В кровати с тетей

Обновлено: 19.05.2024

Говорю сразу. задаю этот вопрос не для получения помощи. просто интересно, как взрослому человеку. ну и детей лично у меня пока нет, я не женат. вопрос таков. чисто с психологической точки зрения, если человек в возрасте восемь лет спит с родной тётей то это допустимо или нет? как вы думаете. и второй вопрос. уже более глубокий. у кого случается инцест, вы знаете, что это такое, это считается психическим расстройством или нет? а то одни говорят, что да, другие нет. я знаю, что это кровосмешение. и Господь за это наказывает. а с точки зрения психологии? заболевание это или нет? но это дополнительный вопрос. а первый вопрос заключался просто в том, что если ребёнок в возрасте восьми лет спит с родной тётей, допустимо это или нет? и неважно по каким причинам. однокомнатная квартира, и другой кровати нет. или просто так хочет сам ребёнок, но кровати дополнительные есть. с уважением. буду ждать ответа.

Получено 3 совета от психологов


Однозначно нет, ребенок в восемь лет должен иметь свою отдельную кровать. И не важно одного пола взрослый или другого, этого делать нельзя.

Что касается темы инцеста. Ребенок никогда не может быть виновником инцеста, инцест полностью является ответственностью взрослого его совершивший. Не все совершившие инцест имеют диагноз психического заболевания, зачастую взрослые которые спят с достаточно взрослыми детьми в одной кровати, поступают так потому что с ними обращались в детстве подобным образом. На ребенке, пережившим инцест, обязательно это отразится. Последствия проявят себя во взрослой жизни в разных сферах. Более подробную информацию я могу вам дать на консультации.

Карина Матвеева, психоаналитический психотерапевт, психоаналитик


Это травматично для психики. У человека в будущем будут большие комплексы и внутренние проблемы. Так что - "это неправильно".

Надеюсь что ответил на ваш вопрос.

Более детально - тут можно о многом говорить, много тонкостей и деталей, "отчего и почему", и беседа как минимум на целый час. Так что если вам нужен детальный развёрнутый ответ - приходите на очную консультацию.

Пётр Юрьевич Лизяев, психолог-психотерапевт
Очные консультации/психотерапия в Москве - индивидуально и в группе, а также по Skype.

Комарова Вера Леонидовна


человек в возрасте восемь лет спит с родной тётей

В любом случае, спит ли ребенок просто на одной кровати с тётей, или спит с самой тётей (секс) - это противоестественно и недопустимо.

Однако, люди разные и обстоятельства разные .

и неважно по каким причинам. однокомнатная квартира, и другой кровати нет. или просто так хочет сам ребёнок, но кровати дополнительные есть

Инцест, это же всегда травма. Иногда не осознаваемой ребенком в то время. Не обязательно это проникновение или насилие. Иногда это шантаж (пожалуюсь твоей маме, что ты не слушаешься меня), проявление чрезмерной заботы, нарушающей границы ребенка (дай я обниму тебя, прижмись ко мне, сядь мне на колени и пр), покупка возможности касаться ребенка (конфетки, собачки и пр.).

Последствия? Разные. Неприятие себя, неприятие (до отвращения) женщин, предпочтение мужчин, возможно, ухудшение отношений с родителями (почему не защитили, почему положили туда . ) ну и т.д.

Даже когда детки в 2 года спят с родителями - это уже не нормально. Хотя. Нормальность у всех разная.

Любимая тетя

ИЗ СЕТИ . АВТОР НЕИЗВЕСТЕН..
Эта история произошла со мной прошлой зимою, когда я оставался на ночь у своей любимой тётушки Ольги Михайловны. Тётя меня очень любила и всегда расхваливала меня всем своим знакомым и подругам (хотя я был уверен, что большей части из них на меня было абсолютно наплевать). Как всегда, когда я приходил к ней, мы очень дружно наливали чай и пили его с конфетами и вареньем у неё на кухне, находя тему почти всегда как-то связанную со мной. Мне это очень нравилось, и должен сказать, что ей я обязан решением очень многих моих проблем. Ей 35 лет, но, несмотря на столь почтенный возраст (да простят меня женщины), она сохранила себя весьма недурно, разве что немного потолстела, и у неё начинал появляться второй подбородок. Но из-за того, что я безумно любил свою тётю, даже в этом я видел свои красивые стороны. Она походила на тех пышногрудых русских красавиц, которые были в моде во времена Чехова, и чем-то напоминала мне Данаю, томно разлёгшуюся на своей опочивальне. Муж её умер очень давно - попал под машину в пьяном виде, и теперь она жила со своей 14-летней дочкой в недурном месте города в трехкомнатной квартире. Работает она поваром. или поварихой (не знаю как правильно) в очень крутом ресторане и, как мне кажется, в деньгах нуждается не более чем все нормальные люди. В тот вечер я пришёл к ней очень поздно с дружеской вечеринки в очень плохом настроении, так как разругался со своей подружкой, которую любил, или хотел думать, что любил до беспамятства. Как всегда я был принят с очень большой радостью и широкой улыбкой на её умном лице. Она обняла меня и, поцеловав в обе щеки, провела в ванную комнату, где специально повесила для меня новое полотенце. Зайдя в ванную комнату, я увидел тот милый беспорядок, который бывает всякий раз, когда женщина, недавно закончив купаться, выходит вся розовая в одном халате на голое тело и начинает расчёсывать волосы, стоя перед зеркалом. Я понял, что застал тётю врасплох - повсюду в ванной я заметил признаки того, что мужчины в доме нет и некому строго сказать ей что-нибудь вроде "убери свои трусы со стола - это неприлично". Но я как-то не очень обращал на это внимание. Тётя как-никак, да она и не видела во мне зрелого мужчину (мне 22 года), а только сладкого мальчика, каким я, наверное, всегда останусь для неё. Я тихо мыл руки, как вдруг одна деталь особенно привлекла моё внимание: посередине ванной была поставлена маленькая табуретка, и на ней я увидел чёткий водяной отпечаток попки моей дорогой тётушки. Я покраснел, и мне стало вдруг неловко от мысли, что тётя может потом себя неприятно чувствовать, если обнаружит этот отпечаток. Я осторожно ладонью левой руки аккуратно стёр отпечаток, и в этот момент мне стало очень приятно, что я дотронулся своей рукой до того места, где, может быть каких-то 5-10 минут тому назад, сидела полненькая попочка моей тёти. Обернувшись, я увидел трусики, которые она должно быть только что постирала и повесила сушиться. Рядом висел очень красивый и элегантный лифчик, который нагло уставился на меня своими выпуклыми глазами. Из оцепенения меня вывел голос тёти, который, как гром среди ясного неба, произнёс фразу, до сих пор сверлящую мой мозг: "Противный ребёнок, смеёшься над своей старой тёткой?" Я, наверное, покраснел, как стая помидоров. Я начал судорожно соображать что ответить, но ничего умнее чем: "ты не старая, тёть Оль", придумать не мог. Она, не глядя мне в лицо, зашла в ванную и начала быстро убираться в ней. Я поспешил выйти и постарался придать своей физиономии цвет максимально приближенный к телесному. Вскоре тётя пришла на кухню и поинтересовалась, не голоден ли я. Я ответил, что не очень, но если что-нибудь есть, то не откажусь. Тётя открыла холодильник и провозгласила: "Есть холодные сосиски. Будешь?" При этом слово "сосиски" у неё вышло как "сосиськи". Чувствовалось, что она ещё чувствует некоторую неловкость, стараясь замаскировать её под свой равнодушный тон о еде. Я это чувствовал и ещё больше смущался. Я ещё раз сказал, что не откажусь и начал ждать. Тётя села напротив меня, но не за стол, а в угол кухни, скрестив на груди руки и вытянув ноги в открытых тапках в мою сторону. Мне почему-то вспомнилась табуретка с отпечатком её попы. Я тщетно пытался вернуть разговор в свою обычную колею, но у меня ничего не получалось, и мысли о табуретке как психоз преследовали меня всё время. Она расспрашивала меня о сегодняшней вечеринке с большим интересом, и я мало помалу рассказал ей и о своей подружке и о своём паршивом настроении. Я говорил и говорил, временами вспоминал то её лифчик, нагло висевший посреди ванной, то смотрел на её пальчики на ногах, очень мило смотревших на меня из открытых тапок. Как и всегда, она давала очень правильные советы, но почему-то я не находил покоя ни в её словах, ни в тоне, которым она их произносила. Мне захотелось чаю, и я попросил каких-нибудь конфет, тётя ласково назвала меня неисправимым сладкоежкой и, достав из шкафа коробку конфет (которая, по-моему, обладала способностью регенерировать себя), положила её на стол. Я обожал эти конфеты, но сейчас мне почему-то было не до них. Я не понимал, что со мной. Тётя налила чай, поставила его на поднос вместе с салфетками и дольками лимона и поднесла его ко мне. Когда она медленно и очень осторожно ставила поднос с горячим чаем, воротник её халата нечаянно распахнулся, и наружу чуть не выскочила непослушная левая грудь тёти. Это длилось всего лишь мгновение, но этого было достаточно, что бы я понял, что со мной, и чего алчет душа, оставшаяся без девушки. Я испугался своих чувств, - ведь это была моя тётя. Я не знал, что с собой поделать. Очень часто в детстве она водила меня в туалет и даже держала мою маленькую письку в руках, стараясь сделать так, что бы я пописал. Наконец, десятки раз она мыла меня в ванной и тёрла мылом мои самые чувствительные места, но никогда я не чувствовал так сильно, что моя тётя - Красивая Женщина. В мою безумную голову начали лезть всякие мысли о сексе, но я тщетно старался гнать их от себя. Наконец, я решил развеяться и выйти на балкон, так сказать, остудиться. Но тут совсем себя опозорил и был готов провалиться сквозь паркет! Когда я поднимался из-за стола, тётя встала вместе со мной и протянула руку, чтобы убрать со стола мою вилку. В этот момент мой разгорячённый член, доселе прижатый брюками к ногам, выскочил бугром на брюках и сильно упёрся прямо в руку моей родной тёти. Меня точно кипятком ошпарили. Мне было очень стыдно, даже желание почти пропало. На лицо с радостью вернулся цвет спелых помидоров, и волосы на руках встали дыбом. Тётя, немного помолчав, села обратно и, опустив голову, стала одной рукой разглаживать на себе передник, а в другой продолжала держать чашку с допитым чаем (или просто пустую чашку). Я выдавил из себя циничный смешок и произнёс что-то, что должно было означать: "по-моему, я заболел". Тётя подняла голову и, серьёзно посмотрев на меня, сказала: "По-моему, тебе очень одиноко без твоей девушки. Ложись-ка спать, милый, завтра помиритесь". Такого такта от тёти я не ожидал. Я думал, что сейчас будет большой скандал, который положит конец всем конфетам и чаям навсегда, но . Я лёг в свежую, прохладную постель в страшном смятении духа. У меня из головы не выходили лифчик тёти, её чуть не вывалившаяся грудь, пальчики на ногах. Я лежал и размышлял, о своих неведомых мне до сих пор чувствах, где-то около часа. Я понял, что должен освободить себя от переполнявшей меня спермы, иначе я сойду с ума. Но только я притронулся к своему горячему стволу, как мне показалось, что я слышу где-то всхлипывания! Я, в одних трусах, привстал с постели и, прислушавшись, с ужасом обнаружил, что плач доносится из комнаты моей тётушки. Я никогда не слышал, как плачет моя тётя, и поэтому я совсем потерял голову от жалости к ней. "Может у неё что-нибудь болит. Может у неё какая-нибудь неизлечимая болезнь?!" - в ужасе думал я. Я сам не заметил, как очутился у двери в комнату тёти. Плач перешёл в горькие рыдания, которые тщетно подавлялись ею. Я в полном смятении чувств, в одних трусах, как полный кретин подбежал к своей любимой тётушке и сжал её руку в своей. "Что с тобой тётя. Что случилось, родная моя. " Она страшно испугалась, увидев меня, и мне её от этого стало ещё жальче. Она вырвала свою руку и закрыла лицо руками, теперь уже бесшумно подёргивая плечами, и я видел, как крупные слёзы скатывались с её щёк, падая на мои руки, какие они были тёплые. Только сейчас я заметил, что она была в том самом лифчике, который, как мне показалось, ласково подмигнул мне, и одеяло было небрежно накинуто на её сложенные по-турецки ноги. Мои глаза впились в её лифчик, я мог разглядеть форму и цвет её сосков, которые теперь подёргивались с каждым её всхлипом. Недавние желания взыграли во мне, и я еле удержал себя от того, чтобы не схватить эту толстую сиську и начать мять её, как бешеный. Я чувствовал, как заворочался мой пенис. Я говорил какие-то слова утешения, что-то объяснял, но тётя всё рыдала и рыдала. Я стал пугать её, что дочка сейчас услышит и испугается, но она не обратила на это никакого внимания, продолжая плакать и дрожать всем телом. "Да что случилось тётя?", - чуть ли не завопил, наконец, я. Она повернула ко мне своё заплаканное красивое лицо (таким обольстительным я его ещё никогда не видел) и, полу задыхаясь, начала говорить мне что-то, что я не совсем понял, но суть сводилась к следующему: "Я старая никому не нужная баба, все меня бросили, муж никогда не любил, а только трахал и после спать заваливался. Всех подруг потеряла потому, что те завидовали и думали, что у меня самая счастливая семья. Если бы мне было 16 лет. " и т. д. и т. п. Мне стало невыносимо жаль тётю, и я подсел к ней поближе, при этом одеяло с её ног сползло, и я увидел её большие, красивые, сильные ноги и почему-то почувствовал сильную злобу к портрету её мужа, висевшему на кухне. Я, как бы невзначай, положил руку ей на ляжку и начал гладить её волосы, шепча ей, что она ошибается. Никакая она не старая, а очень даже красивая, и что лично я предпочёл бы себе именно такую спутницу жизни, как она, что очень её люблю и никогда не брошу, что у меня тоже нет настоящих друзей. Я говорил, что я тоже одинок в этом мире, где никому нельзя доверять и ещё что-то в этом роде, закончил совсем уж тем чего от себя никогда бы не ожидал. Я сказал: "Тёть Оль, Я тебя очень сильно люблю". Она посмотрела на меня и, наверное, всё поняла. Мне было очень жаль мою любимую тётю, и я был готов на всё ради неё, она была единственный человек в моей жизни, кого я по-настоящему мог назвать Другом, и я решился на отчаянный шаг. Я отвёл её влажные руки от заплаканного лица и, приблизив своё лицо к её губам, поцеловал их, покусывая нежно сначала верхнюю, а потом и нижнюю губу. Она остолбенела, а я испугался, я думал, что она меня сейчас ударит, обзовёт сукиным сыном и выгонит из дома. Но она жалобно посмотрела на меня и сказала: "Подачка . да?" И тут началось. На меня нахлынуло такое желание, что я весь задрожал и 15 секунд только унимал эту дрожь. Я взял её лицо в свои руки и прошептал ей тихо: "Я люблю тебя, Тётя, всем сердцем, слышишь, да я за тебя жизнь отдам, родная. " Тут я присосался к её губам, одной рукой гладя её спину, а другой, гладя ляжку у самой промежности. Наконец, я осмелел и быстрым движением руки просунул руку ей под трусы. Какое это было наслаждение! Я начал теребить начинавший набухать бугорочек и половые губки, нежно оттягивая их. Я трогал её попку и тихонько засовывал ей во влагалище средний палец. Я чувствовал, как учащённо бьётся её сердце, и как прерывисто она дышит, видимо, отдавшись на волю чувств. Для неё это было так же неожиданно, как и для меня. Я смял и выкинул прочь одело и судорожно начал расстёгивать её лифчик. О, я сорвал его, и моему взору предстала такая обалденно красивая и вместе с тем милая грудь, с большими, красивыми толстыми, алыми сосками, о каких я не мог мечтать даже в самых безумных снах. Я оторопел и, вдруг, припал губами к её соску, нежно покусывая его. Другой рукой я начал мять её правую сиську, заставляя её сосок набухать и встать торчком. Мои трусы давно оттопырились и начали раздражать меня, а я настолько забылся, что не понимал, что же мне мешает такое. Но, к счастью, моя родная тётя сама догадалась нежно стянуть с меня трусы и, взяв меня правой рукой за зад, притянула к себе. Я чувствовал, как борется она со своим желанием, но посмотрев на себя, на свои торчащие соски и влажное пульсирующие влагалище поняла, что глупо сопротивляться такому океану желания и счастья охватившем нас с ней. Она начала целовать мои ноги и, вдруг, схватила мой пенис так, как никто этого ещё не делал. Она распустила волосы, и я увидел свой пенис на фоне такого знакомого родного мне с детства лица, и от этого он стал ещё больше, я стал мять его руками чтобы покайфовать от того, что я могу трогать свой член перед тётей, а она на это будет смотреть! Но тут она убрала мою руку от пениса и опустилась свои губы так близко к головке, что этого было бы достаточно, чтобы кончить. Тётя посмотрела на меня, придвинувшись ко мне, поцеловала меня безумно в губы, засовывая язык мне в рот и, опустившись, взяла в рот мой яростный пенис. О! Дьявол. Я думал, что прямо сейчас кончу ей в рот, но она, немного пососав, начала нежно мастурбировать его, поминутно целуя его и яички. Она чмокала и засасывала его, и эти чавкающие звуки возбуждали во мне ещё большего зверя. Я испытывал то, о чём никогда даже и не думал всерьёз - ну минет, ну и дальше что? А тут было волшебство, которое унесло меня в сказку, из которой я не хотел возвращаться. Моя тётя сосала мой пенис, засовывая его глубоко в рот и бешено вращая языком. Казалось, хотела высосать из меня всю сперму, бушующую во мне. Но когда я уже чувствовал, что ещё секунда, и я оболью всё её лицо и губы, она вытащила его изо рта и легла на спину, очень эффектно раздвинув свои красивые ноги. Я привстал и стал мять маленькие сладкие пальчики на её ножках, поминутно засовывая их в рот и облизывая. Она стонала и просила ещё. Затем я опустил своё лицо на её промежность и засунул язык как можно дальше ей во влагалище. Она начала постанывать, совершенно забыв о том, что в доме мы не одни. Я лизал её промежность, и сама мысль о том, что ещё недавно мы пили чай и были просто тётей с племянником, и через каких-нибудь три часа я уже сосал её клитор, а она ёрзала навстречу моему языку, доводила меня до беспамятства. Никогда я не испытывал ничего подобного ни с одной девушкой. Затем я залез на неё и всунул мой бешеный член ей во влагалище, она простонала и, всхлипывая, прошептала: "Тихо, осторожно, пожалуйста, осторожно", - но куда там "осторожно", я был вне себя, я ворвался в неё, как зверь, и уже начал её трахать так, что кровать визжала и тряслась, а она лежала с поднятыми ногами, и груди её тряслись, и это меня ещё больше возбуждало. Я трогал её за попу, мял её сиськи, целовал её в губы, и мне казалось, что я до этой ночи был абсолютным девственником. Я схватил её за волосы и начал насаживать, входить в неё всё глубже и глубже, она прикусила нижнюю губу от кайфа, и это у неё получилось так мило, что я захотел вот в таком виде выбросить ей килограмма два три спермы в живот. Вдруг она как-то особенно сильно сжала меня, засосала мои губы и начала судорожно содрогаться в конвульсиях долгожданного оргазма. Тут я совсем озверел. Я быстро вытащил свой мокрый пенис из своей тётушки, быстро лёг на спину и притянул её лицо к своему горячему готовому взорваться члену, она окунула его в свой рот, и я почувствовал, как я выстреливаю ей в горло целой кучей спермы. Она вытащила его изо рта и начала кончиком языка лизать головку, и от этого очень скоро всё её милое сладкое личико было в густых белых подтёках спермы. Она улыбалась и гладила мои ноги, а я теребил её грудь и, наконец, мы оба в изнеможении откинулись на кровать, держась за руки и, стесняясь посмотреть в глаза друг другу. Наконец, мы повернулись и посмотрели друг другу в лицо. Она улыбнулась и положила своё лицо мне на грудь, а ногу положила мне на живот. Я не помню, как заснул. Но помню, что я осознал, что с этого момента мне открылись врата земного рая, о существовании которого я даже не подозревал. А та девчонка, с которой мы поссорились, на следующее утро позвонила. Такая вся из себя, с претензиями! Я очень долго смеялся.

Осенние этюды тетя Наташа

Тетя Наташа была родной сестрой отца, работала завучем в поселковой школе и преподавала алгебру с геометрией.
Жила она в частном доме, двухэтажном.
На первом - кухня и бытовка, на втором - жилые комнаты, спальни.
В сентябре Вадим был уже на новом месте.
Он даже разволновался, когда зашел в дом..
Последний раз он приезжал сюда года три назад, на летние каникулы.
С городским бытом здешнее житье было не сравнить!
С раннего утра, наскоро попив чаю с домашними булками и закусив вареной картошкой, Вадька летел на улицу.
Там с местными пацанам они или шли на рыбалку, или в лес, или затевали в "разбойники".
Часам к 4 Вадим являлся домой, потный, лохматый и с чумазым фейсом, и тетя Наташа комила его куриным супом, салатом огурцы-помидоры ( все с огорода), котлетами с картошкой жареной и вкусным компотом из вишни.
И никогда не ругала. Каникулы ж!
Жила тетя Наташа всегда одна. Ни мужа, ни детей.
Школой одной и жила. Ну летом ещё сад - огород.
Встретила она племяша радушно, крепко обняла, покачала как в детстве.
Вадька чуть не расплакался. Но сдержался.
Повела его тетя Наташа на второй этаж, где была уже приготовлена ему комната.
В новой школе он уже был оформлен.

На следующей неделе случились аж две контрольные.
По русскому языку была тестовая работа. По физике - лабораторная.
Не успел Вадька и охнуть, как обе пары поплыли алыми лебедями в его дневнике.
В тот же вечер состоялся невероятный разговор с тетей Наташей.
Вадим слушал ее и отказывался верить.
Вообщем, его ожидала порка.
Разговор этот был в четверг, а порка была назначена в субботу.
Классика жанра!
Это уж у Вадьки мелькнуло, мол, когда ещё пороть, как не в субботу.
Пятница пролетела молнией. Та же школа, уроки, футбол(как же пацану без него?)
В субботу Вадька приуныл.
На уроках старался отвечать хорошо, что-то вспомнил, кто-то подсказал..вообщем вывернулся на троечку.
Наконец, долгожданная свобода, до понедельника.
Радоваться бы..Но ведь - порка!
Однажды Вадьке попало от отца, но наскоро, ремнем, раз пять-шесть через штаны.
И тогда он ревел вовсю.
Лет 8 ему было.
А счас - целых 12!
Как это тетя Наташа будеть пороть такого взрослого парня?

..Осенний холодок уже цеплял его.
Хотелось ужасно есть.
Надо бы домой, но вдруг тетя не передумала? Вдруг ?
Вадька ощущал внизу живота неприятное томление, как бывало перед дверью зубного врача.
Но идти надо было, иначе ведь только хуже будет.
Скрипнула входная дверь.
Неужели никого нет?
Стараясь не шуметь, Вадим прокрался в столовую.
Пусто!
На плите кастрюльки,сковорода. Все ещё горячее.
Он торопливо, всей лаптей, хватанул сразу две котлеты, стал жевать прямо над кастрюлей.
И тут конечно же вошла тетя Наташа.
Вадим уронил одну котлету на пол, наклонился, чтобы поднять.
- Потом поешь. Ну-ка, идем со мной! - тетя Наташа говорила непривычно резко, даже грубо.
Вадим обмер.
Кое как, вытер масленые руки о брюки, и, виновато наклонив голову, побрел за тетей Наташей.
Они вышли в сад.
Там, под навесом, стоял массивный стол. Возле него - скамейка.
На столе Вадька увидел охапку тонких длинных прутьев. На них поблескивали капельки воды.
Зачем они?
А внизу живота снова потянуло.
Страхом и ещё чем-то.
- Вообщем так, - тетя Наташа говорила негркомко, но у Вадима звенело где-то в макушке, - за твое разгильдяйство мне тебя придется высечь,
и пока будешь исправляться, порка будет систематической.
Каждую субботу! Мне уже в школе учителям в глаза стыдно смотреть! Родной племянник завуча, а плетется в хвосте!
Снимай штаны!!
На последней фразе голос тети взлетел вверх, а Вадька заметно вздрогнул.
- Я больше не буду. - прошептал он. А тетя продолжала сурово:
- Сейчас ты снимешь штаны, ляжешь на скамейку и получишь порку.
Хорошую порку за свою неуспеваемость!
Без штанов на скамейку? Вадьку обдало жаром.
Лицо побагровело.
Он провел вспотевшей ладонью по волосам и попробовав откашляться, хрипло затараторил:
- Тетя Наташа, простите меня, простите! Я все исправлю, все двойки, все тройки, всё-все исправлю! Не надо пороть, не надо пожалуйста! пожалуйста не надо!
ну не надо!!
Слезы уже капали. Но тетя Наташа была непреклонна.
- Сам штаны снимешь или мне тебе помочь?
Вадим деревянными пальцами начал расстегивать джинсы.
Молнию заело,он беспомощно дергал и дергал ее. Наконец расстегнулась.
- Трусы снимай!
Вадим надеялся на лучшее, что уж сами-то трусы не надо будет снимать.
Что не по голому лупить будут.
А тут" снимай трусы!"..
Он поежился.
Голые ноги пощипывало осенним холодком.
Взялся за резинку трусов.
- Живее!
Он спустил трусы до колен.
- Ложись на скамью!
Вадька растянулся на узкой шершавой скамье, заметив в руке тети сверкнувший пряжкой ремень.
Этим ремнем тетя Наташа крепко привязала трясущегося Вадима за поясницу к скамье, задрав повыше джемпер.
Потом потянулась за прутом. Длинный такой и тонкий!
И так засвистел в воздухе!
Тетя несколько раз опробовала прут. Потом сказала:
- Ты рассчитывал, что мне все равно, раз я завуч и ты мой племянник? Рассчитывал, что все тебе сойдет с рук? И подставлял меня? И плевал на меня. Получай теперь!
Свистящий звук завершился невыносимым обжигающим ударом по заду.
Вадька заорал, забился на лавке.
Подоспел и второй такой же жгучий, режущий остро удар. Третий, четвертый, пятый.
Тетя Наташа секла крепко.
Уже не отчитывая, но с силой размахивалась и врезала прутом по дергающися ягодицам.
Вадька пытался увернуться от звенящего в полете прута, выворачивался боком, насколько позволял ремень,
но розга настигала все равно, высекая ещё один румяный рубец на белой попке.

Пацан вопил, мешая сопли и слезы.
Не успевая переварить боль, охал, дергаясь от удара, хватая ртом воздух.
Пытался просить, кричал невнятно:
- АААА! НЕ БУУУУ..ААА.! ПАЖААААА!!ТЕТЯАААААА!
Тетя не реагировала на его вопли, продолжала сечь.
Измочаленный прут методично заменялся свежим.
Рубцы взбухали и пересекались друг с другом, разукрашивая в бордово-розовое поле наказуемое место.
Вадька хрипло взвизгивал, выл, сучил ногами по краю лавки, закидывал голову.
Теперь уже тетя Наташа с каждым новым замахом, ударом, c каждым свежим рубцом на мягком месте племянника стала приговаривать:
За лень! За разгильдяйство! За лень! За разгильдяйство!
Запомни! Запомни! Запомни!
Вадька снова пытался умолять: НЕ БУУУ! НЕ НАААДАА! Я БУУУДУУУ! ТЕЕЕТЯАААА!

..Наконец - последний звенящий свист прута.
И порка закончилась.
Тетя Наташа отвязала рыдающего Вадима, помогла ему подняться с ложа наказания.
Сама натянула ему трусы, штаны. Обняла племянника.
Спросила, понял ли за что высекли?
Вадим клялся, что все понял, что уроки учить будет вовремя.
А учиться - только на 4 и 5.

Но не одну субботу пришлось полежать Вадику на той самой садовой скамье со спущенными штанами, чтобы выполнить свое обещание и учиться как и положено племяннику завуча.

В кровати с тетей

В маме

В маме запись закреплена

Юра и Коля гостили у своей тётушки Иры на даче. Тётя Ира была взрослой зрелой дамой с каштановыми волосами и грудью третьего размера. Она уже давно привлекала внимание парней.
Под вечер ребята растопили баню, и все втроём решили пойти попариться. Юра и Коля очень обрадовались этой идее, так как давно мечтали увидеть свою тётушку полностью обнажённой.
Зайдя в предбанник, все дружно стали раздеваться. Ира быстрее всех стянула с себя одежду, мелькнула перед племянниками своими прелестями и скрылась в парилке.
Мальчики сглотнули, у них началась эрекция. Им было немного стыдно появляться перед тётей в таком виде, но они всё же осмелились и вошли в парилку.
Тётя Ира сидела на верхней полке лицом к ребятам, по её аппетитным грудям стекали капельки пота.
Когда она увидела Юру и Колю, то издала какой-то непонятный звук, выражавший сильное удивление. Тётя Ира смотрела на эрегированные пенисы мальчишек и понимала, что её племянники быстро выросли. Её поразило даже не то, что у ребят уже стоит, а то, каких размеров было хозяйство у того и другого. Вытянутые, длинные, покрытые венами стволы, заканчивающиеся мощными, большими фиолетово-малиновыми головками.
Теперь уже тётушка сглотнула и сказала:
- Ладно. Садитесь рядом.
Юра и Коля сели по обе стороны от неё, приложив свои головы на женские плечи. Чтобы подыграть племянникам, Ира обняла их, а сама уставилась на достоинства мальчишек, которые находились в нескольких сантиметров и которые энергично покачивались. Её глаза бегали от одного пениса к другому, а в голове мелькали мысли о том, что она прямо сейчас своими неприкрытыми сокровищами совращает собственных племянников.
Тётя Ира испытывала целую гамму чувств: любопытство, конфуз и стыд. Она долго смотрела на красивые изгибы юношей, пока те пригрелись на её плечах, и думала, что эрекция у мальчиков - просто реакция на жару в бане.
Посидев так несколько минут, подростки принялись хлестать друг друга веником, а тётушка села ближе к углу, заложив одну ногу на другую и прикрыв грудь. Когда ребята закончили, Юра сказал:
- Тёть Ир, а давай мы тебя похлещем, ложись на полку.
Тётя Ира легла на грудь, и племянники принялись вдвоём бить веником спинку, попку и ноги этой зрелой барышни. Естественно ребятам это нравилось, поскольку они могли практически незамеченными глазеть на ягодицы тётушки, которые, к слову, были немаленькие.
- Ладно, теперь давай на спину переворачивайся.
Ира перевернулась, закрывая ладонью чёрный треугольник меж её ног и прижимая другую руку к грудям.
- Тёть Ир, так дело не пойдёт, - настаивал Коля, - Убери руку, чтобы мы могли по всему телу пройтись.
Посмотрев на лица ребят, а потом на их покачивающиеся детородные органы, она сказала:
- Ну ладно, только быстрее, мальчики.
И они стали хлестать тётушку по голым грудям, к которым то и дело прилипал банный лист. Руку с промежности женщина так и не убрала, да и племянники не настаивали.
- Ну вот, сейчас выбьем из тебя хворь, - говорили они.
Тем временем тётя Ира заметила, как энергично качаются члены ребят во время каждого удара, и ей даже показалось, что их концы стали сочиться смазкой.
"Так, похоже дело здесь вовсе не в жаре. Пожалуй хватит их совращать" - подумала женщина.
- Хорошо, мальчики. Что-то здесь совсем жарко стало, я пожалуй пойду посижу в предбаннике пока.
Тётя Ира вышла в предбанник, замоталась полотенцем и села на скамейку. У неё из головы никак не могли выйти образы детородных органов племянников.
Нечаянно взгляд Иры упал на трусики ребят, которые лежали в охапке грязного белья. Она взяла в руку одну пару чьих-то трусов и, посмотрев на них, заметила на том самом месте беленькие засохшие пятнышки.
"Поллюции. " - пронеслось в голове у тёти.
Ира наверное минуту смотрела на эти трусы, потом быстро посмотрела на дверь в парилку и приложила бельё к своему носу. Аромат выделений ударил тёте Ире в голову, но ей было этого мало. Она смочила языком несколько пятнышек, чтобы попробовать их. Голова закружилась, а во рту появился так давно забытый вкус мужского семени.
Неожиданно эта взрослая женщина ощутила жар внизу живота. Её сердце стало биться быстрее, по телу пробежал разряд и ударил куда-то в промежность, отчего она почувствовала, что её лоно расширилось и стало намокать. Наконец тётя Ира поняла, что захотела этих мальчишек.
Через несколько минут она услышала стуки в парилке, быстро положила трусы на место, и из открывшейся двери вышли ребята, их "антенны" были уже опущены.
Внутри тёти Иры нарастало волнение, и в какой-то момент все внутренние барьеры в голове у зрелой дамы отключились.
- Мальчики, я тут подумала, что мне вас стесняться. Вы же не стесняетесь меня, особенно в таком виде, - сказала тётя и стянула с себя полотенце, представив племянникам прекрасный обзор.
Юра и Коля взволнованно сглотнули.
- Я хотела спросить. Почему ваши стручки так сильно стояли в парилке? Неужели я вам так нравлюсь?
- Нет, это просто. просто из-за жары, - ответил Юра.
- Точно? Что-то я не верю. А ну-ка, Юра, подойди, встань передо мной.
Голый, он встал пред тётей в одном шаге, а она взяв свои грязные трусики, аккуратно надела их ему на голову так, чтобы дышать можно было именно через то место, где было небольшое жёлтое пятнышко.
- Вот сейчас мы и проверим! Дыши глубоко, Юра.
"Варёная макаронина" Юры буквально за несколько секунд распрямилась, оголив большую часть сочной головки, и на ней сразу же выступили капельки смазки из маленького отверстия на конце.
Член стал дёргаться, яички сжались в мошонке.
- Юра, как же сильно ты напряжён! А говоришь из-за жары.
Вдруг племянник промычал:
- Ооо. Тёть Ир, я больше не могу терпеть.
И в этот момент у него началась мощная эякуляция. Струи застоявшейся спермы одна за другой вырывались из содрогающегося члена, попадая прямо на лицо и грудь раззадоренной женщины. Она не могла поверить своему счастью, что её племянник так обильно поливает её с ног до головы.
- Ммм. да, Юра. - промычала тётя, закрыв глаза, - Забрызгай меня.
Юра кончал около полминуты. Лоб, щёки, губы, подбородок, шея, грудь, живот тёти Иры - всё было покрыто небрежными липкими полосками и сгустками подросткового эякулята.
После орошённая женщина открыла глаза и облизнулась.
- Сядь на скамейку, переведи дух, а то у тебя ноги подкашиваются. А ты чего, Колюшка, стоишь в углу с включённой антенной? Подойди поближе.
Коля с неимоверно напряжённым половым членом, головка которого готова была разорваться с минуты на минуту, встал напротив испачканной тёти Иры. Она обхватила его сзади за юные ягодицы и притянула к себе, так, что влажный конец племянника уткнулся прямо ей в нос.
Тётя встретилась взглядом с опешившим Колей, посмотрела на его стручок и аккуратно обхватила головку губами. По телу племянника прошёл разряд тока.
Ира сразу распробовала солоноватый вкус выделений и смазки племянника, что возбудило её ещё больше. Она, не выпуская головку изо рта, провела несколько раз языком по кругу по её поверхности, после чего пощекотала язычком уздечку мальчика.
Сердце женщины взволнованно забилось в предвкушении бурного семяизвержения её племянника. Буквально через 20 секунд Коля начал мощно спускать эякулят в нежный и горячий ротик милой тёти. Ягодицы юноши сжимались с каждым новым толчкообразным выбросом спермы, которая постепенно заполняла ротовую полость тёти Иры.
Сидевший на скамейке в полуметре Юра не мог оторваться от того, как брат кормит молофьёй их тётю. От такого зрелища у него снова началась эрекция.
Тем временем Коля закончил своё семяизвержение, и тётя Ира, высосав семя до последней капли из уретры мальчика, выпустила изо рта его головку и, глядя ему в глаза, медленно проглотила всё то, чем он её попотчевал. Женщина чувствовала, как этот горячий нектар племянника медленно стекает по пищеводу вниз. Наконец-таки она ощутила ни с чем не сравнимый вкус мужской спермы.
Проглотив семя, тётя Ира облизнулась и громко причмокнула.
- Ммм. Какая вкусная молофья, Коля! Что ж ты всё это в себе держал, а? - сказала женщина, потрогав племянника за яички.
Коля завалился на скамейку, а потёкшая тётя Ира, взяв Юру за снова рвущийся в бой причиндал, повела его в парилку:
- Пойдём, дорогой. Сейчас ты окончательно лишишься девственности вместе со своим братом.
Зайдя внутрь, тётушка села на вторую полку лицом к племяннику.
- Юра, встань пожалуйста ножками на нижнюю полку, я тебя подержу.
Мальчик сделал, как ему велела тётя Ира, и в этот же момент она широко раздвинула ноги, предоставив на обозрение свою промежность. Юра сглотнул, увидев небрежную полоску волос, покрывавшую слегка растянутые половые губы и набухший небольшой сосочек.
- Юрочка, я хочу, чтобы ты вошёл в меня.
Юра подтянулся ближе, нащупал своей головкой несколько складок под волосяным покровом, после чего жаждущая секса Ира обхватила ногами ягодицы юноши и со всей силы надавила, заставив его мгновенно проникнуть членом в её влагалище.
- Ммм. - простонала тётя.
- Ох. Как горячо. и влажно.
- Я знаю, дорогой, я знаю.
Юра начал неспешно елозить пенисом в вагине тёти Иры. Клитор зрелой дамы стал зудеть, лоно сочилось соком, ей хотелось быстрее и сильнее, и она стала подёргивать тазом, увеличивая темп.
Стонущие от наслаждения племянник и его взрослая тётушка трахались в бане, отбросив все моральные запреты. В какой-то момент тётя Ира подняла ноги выше и положила их на плечи юноши, несколько раз она прижимала подошвы своих ступней к его щёкам, отчего тот сильно возбуждался.
Юра находился в умопомрачительном состоянии.
- Я люблю тебя. очень сильно люблю. дорогая тётя Ира. - восклицал племянник, целуя потную ножку этой женщины и посасывая её большой палец.
- И я тебя люблю, мой милый, мой ненаглядный. Как же хорошо. Кончи прямо в моё лоно, Юрочка, накачай меня своим семенем.
Через пару минут оба испытали сильнейший оргазм. Тётя Ира сильно закричала, Юра продолжительно застонал, а разгорячённое влагалище женщины мгновенно заполнялось соками, выделениями, спермой, которые, перемешиваясь, с чпокающим звуком выплёскивались наружу с каждым движением мальчишечьего пениса.
Через несколько минут дверь в парилку отворилась, и Юра, выйдя оттуда с опавшим членом, шлёпнулся на скамью.
- Колюшка, дорогой! Заходи сюда! - окликнула его тётя.
Когда он вошёл, то увидел, что тётушка стояла спиной к нему, опираясь руками на верхнюю полку. Она оттопырила свои ягодицы, по её ляжкам и ногам стекала вниз сперма Юры.
- Твой брат так хорошо залил меня своим нектаром. Я знаю, что и у тебя там кое-что осталось. Обхвати меня за попу и войди внутрь.
Коля быстро нащупал эрегированным концом вход в лоно тёти Иры, благо что из него до сих пор вытекала полупрозрачная жижа, и медленно погрузился в него с чавкающим звуком.
Мальчишка сразу почувствовал, что влагалище тётушки было слизким, наполненным ещё не остывшими выделениями. Ненасытная дама начала неспеша двигать тазом, как бы насаживаясь на антенну племянника. Коля также начал совершать движения тазом, каждое из которых сопровождалось громким хлюпаньем.
Минут через пять, когда тётя Ира испытала два долгих оргазма, потный юноша наконец резко остановился, застонал и стал выплёскивать в её влагалище свой подростковый эякулят.
- Ммм. тётя Ира. как же хорошо.
Когда Коля закончил семяизвержение и, высунув пенис, вышел в предбанник, эта зрелая женщина ещё несколько минут стояла в неизменной позе, а из её вагины лился по ляжкам и ногам нектар любви. Это был нектар любви её собственных племянников.

Моя Любимая Мама

Моя Любимая Мама запись закреплена

- Ну, вы идите в первый жар, а мы с Танькой потом придём, — сказала тётя Вера и подала дяде Валере полотенца.

Я никогда до этого не бывал в деревенской бане, да и в сауне, по чесноку, был только два раза, а дома любил понежиться в ванне, потеребить своего петушка.

— Давай полезай на полок, — скомандовал дядя Валера, когда мы разделись донага в предбаннике и зашли внутрь. В бане было сухо и жарко.

— Эх, вот это то, что надо! Сейчас венички запарим.

Дядя Валера положил в таз два берёзовых веника, залил их кипятком.

— Чего стоишь, полезай, грейся.

Я забрался на полок, как назывались широкие нары. Чтобы не стукнуться головой о потолок, пришлось пригнуться.

— Да ты ложись, а то уши отгорят, — посоветовал дядя Валера.

Я вытянулся во весь рост, рядом пристроился дядя Валера.

— Что, не бывал в деревенской бане?

— Откуда? Мы же в городе живём.

— Знаю, что в городе, бывал я у вас. Когда ты ещё маленький был. Поди и не помнишь.

— Зато родители твои сюда к нам каждое лето приезжают. Любят они баньку-то с веничком. Особенно батька твой. Уж на что я банщик, а он меня пересиживает. Эх, давай-ка я парку немного подкину.

Он встал с полка, плеснул на камни кипятка, и сразу сверху накатила волна жгучего воздуха.

— Эх, добро! — крякнул дядя Валера и снова лёг на полок.

— Ну, как там пар? — раздался из предбанника голос тёти Веры.

— Добрый! Заходите скорей.

И через минуту дверь открылась, и в баню быстро шмыгнула голая тётя Вера, а следом за ней и Танька. Тоже в чём мать родила. Мой дружок сразу же встал. Чтобы скрыть это, я повернулся на живот.

— Танька, полезай к Ваське, — скомандовал дядя Валера.

Танька залезла на полок, вытянулась рядом со мной.

— Двигайся давай, а то батьке места не хватит, — сказала, устраиваясь с ней рядом, тётя Вера.

Танька придвинулась ко мне вплотную, и мне показалось, что от её тела в бане стало намного жарче. Устроилась тётя Вера, с краю, подкинув парку, лёг дядя Валера.

— Васька, как ты там?

— Уши не загнулись в трубочку?

Пот с меня тёк уже ручьём, было невыносимо жарко, но прижатый к стене, я никуда не мог деться.

— Валерка, ты в бане что ли? — раздался с улицы мужской голос.

— А где же мне ещё быть?

— Помоги, а! Опять аккумулятор сел, не заводится зараза. Иди крутани ручку.

— Чо, приспичило? Край конец?

— Приспичило, Валерка. В село смотаться надо.

— Не горит, а нада.

— Подожди, дай хоть ополоснуться.

Дядя Валера встал, налил в таз воды, стал полоскаться.

— Васька, ты там не перегрейся. Слезай давай, охолони в предбаннике.

— Да ничего, дядя Валера, — сказал я, хотя действительно дольше лежать было уже невмоготу.

— Слезай, слезай. У нас тут больницы нету, отваживать будет некому.

Пришлось мне со стоящим концом перелезать сначала через лежащую на спине Таньку, потом — через тётю Веру. Как я ни старался не касаться их тел, в тесноте бани это было невозможно. Я сполз на пол и боком, чтобы не видела лежащая с краю тётя Вера моего торчащего дружка, вышел в предбанник.

Почти сразу же вышел и дядя Валера.

— Я ненадолочко, — сказал он мне, кивнул головой на выход и щёлкнул себя по горлу. Я понял, что он пошёл не машину заводить, а выпивать, пока жена моется в бане.

— Васька, ты там не простынь, — предостерегла тётя Вера. — Не лето, поди. Давай-ко обратно. Вон хоть на лавке посиди.

Конец у меня немного опал, но я всё равно сильно стесняясь своей наготы, вошёл в баню и сел на широкую лавку возле двери.

— Ты чего такой робкий? — спросила тётя Вера. — Голых баб что ли не видал.

Я почувствовал, как моё лицо наливается краской.

— Ну, да где там у вас! — ответила сама себе тётя Вера. — Это мы тут все в бане вместе моемся. И родители твои, когда приезжают, тоже вместе с нами в баню ходят. Мы вон и с соседями часто вместе моемся. Чо тут такого-то? Испокон веков так было. Ох, едришкина жись! — спохватилась вдруг она. Сейчас ведь опять назаводятся до поросячьего визгу. Как это сразу-то не дотумкала. Вот паразиты!

Она слезла с полка, и тут я успел рассмотреть её соблазнительную фигуру. Женщина в тридцать пять лет была очень даже красива. Широкие бёдра, тонкая талия, большие груди, немного полноватые ноги и чёрный треугольник между ними… Воспользовавшись тем, что мать слезла с полка и стала наливать себе воду, Танька тоже слезла на пол и вышла в предбанник. Сидя, опустив голову от смущения, я всё же разглядел и её. Фигурка моей двоюродной сестры, которой так же, как мне исполнилось 18 лет лет, была, что надо.
Тётя Вера намылила шампунем голову, и теперь я мог смело рассматривать её соблазнительное тело. Её тазик стоял на лавке, на которой сидел я, поэтому она стояла ко мне боком. Её тугие груди возбуждающе качались в полуметре от меня, и мой дружок снова встал.

Смыв с волос пену, тётя Вера крикнула:

— Танька, иди спину мне пошоркай.

— Пусть Васька пошоркает, я ещё не охолонула.

— Ладно, только смотри, не простудись. Ты там хоть халат на плечи набрось.

— Да набросила уже.

Тётя Вера намылила мочалку и протянула мне:

— На-ко пошоркай мне спину-то.

Я взял мочалку, тётя Вера повернулась ко мне спиной, наклонилась вперёд, оперевшись руками о край лавки. Я стал несмело водить мочалкой по её спине.

— Ты чо так гладишь-то? Сил что ли нету, — хихикнула тётя Вера. — Давай шибче, да не только лопатки три, плечи тоже.

Мне пришлось придвинуться ближе, и когда руки с зажатой в них мочалкой натирали плечи и шею, низом живота я невольно прижимался к аппетитной попке своё соблазнительной тёти, хоть и пытался из всех сил отклячивать свою задницу.

— Ишь ты как он на родную тётю-то реагирует, — хихикнула тётя Вера. — Совсем уж большой вырос.

И сказала она это про меня или про моего дружка, я так и не понял.

— Ладно, ополосни спину-то, да забирайся на полок.

Она взяла из моих рук мочалку, легонько шлёпнула ниже спины, подгоняя в сторону полка. Я снова лёг на живот и боковым зрением стал наблюдать за тётей. Она намылила мочалку, прошлась ею по рукам, по грудям, по животу, раздвинула ноги и потёрла промежность, потом поставила на лавку одну ногу, намылила её, потом то же самое проделала со второй. Опять провела пару раз между ног. Вылила на себя воду из тазика, налила новой, стала полоскать волосы, после поплескала на себя, потом выпрямилась, вылила на голову содержимое тазика.

— Вы тут не балуйте. Рано Таньке, мала ещё. Слышишь, Танька? Иди давай мыться, а я побегу, пока мужики совсем не окосели. Да не ошпарьтесь кипятком-то. Танька, хватит на холоде сидеть, бегом на полок. Да попарьтесь как следует, а то этот шалопай нам сёдни и попариться не дал. Загорелось у него там…

Она вышла в предбанник, а вместо неё вошла Танька. Взяла ковшик, плеснула на каменку и легла рядом. Когда хлопнула дверь предбанника, спросила:

— А ты правда голых женщин раньше не видал?

— В интернете видел, сколько хошь.

— Поня-а-атно! — протянула Танька. — Ну, что, париться будем? Ты сам или тебя попарить? Ладно, давай попарю, потом ты меня.

Она встала, взяла распаренный веник, смахнула с него воду на камни, те отозвались недовольным шипением. Подкинула пару и принялась хлестать меня веником. Было не больно, но не выносимо жарко. И вскоре я взмолился.

— Ладно, иди на пару минут в предбанник, охолони, потом меня попаришь. Через пару минут я хлестал свою двоюродную сестру по спине, потом она развернулась, и теперь передо мной возлежала красивая девушка с чертовски аппетитными сиськами. Я начал хлестать её веником.

— Да ты не так сильно, — подсказала девушка. — Легче надо, и от потолка воздух вниз гнать.

Я стал делать так, как мне рекомендовали.

— Ой, соски сгорят, — сказала Танька и накрыла груди ладошками. — Ох, и хорошо, хоть ты и не умеешь парить. Меня обычно мама хлещет да ещё двумя вениками. Вот это класс! Ладно, давай мыться.

Она поднялась с полка, распахнула дверь и стала наливать в таз воду. Потом подала ковшик:

— Налаживай себе сам.

Пока я наливал себе горячую и холодную воду, она намылила голову и пока мыла свои длинные волосы, я любовался её фигуркой. Конечно, мой дружок тут же отреагировал на эту красоту, и я отвернулся, чтобы Танька ничего не заметила.

Потом она так же, как мать, попросила потереть спину, так же повернулась ко мне попкой, нагнулась и оперлась о край лавки. И снова, как бы я ни старался отодвигаться, мой дружок то и дело касался сладкой попки.

— Ну, ты чего? — спросила Танька, когда я не нарочно коснулся её в третий раз.

— Чего? — не понял я.

— Пристаёшь, вот чего.

— Да ничего я и не пристаю.

— Не пристаёт он, а сам аж проткнуть норовит.

Я смущённо отодвинулся дальше.

— Ну и чего? — сказала Танька. — И кто мне плечи тереть будет?

И тогда я осмелел. Я прижался к её попке точащим членом и стал намыливать сестре плечи, стараясь как можно дольше продлить удовольствие. Она не возражала, наоборот раздвинула шире ноги, и мой дружок скользнул в промежность.

— Э, ты чего! — насторожилась девушка.

— Ничего, спину шоркаю, — использовал я сегодня впервые услышанное слово.

— Ладно, пошоркал и хватит. Поворачивайся, теперь я тебе шоркать буду.

Я послушно повернулся спиной, Танька долго тёрла мне спину мочалкой. Потом ополоснула водой.

— Ну, вы чо там, угорели что ли? — послышался из предбанника голос тёти Веры.

— Нет, мам, всё нормально, уже заканчиваем мыться.

— Попарились. Только Васька парить не умеет

— Да где же ему там в городе научиться то? Ладно, давайте скорее, там у меня уже на столе всё. Побегу, а то батька без меня как бы не наклюкался.
Когда мы с Танькой пришли из бани, стол был накрыт к ужину. Посередине стояла огромная бутылка самогонки и поллитровая бутылка чего-то красного цвета.

— Ну, давай, племяш, за знакомство, — сказал дядя Валера, потирая руки.

— Да тебе бы только повод, — проворчала тётя Вера. — Детям малиновой наливочки по стопочке, а я, пожалуй, вместе с тобой черёмуховой выпью.

Малиновая оказалась настолько крепкой, что я поперхнулся.

— Что, не пивал такой? Домашняя, это не то что ваша городская самопальная водка.

— И молодец! — похвалила тётя Вера. — Вишь, Танька, городские-то ребята умные, не то, что наши.

— Дак городские все наркоманы, — возразила Танька.

— И не все, — обиделся я.

— Вот Васька же не наркоман, — поддержала тётя Вера.

— Не наркоман, — подтвердил я слегка заплетающимся от наливки языком.

Потом выпили ещё по одной стопке, взрослые налили по третьей и сильно захмелели. Когда закончили ужин и убрали со стола, тётя Вера посмотрела на часы:

— Батюшки светы! Время-то уж к полуночи. Всё, спать, спать, спать. Танька, вы с Васькой тут на диване, мы к себе.

— Ма-а-ам! — возразила было Танька.

— И нечего мамкать. Ваську на печку что ли? Так этот дылда там только клубочком и поместиться. А диван широкий, места двоим хватит.

— Всё, я сказала. Не с чужим мужиком в постель укладываю. С братом ложишься. Всё, мы тоже спать пошли, стели сама.

Дядя и тётя удалились в комнату с ситцевой занавеской на дверном проёме. Пока Танька разбирала диван и стелила простыню и одеяло, я в проёме между неплотно задвинутых штор видел, как тётя Вера снимает платье, бюстгальтер, трусики. Я снова возбудился от увиденного и ещё больше от того, что сейчас лягу в одну постель с красивой девушкой, пусть и моей двоюродной сестрой.

— Ну, чо, так и будешь сидеть, или спать ляжешь? — вывел меня из раздумий голос Таньки.

Я снял рубашку, брюки и в одних трусах лёг на диван.

— Чур, я у стенки, — заявила Танька, выключила люстру, но в свете из спальни родителей мне было отлично видно, как она раздевается догола, потом надевает ночнушку. Ещё через миг Танька стала перелезать через меня и устраиваться у стенки.

В комнате родителей тоже погас свет, и буквально через несколько минут раздался мощный храп дяди Валеры. Ещё немного, и нему присоединился негромкий храп тёти Веры. Я долго лежал на спине, боясь пошевелиться. В моём воображении одна возбуждающая картина сменялась другой. Я вспоминал баню, как нечаянно прижимался к попе тёти Веры, как то же самое происходило, когда намыливал спину Таньке, и как мой дружок забрался между её расставленных ног. И фантазировал, как, не приди не вовремя звать на ужин тётя Вера, у нас с Танькой мог бы случиться настоящий секс. А сейчас Танька лежала рядом, и я не решался повернуться к ней лицом, протянуть руку, погладить.

— Спишь, — еле слышно прошептал я.

— Сплю… — так же почти шелестом листа ответила Танька.
Только было я набрался смелости повернуться к девушке, как за тонкой фанерной стенкой храп дяди Валеры вдруг оборвался на полувыдохе, через некоторое время послышался шепот:

— Чего тебе? — так же едва слышно прозвучало в ответ.

— До утра не потерпеть?

— Да какое потерпеть, ты пощупай, как он к тебе просится.

Небольшая пауза, еле слышное шевеление, потом голос:

— Ну вот, а ты говоришь потерпеть.

— А сколько времени?

— Да кто его знает? Я уж вроде и выспался, значит, утро скоро.

— Детей бы не разбудить.

— Разбудишь после малиновой настойки. Как же.

— Всё равно. Вдруг проснутся, Васьки неловко.

— А ты громко не стонай, и не разбудим.

— Если до горячего не достанешь, не буду громко стонать.

И тихий счастливый смех, потом шевеление, натужный вздох кровати.

— Да не торопись ты…

Потом послышались звуки поцелуев, какая-то возня, потом шлепки мудей дяди Валеры по заднице тёти Веры.

— Не торопись, а то опять на бобах оставишь…

— Да я и не тороплюсь…

Сбивчивое дыхание, тихий стон тёти Веры, через минуту ещё один.

— Всё, я кончаю, — прошептал дядя Валера, и послышалось, как он прибавил ритм. Ещё чуть-чуть, он громко выдохнул и затих.

— А я ещё хочу, — прошептала тётя Вера.

— Ну, ты же любишь сама, — прошептал дядя Валера, а мне нравится, когда себя сама доводишь.

— Хоть обними тогда, за титьку возьмись.

— Это я с удовольствием. Ложись на плечо…

— Жарко под одеялом, — прошептала тётя Вера, и послышалось, как легло в сторону тяжёлое ватное одеяло, а через минуту — ритмичное хлюпание играющих с возбуждённой киской пальцев.

Это подслушивание мастурбации возбудило меня настолько, что я сунул руку в трусы и стал медленно онанировать. А когда тётя Вера тихо застонала, получив оргазм, на мою ладонь легла ладошка Таньки. От неожиданности я испуганно вздрогнул, выдернул было руку из трусов, но ладонь сестры легла поверх моей, и ещё через минуту мы вместе водили по напряжённому от возбуждения стволу.

Прошло совсем немного времени, и из спальни родителей снова раздался мощный храп дяди Валеры и сопение тёти Веры.

— Ты такое уже слышала? — еле слышно спросил я.

— А сейчас можешь?

— А я уже давно себя наглаживаю.

Я подсунул руку под подушку сестры, она приподняла голову и легла мне на плечо, я опустил руку и положил её на грудь, скрытую от меня тонкой тканью ночнушки.

Девушка молча села, стянула с себя рубашку, положила её на подлокотник и снова устроилась на моём плече.

Я держал кузину за грудь и чувствовал, ка её рука движется. Наглаживая между ног. Через некоторое время Танька убрала вторую руку с моей и стала наглаживать себя обеими руками, уже ничуть не стесняясь моего присутствия. Кончили мы с ней одновременно. Немного полежали, потом Танька прошептала:

— Ну, всё! Спи теперь. Я тоже уже спать захотела.

Она отвернулась к стене и вскоре действительно заснула. Я тоже быстро и не

Читайте также: