Не успел донести невесту до кровати как
Обновлено: 17.05.2024
Миссис Дьюз потянула его за руку:
— Пожалуйста, пойдемте отсюда.
Кэр заглянул в глазок и притянул Темперанс к себе.
Она покачала головой, но ее сопротивление ослабело, когда он подвел ее к стене. По тому, как напряглось все ее тело, Кэр понял, в какой момент она увидела, что происходит внутри. Она стояла лицом к стене, и он встал позади нее.
Он наклонился к ее уху:
Ее била дрожь, Темперанс молчала. Впрочем, ему не нужны были ее слова, чтобы понять, что происходило в той комнате. Он уже увидел все, когда заглянул туда: мужчину и женщину. Мужчина совершенно голый, женщина все еще в сорочке. Женщина стояла на коленях перед мужчиной и держала во рту его мужскую принадлежность.
— Вам это нравится? — шепнул Кэр. — Вас это возбуждает?
Он чувствовал, как Темперанс, прижавшись к нему, дрожит, словно заяц в когтях ястреба. Внешне она была такой праведной, но Кэр знал, чувствовал частью своего ума или духа, ее греховные страсти, которые она так старалась скрыть. Ему хотелось проникнуть в эти скрытые глубины греха. Осветить их дневным светом и насладиться ими. Они были такой же частью ее, как и золотые искорки в глазах, и Кэр жаждал насладиться ее страстью.
— Давайте посмотрим дальше. — Он взял ее за руку, и Темперанс уже почти не сопротивлялась, и подвел ко второму глазку. Но комната оказалась пустой.
А вот следующая определенно была занята.
— Смотрите, — шептал он, прижимая ее к стене всем своим телом. — Что вы видите?
Темперанс покачала головой, но, тем не менее, прошептала:
— Он… он овладевает ею сзади.
— Как жеребец покрывает кобылу, — тихо сказал он, с силой прижимаясь к ее телу.
Она нервно кивнула.
— Вам это нравится?
Но она не захотела ответить ему.
Он отвел ее в сторону и проверил следующий глазок, тот, посмотреть в который им рекомендовала госпожа Пэнси. То, что он увидел, заставило его судорожно сглотнуть. Он повернулся и, ничего не говоря, подвел миссис Дьюз к глазку. Он почувствовал тот момент, когда она поняла. Ее тело напряглось, и она с силой сжала его руку. Он всем своим большим телом прижал ее к стене, не оставляя возможности сбежать, она была такой теплой и мягкой.
— Что вы видите? — шепотом спросил он.
Она затрясла головой, но он взял ее руки и, широко разведя их, накрыл своими ладонями.
— Скажите мне, — потребовал он.
Она сглотнула, и этот звук был слышен в тишине темного коридора.
— Женщина прекрасна. У нее рыжие волосы и белая кожа. — И?
— Она обнажена и привязана к кровати.
— Каким образом? — Он провел губами по ее шее. Темперанс была так близко, что он чувствовал ее запах. Запах женщины. Его охватило желание сбросить с ее головы этот простой белый чепчик, выдернуть шпильки из волос и спрятать лицо в ее локонах. — Скажите как?
— Ее руки связаны над головой и привязаны к изголовью кровати. — Ее голос был гортанным, тихим и чувственным. — Ее ноги широко раздвинуты, лодыжки привязаны к столбикам полога. Она совершенно голая, и ее… ее…
Она поперхнулась, не в силах произнести этого слова.
— Ее лоно, — подсказал Кэр, касаясь ее щеки. При этом слове его бедра инстинктивно постарались прижаться к Темперанс.
— Да, правильно. Она полностью раскрылась. Темперанс слабо вскрикнула, когда он провел языком по ее шее.
— И? — подсказал он.
— О! — Темперанс набрала в грудь воздуха, пытаясь унять волнение. — Ее глаза завязаны шарфом.
— Он высокий, смуглый, и он полностью одет, даже не снял парика…
Кэр улыбнулся, не отрывая губ от ее кожи и продолжая тереться бедрами о ее бедра. Он бы прямо сейчас задрал ее юбки и добрался до этого мягкого влажного местечка, если бы не боялся, что выведет ее из состояния транса.
— Что он делает? — Кэр с нежностью прикусил ее ухо. Она тихо ахнула.
— Он стоит на коленях между ее ног, он… О Боже! Он мрачно усмехнулся:
— Он боготворит и поклоняется ее лону, не так ли? Он ласкает ее языком, целует, познавая ее вкус.
У Темперанс вырвался стон, она прижалась к нему, не пытаясь убежать, и Кэр торжествовал.
Он нежно облизывал изящный край ее ушка.
— А вам бы этого хотелось? Вам бы хотелось, чтобы я прижался губами к вашему местечку, касался бы вас, ласкал бы вас языком, упивался бы вами, пока вы не попытались бы сбросить меня, но я не отпустил бы вас. Я бы заставил вас лежать, широко раздвинул бы ваши ноги, ваше лоно открылось бы передо мной, и я ласкал бы вас снова и снова, я доводил бы вас до оргазма.
Она пыталась его оттолкнуть, но он наклонился и поцеловал ее руку, а его язык разжал ее губы и ворвался в ее рот с такой же грубой силой, с какой бы он сам овладел ею. Боже! Она наконец сдавалась, его маленькая мученица, и победа над ней была слаще меда.
Он просунул ногу между ее бедер так, что она невольно села на нее. Он ухватил ее юбки, задрал их вверх, стремясь лишь к одной цели. Он уже не сознавал, где они находились, кто была она, и кем был он. Все, чего он хотел, — это ощущения ее теплой влажной плоти. Хотел сейчас же.
Но Темперанс вцепилась ногтями ему в волосы и дернула их так неожиданно, что он вскрикнул от резкой боли.
Этого ей было достаточно. Она бросилась бежать по темному коридору, как заяц от ястреба.
Он околдовал ее.
Темперанс, задыхаясь, завернула за угол темного коридора. Паника не покидала ее, сжимала горло, трепетала, угрожая задушить. Лишить разума.
Как он узнал? Или ее позор был клеймом на ее лице, и все мужчины видели его? Или он был колдуном, который умел разглядеть в женщинах чувственную слабость? Ибо она слаба. Ее ноги подгибались; внутри все таяло от постыдного желания. Она смотрела в этот ужасный глазок и описывала то, что видела там, и, Боже, ей это нравилось. Ужасные слова, которые он шептал ей на ухо, когда прижимался к ней, оставляли ее во власти возбуждения и похоти. Ей хотелось, чтобы он взобрался на нее, как жеребец, в грязном коридоре этого борделя.
Может быть, она уже потеряла рассудок?
Дверь во внешний коридор была не заперта. Она распахнулась от толчка, и Темперанс побежала вниз по лестнице. Позади нее раздавались тяжелые шаги лорда Кэра. Она пробежала квадратный маленький холл и услышала, как он споткнулся и выругался. Слава Богу! Что бы его ни задержало, это дало ей лишние секунды. Она открыла входную дверь борделя и бросилась в темноту.
От ветра у нее перехватило дыхание, и что-то маленькое, злобное и четвероногое перебежало ей дорогу. Она нырнула в узкий переулок, где её шаги эхом отдавались от древних каменных стен. Она бежала, не зная куда, не думая ни о чем, охваченная безумной паникой. Если Кэр поймает ее, он снова будет ее целовать. Он прижмется к ней всем телом, и она почувствует вкус его губ, почувствует его прикосновение и не сможет убежать во второй раз. Она не устоит, отдаваясь своей греховной натуре.
Нельзя этого допустить.
Переулочек выходил в какой-то двор. Она оглянулась и перебежала через него. Жар в груди душил ее, и Темперанс хотелось остановиться, но она заставила себя дышать спокойнее и обернулась. Во дворе было пусто. Голос Кэра слышался вдалеке.
Темперанс прокралась через переулок, свернула на боковую улицу, а затем в еще один переулок. Луна зашла, и стало темнее, Темперанс бежала так быстро и в такой панике, что теперь не могла определить, где находится. В зданиях, стоявших по сторонам, было темно. Она, снова бегом, пересекла улицу, страх подгонял. На минуту Темперанс остановилась в тени какого-то дома и посмотрела назад. Лорда Кэра нигде не было видно. Может быть, он отказался от погони? Если только… но это маловероятно…
— Дура! — прошипел он ей на ухо.
Она взвизгнула самым постыдным образом, но он до ужаса испугал ее.
Он схватил ее за плечо и встряхнул, а в его голосе слышался с трудом сдерживаемый гнев.
— Вы что-либо соображаете? Я обещал вашему брату, что буду охранять вас, а вы бежите и волей-неволей оказываетесь в самой опасной части Сент-Джайлса.
«Я не любил ее…» — этот стих должен прочитать каждый мужчина
Отношения — довольно сложная штука… Чтобы обрести счастье, нам так мало надо, лишь любимый человек рядом. Но почему мы не ценим эти минуты и отдаляемся из-за мелочей, которые не стоят потраченного времени.
И только потеряв любимого, мы понимаем, что родственную душу больше не найти…
Стихотворение Александра Гортовина прекрасно демонстрирует всю суть современных отношений, когда хочется успеть все, но платить приходится любимыми…
Я не любил её, мне просто было в кайф,
Когда она сопела мирно рядом,
Читала фэнтези и слушала свой Чайф
И провожала по утрам влюбленным взглядом.
Я не любил её, мне было хорошо —
Ни одиночества с ней не было, ни скуки.
Мне было по фигу их сколько там ещё,
Но мне не нравились на ней чужие руки.
Я не любил её, но помнил всё о ней:
Любимые цветы и тон помады,
Всех тараканов в голове и всех друзей.
Зачем-то мне всё это было надо.
Я не любил её и никогда не врал,
Я тормозил её — малыш, всё несерьёзно.
Рассказывал, когда и с кем я спал,
Но сам боялся на щеках увидеть слёзы.
Я не любил её, меня манила страсть,
Когда шептала: «Хочешь, рядом буду?»
Да, я боялся сдаться и пропасть,
Когда скользили ниже её губы.
Я не любил её, но слушал её пульс,
Пытался отогреть её ладони.
Когда она теряла верный курс,
Я возвращал её настойчивым: «Родная…»
Я не любил её, мне нравился в ней шарм,
Улыбка и тату на пояснице.
В попытках отыскать, где мой журавль,
Я называл её «моя синица».
Я не любил её, но позволял не всё,
Душе израненной моей была приютом…
Во сне шептал так часто имя не её…
Но все же шел порой одним маршрутом,
Я не любил её, но помнил наизусть
Все цифры номера и те шальные строчки,
Что посвящала, чтобы спрятать грусть,
Чтоб мы чуть дольше подбирались к «точке».
Я не любил её, но не давал уйти…
Нет, не держал, а приглашал остаться,
Я делал больно, но твердил «прости»,
Так, сотни раз заставив сомневаться…
Я не любил её, но закрывал глаза,
Когда губами вновь касалась кожи…
И в том момент, когда текла слеза…
Не мог похожей скрыть в ладонях дрожи,
Я не любил её, но возвращался сам
И снова пристально следил за взглядом,
Не верил призрачным её мечтам…
Но забывал все прошлое с нею рядом…
Я не любил её, но как-то раз признал,
Что в этом мире не найду похожей…
Что лишь по запаху парфюма вспоминал,
Что ей не быть в судьбе моей «прохожей»
Я был всех ближе… крепче обнимал…
Но никогда ей не устраивал «допроса»,
Я так настойчиво и нежно целовал…
«Я не любил её», а дальше знак вопроса.
Я не любил её, но улыбался ей.
Смеялся от души когда она шутила.
Я шептал ей :»Просто мне поверь.»
«Я доверяю»,- она мне говорила
Я не любил ее, она меня любила..
Приходила, раздевалась, отдавалась.
И долго мне о чем-то говорила.
Одевалась, уходила. Снова возвращалась
Я не любил её, она казалась странной.
Как-то наигранно, а может быть смеясь
Она была не той, хотя желанной…
Вставала с постели, мило улыбаясь.
Я не любил её, хотя уже не важно.
Она пришла, я, может быть и ждал
Я вел себя с ней как-то эпатажно,
Она вся была чиста как идеал.
Я не любил её, но подолгу ее ждал,
И даже никогда не видел ее слез.
Не Знаю почему, но её я ревновал.
У нас с ней всё было не всерьез
Я не любил её и ей не увлекался,
И не любить ее я толком не умел..
Не Знаю почему, может боялся,
А может быть я просто не хотел..
Я не любил ее, она меня любила.
Она словно надо мною издевалась,
Как будто на столе что-то забыла…
Так же легко все время возвращалась,
Я не любил её, когда она пришла.
Я и не понял, что тогда случилось —
Однажды утром она взяла и вдруг ушла,
Так же внезапно, как и появилась.
Не успел донести невесту до кровати как
— Очнулась? Вот и ладненько, — глухо произнес один. — Как-то неинтересно с бревном развлекаться.
Оля была ошеломлена, не понимала, что происходит, кто эти люди. Крупная дрожь сотрясала ее тело. Руки, связанные уже скотчем, болели. Она языком толкала тряпку, но не могла от нее избавиться. Глаза наполнились слезами. Они потекли к вискам, девушка сразу захлюпала носом, и дышать стало еще труднее.
— Начинай. Вдруг кто увидит, — произнес глухой голос.
Неизвестный с синими глазами деловито положил руки на колени девушки. Поняв, что он хочет сделать, Оля замычала, замотала головой, задергала ногами и руками, стараясь попасть по обидчику. Происходящее походило на кошмар. Насильник, пыхтя, преодолевая сопротивление, раздвинул девушке бедра, но Оля снова сжала ноги.
— Держи сучку! Какого хрена стоишь?
Тяжелое мужское тело навалилось ей на грудь, придавило к земле. Оля боролась изо всех сил, но задыхалась, поэтому была слабой. Она чувствовала, как второй рвет колготки, срывает с нее трусики. И вдруг он остановился, замер, прислушиваясь к лесным звукам. Оля задержала дыхание: небольшая пауза всколыхнула в душе надежду, что насильник одумается.
Но зря. Что-то твердое стало вонзаться ей в плоть. Оля дергалась, но насильник не отступал. Он резко схватил ее за бедра и прижал их к животу. Сложенная практически пополам, Оля не могла даже пошевелиться. В такой позе он наконец проник внутрь, и дикая боль пронзила ее тело. Оля изогнулась в немом крике, но жесткие ладони крепко сжимали ее ноги.
Сколько продолжалась эта пытка, Оля не знала. Ей казалось, что в нее вбивают бревно, с каждым ударом все глубже и яростнее. Иногда инструмент насильника выскакивал наружу, Оля с всхлипом вздыхала, а потом он снова вонзался с удвоенной силой. Тело вздрагивало от каждого толчка, вибрировало и тряслось. Насильник над девушкой сопел, обливался потом, полукружиями расплывавшимся по маске. Сильный запах горячего мужского тела, смешанный со знакомым парфюмом, бил в нос, и инстинкт самосохранения заставлял Олю отворачиваться, часто дышать, чтобы избежать приступа рвоты, от которого она могла захлебнуться.
Напавший с каким-то злобным наслаждением выполнил свою работу и наконец затрясся, застонал. Оля почувствовала, что давление внутри живота исчезло вместе с остатками острой боли. Мужчина еще секунду полежал, тяжело дыша и приходя в себя, потом откатился на бок и встал. Оля со стоном опустила затекшие ноги, надеясь, что экзекуция закончилась, а она осталась жива. Она оперлась на локти и стала отползать в сторону.
Но опять ошиблась. Насильник схватил ее за ногу и притянул к себе, расцарапав нежную кожу о еловые иголки, ковром устилавшие землю.
— Теперь ты, — приказал он напарнику, застегивая джинсы. Тот нерешительно засопел и сделал шаг в сторону. Тогда первый толкнул его к девушке.
— Не могу, — сдавленно произнес второй и подался назад. — Страшно.
— А на кулак нарваться не боишься? Давай!
— У меня и желания нет, — отказывался второй.
Оля слушала их перепалку с ужасом и молила Бога, чтобы кто-нибудь догадался, где она, и пошел ее искать.
— А так будет? — одним рывком насильник перевернул девушку на живот, поставил ее на колени. Он с силой провел по внутренней стороне ее бедер ладонями, потер пальцами больное место — Оля снова затряслась от ужаса и страха, потом похлопал по обнаженным ягодицам.
— Давай! По-собачьи. Можешь и вторую дырку расковырять. Разрешаю. Не бойся. Так она в глаза смотреть не будет.
Оля задергалась, замычала, но сильные руки прижали ее к земле, чуть не придушив от усердия. В полуобморочном состоянии она почувствовала, как что-то вяло прикасается к коже ее бедер, потом наливается и поднимается выше. Второй насильник скользнул в разорванную плоть легко, почти не причинив боли, но Оле уже было все равно: она потеряла сознание от недостатка воздуха.
Второй раз она очнулась от неприятного ощущения: ей казалось, будто сотни маленьких существ бегают по телу, оставляя жгучую боль. Она открыла глаза: летнее солнце уже поднялось над горизонтом и мгновенно ослепило. Дышать стало легче. Оля подняла по-прежнему связанные руки — кляп исчез.
Право первой ночи: Была ли такая традиция и почему всех все устраивало
Многие традиции, оставшиеся в прошлом, современникам кажутся, мягко говоря, дикими. Особенно преуспело в этом отношении средневековье. Однако, несмотря на дикие нравы тех времен, любая традиция и обычай появлялись не просто так, должны были быть объяснения, почему люди стали делать так, а не иначе. И даже традиция предоставлять право первой ночи феодалу, помещику, шаману или кому-то еще, тоже должна иметь логические обоснования. Ведь для чего-то новобрачные это терпели, причем на протяжении длительного времени. А судя по степени распространения обычая, еще и повсеместно.
Средневековое право лишить невесту невинности имел феодал или землевладелец, на чьих территориях и создавалась новая семья. Эта традиция относилась лишь к крестьянскому сословию и касалась только тех, кто собирается впервые вступать в брак. Согласно обычаю, первая брачная ночь проходила не между невестой и женихом, а между невестой и феодалом.
Именно такая точка зрения распространена в мировом сообществе относительно средневековых обычаев и традиций. Впрочем, утверждать с полной достоверностью, что это было или не было - невозможно. К тому же, тот факт, что кто-то из помещиков, пользуясь своим положением, позволял себе гораздо больше позволенного, вовсе не означает, что так делали все. Так где заканчивались права герцогов и господ, в постели молодых или все же не доходя до нее? И были ли отличия в столь щепетильном ритуале на Руси и в Европе?
Почему было введено право первой ночи
Феодалы, помещики и прочая знать на своих землях имели право вводить какие угодно традиции и требовать их повсеместного исполнения. А право первой ночи, традиция уж если для кого-то выгодная и приятная, то исключительно для того, кому это самое право первой ночи и предоставляется. Потому с этой стороны вопросов лишних не возникает – захотел феодал всех девок на своих землях перепортить и придумал столь приятный обряд, а там и не заметили, как начинание переняли соседи и все те, кто мог себе такое позволить.
Впрочем, существовала практика откупа от такого права, то есть если жених желал бы сам получить право первой ночи, то он должен был заплатить отступные – специальный налог, придуманный для этого. Размер, форма этого налога были различным и единственным мерилом здесь выступала прихоть феодала. Финансовую выгоду с этого пытались извлечь и по-другому, например, во Франции аристократия даже продавала это право на первую ночь. В случае, если главный господин занемог, состарился или ему уже просто опостылели девки, то он мог передать это право сыну, племяннику или любому другому родственнику. Сначала одному, потом другому.
Несмотря на возможность откупиться, все же огромное количество невест становилось жертвами этого обряда, потому что лишних денег у крестьян не было, да и вообще, дело то житейское. К тому же, пропасть между сословиями была столь огромна, что многие женихи даже вообразить себе не могли, что может быть иначе и что воле господина можно перечить.
Однако этому было и весьма прагматичное объяснение. В пуританской Европе многие юноши вступали в брак такими же неопытными как и их невесты, впрочем, откуда было взяться этому самому опыту, если делалось все, для того чтобы оградить молодежь от его получения? В таком контексте роль феодала в этой ситуации является скорее помощью, эдакий профессиональный дефлоратор, который возьмет на себя не самую приятную и простую задачу новоиспеченного супруга. К тому же, у многих народностей было особенно трепетное отношение к крови и любой контакт с ней считался опасным и вредным.
В ту пору многими, даже образованными людьми, процесс дефлорации воспринимался не как правом, а скорее как обязанностью господина. И за это полагалось быть благодарным. Мол, человек сделал для тебя сложную работу, предоставив готовую к семейной жизни женщину – бери, пользуйся. В некоторых селениях было даже принято благодарить господина за такую услугу. Получается – не хочешь плати, а согласился – тоже плати.
Был и еще один момент, если в новой семье рождался ребенок, спустя ровно 9 месяцев, то многие герцоги и графы считали его своим бастардом, а значит и оказывали помощь семье, благодаря которой крестьяне могли воспитывать остальных детей. Более того, бастард мог рассчитывать на получение достойного образования и иную жизнь. Поэтому удачно подложив невесту под графа можно было потом жить довольно безбедно. Неплохое подспорье для начинающей семьи.
Именно аристократ и государь мог зафиксировать факт невинности девушки, лично в этом убедившись. С другой стороны, для многих девушек это было способом спасти свою честь, если они не сохранили невинность до замужества. Все «стрелки» переводились на господина. И вопрос становился закрытым сам собой. К тому же с феодалом можно было договориться куда проще, чем с супругом, ведь первый был лицом не заинтересованным, а посторонним.
Да и сами девушки не всегда воспринимали этот обычай с ужасом, ведь зачастую это был шанс прикоснуться к чему-то великому (а именно так воспринимались аристократы крестьянами), к тому же телегония или миф о том, что женское тело сохраняет энергетический код первого мужчины, воспринимался как способ облагородить свою кровь. В это верили и сами феодалы, воспринимая всех, кто живет на его землях в качестве своих потомков.
Право первой ночи в славянской культуре
Несмотря на то, что традиционно принято считать, что эта традиция более распространена в странах Европы, некоторые этнографы сходятся во мнении о том, что он был распространен и в языческой славянской культуре. В данном случае он преподносился под соусом «избавить от травмирующего опыта невесту». Поэтому в качестве дефлоратора мог выступить не только феодал, но и свекор. Как тут не вспомнить про распространенное в некоторых районах Руси «снохачество» - интимные отношения с женой сына, который женился по малолетству. Подобная подмога для сына могла оказываться начиная с первой брачной ночи.
Друзья жениха могли тоже украсть невесту, для понятных целей, подобные формы развлечений на свадьбах запретила княгиня Ольга, но ввела выкуп. Даже в христианской Руси сохранялись пережитки этой традиции, на деревенских свадьбах часто присутствовал специально приглашенный мужчина, который должен был прижиматься к невесте, имитируя половой акт. Якобы, это должно было настроить ее к первой брачной ночи. Впрочем, современные традиции с похищением невесты и ее последующим выкупом тоже весьма схожи с этими веяниями.
Так или иначе, жениха всегда готовы были поддержать, причем не только морально, в столь щекотливом, но сложном деле. Так, в некоторых селах жених, после первой брачной ночи, которая зачастую проходила прямо во время свадьбы, должен был показать простыню с каплями крови в качестве доказательства. Если же у него не получалось, то ему давалось еще несколько попыток, а в случае неудачи его место занимал старший и более опытный родственник.
Однако в 18 веке начался новый виток в отношениях барин-крепостной. Право первой ночи было лишь частью аморального поведения некоторых феодалов, которые на своих землях творили, что хотели. Известно много фактов, когда помещики, ради удовлетворения своих прихотей, годами растлевали крестьянок. Отказывать барину в чем-либо, не было принято, да и просто опасно для жизни, причем всех членов семьи.
Есть исторические данные о том, что некоторые помещики, которую большую часть времени проводили заграницей, в Россию приезжали едва ли не для удовлетворения своих грязных замыслов, требуя, чтобы к их приезду был готов список подросших дев. Все они должны были «отслужить» несколько ночей у барина. Публицист Александр Кошелев описывал случай, причиной которого стал его молодой сосед-помещик. Ему приглянулась девушка-крестьянка, но ее родители не согласились отдать дочь ему на забаву. Тогда помещик приказал доставить всех к себе в дом, связать отца и мать и глумился над их дочерью у них на глазах.
Последний случай наложения штрафа за практику права первой ночи был выписан помещику в 1855 году, однако полностью факты растления крестьянок стали исчезать только после отмены крепостного права.
Однако насколько сегодня можно с полной достоверностью утверждать о том, что подобное происходило на Руси, и вообще, любой исторический факт, который происходил более трех веков тому назад можно успешно оспорить или же наоборот, выдумать его. К тому же, существование такого обычая в патриархальном и пуританском обществе вызывает массу сомнений.
Есть мнение, что главная проблема в трактовке закона, а не в самом законе, впрочем, как и всегда. Нередко встречается словосочетание «право господина», которое и понимается как право первой ночи. О каком же праве феодала в контексте чужой свадьбы и невесты идет речь? Современные историки полагают, что речь идет о праве на выкуп, а не о первой брачной ночи. Особенно если крестьянку забирают в другой населенный пункт, то есть фактически лишают его одной души. В таком случае полагались отступные.
Благодаря тому, что большевики тщательно переписали всю историю царской России и всячески культивировали мнение о том, что крепостные крестьяне были бесправными, необразованными и подверженными различного рода гонениям, узнать достоверно была ли подобная практика на Руси практически невозможно. Вполне вероятно, что она существовала в качестве исключений и по прихотям отдельно взятого феодала, но никак не повсеместно, равно как и то же самое снохачество. Потому попытки распространить опыт одних распущенных представителей на всю территорию страны не должны быть успешными.
Европейские традиции, относительно права первой ночи
Столь неприглядную традицию вытащили на «белый свет» в эпоху просвещения, тогда было популярным изучать «темные времена» - так называли средневековье. Право первой ночи было растиражировано потомками в качестве доказательства моральной никчемности, темноты живущих в 18 веке, для обесценивания всего, что было сделано ими для роста и развития всей мировой культуры.
В эпоху просвещения и стало модным считать, что право первой ночи всегда было актом насилия над юной девой, тяжело травмировало жениха, чью любимую вели в постель феодала как на заклание. К тому же, факт выкупа, а значит и возможности откупиться, подчеркивало, что положение крестьянства было близко к краху, что продавали даже собственных женщин.
Слова философа и гуманиста Вольтера вошли в историю как описание той эпохи, дескать, один человек мог распоряжаться другим как животным, имел власть над его жизнью, над его имуществом, над его женой. Однако Европа вовсе не стремилась признавать себя темной и аморальной, даже если это было сотню лет назад. Потому на рубеже 19 и 20 веков после десятков исторических исследований и выводов историков, было вынесено заключение. В 1911 году была издана «Британская энциклопедия», согласно которой нет доказательств того, что такой обычай существовал. Вероятнее всего, это миф, созданный в 16-17 веках.
Более поздние исторические издания вторят этому, мол, закон, дающий право первой ночи никогда не существовал, а эта легенда возникла в ходе дискуссий, причем исторического характера. Говоря проще, в период эпохи возрождения такое придумали намеренно, для того чтобы очернить средневековье. Современники же могут себе позволить очернять и тех, и других, впрочем, они не меньше заинтересованы и в высоком моральном облике своих предшественников и сохранения «облика морале».
Однако нашлись и те, для кого историческая достоверность была делом чести, исследования в этой области продолжились. Имеются данные, судя по которым право первой ночи не просто существовало, но и практиковалось гораздо в ранние периоды. Свидетельства об этом можно найти в древней литературе. Большинство историков сходятся во мнении о том, что такая практика применялась лишь в определенных регионах, что лишь подтверждает тот факт, что феодалы на своих землях могли чинить беспредел и это никого не волновало. Но и то, чаще это было желанием ввести новый налог – разрешение на вступление в брак.
Практически во всех странах Западной Европы существовал этот обычай, причем в принудительной форме. Однако практически все источники, в которых есть упоминание об этом, это право рассматривается как традиция и дань обычаям, а не повод безнаказанно насиловать женщин. Причем, существовать он мог номинально, для подтверждения власти господина и его привилегированного положения.
Сохранились документы, подтверждающие, что в 15 веке, в Каталонии было устроено народное восстание, причиной которого стало неподобающее поведение феодалов. Крестьяне неоднократно жаловались на то, что государи злоупотребляют властью, позволяя себе вступать в интимные отношения с девушками, принуждая их и всячески унижая. Тогда король Испании положил конец подобным практикам, запретив своим феодалам чинить беспредел по отношению к своим вассалам.
Сохранился королевский указ, в котором сказано, что господа, когда крестьянин женится, не могут спать с его женой, даже желая подчеркнуть свое господствующее положение, не могут использовать дочерей или сыновей крестьянина против его воли за плату или без платы. Законы, запрещающие право первой ночи вводились на территории Европы один за другим, рост авторитета церкви также приводил к тому, что церковный брак считался священным и вмешательство в него со стороны, даже господину, было недопустимым.
Сказать однозначно была ли такая практика или нет, на сегодняшний день сложно, однако с большей долей достоверности можно утверждать, что такой обычай не был распространен повсеместно. Потому и воспринимать его стоит скорее как исключение из правил.
Читайте также: