляции легких, мониторы, насосы для интубации трахеи и для зондового питания, дефибриллятор, электрокардиограф, портативные аппараты УЗИ и рентген, электроэнцефалограф, аппарат для пневмокомпрессорной профилактики и т.д.

С точки зрения срочной помощи ширмы… только мешают. Но появятся они или нет — во многом зависит от позиции руководства больницы, неравнодушия сотрудников.

Зачем привязывать больного?

Отделение реанимации Федерального клинического центра высоких медицинских технологий Федерального медико-биологического агентства (клиническая больница №119). 2020 г. Фото: Сергей Бобылев/ТАСС

От оснащения больницы, как ни странно, может зависеть вопрос — привязывать ли пациента, который находится в сильном возбуждении, или нет. От такого состояния никто не застрахован: психомоторное возбуждение, как объясняет врач-реаниматолог Варвара Брусницына, может возникнуть при любой интоксикации. Даже при инсульте происходит своего рода интоксикация — ишемизированными участками мозга.

«Есть мягкие вязки — их как раз используют за границей — они изготовлены из специального фиксирующего материала, который стоит дорого. Не каждая больница может себе позволить, — объясняет Варвара Брусницына. — Другой вариант — седатировать пациента, по-простому говоря, успокоить медикаментозно. Для этого нужны качественные и безопасные седативные препараты. В больнице им.Юдина в Москве, где я работала, они были, поэтому мы не фиксировали таких больных, а седатировали. Но в таком случае за пациентами нужно постоянно наблюдать и грамотно подбирать препараты, а они, опять же, дорогие и есть не везде».

Врач рассказывает, что в самих вязках нет ничего плохого, если они используются при необходимости, например, до того, как подействует медикаментозная седация. Часто фиксируют пожилых людей после операции, потому что, приходя в себя, они могут попытаться встать и уйти, либо упасть и сломать себе что-нибудь.

«Фиксирование пациента в состоянии возбуждения делается для его безопасности. Когда же адекватного пациента привязывают «на всякий случай», потому что персонал решил пойти пообедать, и в блоке никого нет — это уму непостижимо! Такого не должно быть нигде и никогда», — говорит врач-реаниматолог.

Зачем защищать человеческое достоинство в ОРИТ?

Отделение реанимации Республиканской клинической больницы им. Н.А. Семашко в Симферополе, 2019 г. Фото: Сергей Мальгавко/ТАСС

Здравоохранение постепенно движется от отношения к пациенту как к «сломавшемуся механизму» к модели партнерских отношений, где больного воспринимают как личность. На Западе такая модель медицинской коммуникации начала развиваться еще в 1960-е годы.

Медики учатся, например, таким принципам обращения с больным:

— даже проводя манипуляцию больному без сознания, комментировать свои действия (“сейчас мне нужно ощупать ваш живот»), и тем более спрашивать разрешения на манипуляции у тех, кто в сознании.

— никогда не обращаться к пациенту фамильярно, «милый», «дорогуша», а только уважительно, на «вы», по имени или имени-отчеству.

— стучаться в дверь прежде, чем войти в палату, причем это правило актуально для любого персонала больницы, от уборщицы до главврача.

— оставлять у пациента оголенными только те части тела, к которым нужен доступ.

— при обходе и разговоре с пациентом не отвлекаться на мессенджеры, звонки, на других больных и их истории болезни.

В российских медицинских вузах коммуникацию преподают очень ограничено, поэтому врач или медсестра, заинтересованные в проблеме, вынуждены наверстывать нужные знания сами — в школах и на курсах по медицинской коммуникации. «В медвузах преподают деонтологию и психологию, но это теория. Когда врач начинает практиковать, он не понимает, как приложить эту теорию на деле, — объясняет Максим Котов, хирург-онколог, преподаватель в школе медицинской коммуникации. — Обучение в школах медицинской коммуникации — это практика: симулированный пациент, балинтовские группы, где обсуждаются реальные клинические случаи».

Даже один энергичный врач может изменить многое: «К нам в центр паллиативной помощи (Московский многопрофильный центр паллиативной помощи ДЗМ — Ред.) приходили на учебу реаниматологи из других больниц, где открывались паллиативные отделения, — вспоминает Варвара Брусницына. — Одна врач-реаниматолог потом добилась, чтоб в их отделении интенсивной терапии появился душ для пациентов. Она обосновала необходимость этого, под душ выделили небольшое помещение, закупили специальную кровать, в которой можно мыть лежачих пациентов: она резиновая, с бортами, и устроена так, что вода стекает через отверстие. Я думаю, многое можно поменять уже сейчас, хотя порой это долгая борьба».

Читайте также: